— В каком-то смысле да…

— Допустим, я звоню вам среди ночи и говорю: «Месье Горон, судебный следователь сказал мне, что вы немецкий шпион и вас должны расстрелять». Вы немедленно выйдете из дому и убьете следователя, дабы предотвратить утечку тайны, уже известной мне? То-то и оно! Если бы речь шла о какой-то информации, компрометирующей миссис Нил, стала бы она красться через улицу и убивать отца своего жениха, даже не потребовав объяснений?

— Женщины непредсказуемы, — заявил месье Горон.

— Но не до такой же степени?

На сей раз месье Горон прошелся по холлу более медленным шагом и опустив голову. Несколько раз он начинал говорить, но тут же умолкал. Наконец он в отчаянии развел руками.

— Друг мой, вы пытаетесь убедить меня против очевидности!

— Все же у вас есть сомнения?

— Сомнения иногда возникают у каждого.

— Тем не менее вы все еще намерены арестовать ее?

— Естественно! — с удивлением воскликнул префект. — Судебный следователь, безусловно, отдаст приказ об аресте. Если, конечно… — его глаза хитро блеснули, — мой добрый друг доктор не сможет доказать ее невиновность в течение нескольких часов. Скажите, у вас имеется какая-нибудь теория?

— В каком-то смысле да.

— Какая же?

Дермот снова посмотрел ему прямо в глаза.

— Я почти уверен, — ответил он, — что убийство совершил один из членов в высшей степени приятного семейства Лоз.

Глава 11

Чтобы удивить префекта полиции Ла-Банделетт, требовалось немало, но сообщения Дермота оказалось достаточно. Месье Горон, выпучив глаза, уставился на собеседника. После паузы он неуверенно указал пальцем на закрытую дверь гостиной, как будто жеста было достаточно для подтверждения столь невероятного предположения.

— Да, — кивнул Дермот. — Именно это я имею в виду.

Месье Горон прочистил горло.

— Кажется, вы хотели взглянуть на комнату, где произошло преступление. Идемте со мной, и вы увидите ее. А до тех пор… — и он прибег к яростной пантомиме, призывая к молчанию, — ни слова.

Повернувшись, префект начал подниматься по лестнице. Дермот слышал, как он кряхтит.

Холл второго этажа также был темным, пока месье Горон не включил свет, указав на дверь кабинета впереди. За высокой белой дверью таились загадки, но она могла стать дверью в комнату ужасов. Собравшись с духом, Дермот взялся за металлическую ручку и открыл дверь.

Внутри царил полумрак. Ковер, устилающий весь пол, — редкость во французских домах. Ковер в кабинете был таким толстым, что при повороте двери ее нижний край царапал ворс, Дермот мысленно отметил этот факт, шаря слева в поисках выключателя.

Их оказалось два-один над другим. Первый зажег лампу под зеленым стеклянным колпаком на письменном столе, а второй — люстру на потолке, похожую на замок из стеклянных призм.

Дермот видел перед собой квадратную комнату, чьи обшитые деревянными панелями стены сверкали белизной. Напротив него были два высоких окна с закрытыми стальными ставнями. В стене слева находился белый мраморный камин. У правой стены стояли письменный стол и слегка отодвинутый от него вращающийся стул. Обитые парчой кресла и круглый столик, украшенный позолотой, контрастировали с серым ковром. Все стены были уставлены застекленными шкафчиками с экземплярами коллекции, отражающими свет люстры. Лишь в двух местах их ряд прерывался книжными шкафами. Содержащиеся в застекленных шкафчиках редкости в другое время, несомненно, заинтересовали бы Дермота.

В комнате было душно и пахло какой-то дезинфицирующей жидкостью. Казалось, это запах самой смерти.

Дермот направился к письменному столу.

Да, здесь многое успели привести в порядок. Ржавые пятна засохшей крови оставались только на промокательной бумаге и большом блокноте, где сэр Морис Лоз делал записи перед смертью.

Нигде не было видно никаких следов разбитой табакерки. При свете настольной лампы отлично можно было рассмотреть лупу, ювелирные линзы, ручки, чернильницу и другие письменные принадлежности, разбросанные по промокательной бумаге. Дермот бросил взгляд на блокнот, рядом с которым лежала авторучка с золотым пером, выпавшая из руки ее владельца. Запись в блокноте была озаглавлена крупным аккуратным почерком с завитушками: «Табакерка в форме часов, некогда принадлежавшая императору Наполеону I». Далее следовал текст более мелким, но таким же аккуратным каллиграфическим почерком: «Эта табакерка была подарена Бонапарту его тестем, императором Австрии, по случаю рождения сына Наполеона, короля Римского,[8]20 марта 1811 года. Размер корпуса — два с четвертью дюйма в диаметре. Корпус отделан золотом; фальшивая часовая головка также золотая; цифры и стрелки сделаны из мелких бриллиантов, с эмблемой Бонапарта — буквой „Н“ — в центре…»

Здесь запись обрывалась; место букв на чистом листе заняли брызги крови.

Дермот присвистнул.

— Должно быть, вещица была очень ценной, — заметил он.

