Эдгар Уоллес - «Сыны Рагузы»

— Бедняга! — сочувственно произнес Билл. — А хотите, я дам вам интересное дело?

— Хочу ли я? Разумеется! Иначе я никогда не получу повышения. Когда я прошу, чтобы меня опять перевели на наружную службу, начальство только улыбается.

Билл глубоко задумался, а потом спросил:

— Можете ли вы самостоятельно взяться за дело, прежде чем оно попадет к какому-нибудь участковому инспектору? Ведь если вы уцепитесь за дело, то вас будет уже довольно трудно отстранить: как-никак, вы человек из Скотленд-Ярда.

— Полагаю, что они не смогут этого сделать, — задумчиво ответил Баллот, набивая трубку.

— А теперь скажите, — продолжал Билл, — знаете ли вы человека, которого зовут Тоби Марш?

— Взломщик, — быстро ответил полицейский. — Был предан суду дважды, но осужден только один раз. Рост шестьдесят пять дюймов, большие голубые глаза. Словоохотлив и любит вмешиваться в чужие дела. Почему, однако, вы о нем спросили?

— Я не могу пока сказать вам ничего, кроме того что он упомянул имя одной девушки, которую я знаю, и сказал, что она — «Золотой Голос Абсолютного».

— «Золотой Голос Абсолютного»? — задумчиво повторил инспектор. — В связи с чем он это сказал?

— Он говорил о «Сынах Рагузы».