— Ценной? — почти взвизгнул префект. — Разве я вам не говорил?

— Тем не менее ее разбили.

— Я также говорил вам о ее причудливой форме, — напомнил месье Горон. — Как вы можете видеть по записи, табакерка имела форму часов.

— Каких именно?

— Самых обыкновенных. — Месье Горон достал собственные часы. — Члены семьи говорили мне, что, когда сэр Морис впервые показал им табакерку, они подумали, что это часы. Она открывалась… вот так. Обратите внимание на вмятины в деревянной крышке стола в тех местах, куда попали удары убийцы.

Дермот вынул записную книжку.

Покуда префект наблюдал за ним, терзаясь сомнениями, он повернулся и посмотрел на подставку с инструментами возле мраморного камина, над которым висел бронзовый медальон с профилем императора Наполеона. Кочерги, послужившей орудием преступления, на подставке не было. Дермот на глаз измерял расстояния. В голове у него теснились идеи, из которых следовало минимум одно несоответствие в фактах, сообщенных месье Гороном.

— Скажите, — заговорил Дермот, — кто-нибудь в семье Лоз страдает плохим зрением?

— О боже! — Месье Горон всплеснул руками. — Снова семья Лоз! Слушайте! — Он понизил голос. — Сейчас мы одни, и никто не может нас услышать. Объясните, почему вы так уверены, что один из них убил старика?

— Повторяю свой вопрос. Кто-нибудь в семье страдает плохим зрением?

— Этого я не знаю, дорогой доктор.

— Но узнать не составило бы труда?

— Разумеется! — Месье Горон прищурился. — Вы думаете, — предположил он, жестом изобразив удар кочергой, — что у убийцы было слабое зрение, так как несколько ударов пришлись мимо головы жертвы?

— Возможно.

Дермот медленно двинулся по комнате, заглядывая в застекленные шкафчики. Некоторые экспонаты пребывали в гордом одиночестве; другие были снабжены этикетками, исписанными тем же мелким каллиграфическим почерком. Хотя Дермот не разбирался в коллекционировании, если не считать поверхностного знакомства с драгоценными камнями, было очевидно, что собрание содержит множество любопытного хлама вперемешку с несколькими действительно превосходными вещами.

Здесь были изделия из фарфора, веера, ковчежцы, пара причудливо сделанных часов, подставка с толедскими рапирами, а один шкаф, темный и мрачный, содержал реликвии, приобретенные при сносе старой Ньюгейтской тюрьмы. Дермот ответил, что значительная часть книг представляла собой научные труды, посвященные идентификации драгоценностей.

— Продолжайте, — настаивал месье Горон.

— Вы упомянули еще один факт, — сказал Дермот. — Хотя ничего не было украдено, из одного шкафчика взяли ожерелье из бриллиантов и бирюзы. Вы нашли его, слегка испачканным кровью, на полу под шкафчиком.

Месье Горон кивнул и постучал по выпуклому стеклу шкафчика слева от двери. Как и другие, он не был заперт. Дверца бесшумно открылась при одном прикосновении месье Горона. Полки внутри также были стеклянными. Почетное место в центре занимало ожерелье, сверкающее при свете люстры на фоне синего бархата подставки, установленной под острым углом, дабы ожерелье было лучше видно.

— Его почистили и положили на место, — сказал месье Горон. — Согласно преданию, ожерелье носила мадам де Ламбаль, фаворитка королевы Марии-Антуанетты, когда ее изрубила толпа возле тюрьмы Ла-Форс. Вам не кажется, что сэр Морис Лоз обладал странным пристрастием к ужасному?

— Не он один.

Месье Горон усмехнулся:

— Вы заметили, что стоит рядом с ним?

Дермот посмотрел налево от ожерелья:

— Что-то вроде музыкальной шкатулки на колесиках.

— Это она и есть. Конечно, ее не следовало ставить на стеклянную полку. Помню, на следующий день после преступления, когда мы обследовали комнату, где мертвец все еще сидел у стола, комиссар полиции открыл этот шкафчик, задел шкатулку, и она упала на пол…

Месье Горон указал на тяжелую деревянную шкатулку, на оловянных вставках по бокам которой были изображены изрядно полинявшие сцены Гражданской войны в Соединенных Штатах.

— Шкатулка упала на бок и заиграла «Тело Джона Брауна».[9] Слышали эту мелодию? — Префект просвистел несколько тактов. — Эффект был что надо. Прибежал месье Хорейшо Лоз и сердито велел нам не трогать отцовскую коллекцию. Месье Бенджамин сказал, что кто-то, по-видимому, недавно проигрывал мелодию, так как он, будучи талантливым механиком, починил и завел ее несколько дней назад, а теперь она умолкла, сыграв пару строф. Можете вообразить суету из-за такой мелочи?

— Думаю, что могу. Как я уже говорил вам, это характерное преступление.

— Я помню, — кивнул месье Горон. — Мне было бы очень интересно услышать, почему вы так говорили.

— Потому что это домашнее преступление, — ответил Дермот. — Уютное убийство из тех, которые почти всегда происходят в семейном кругу.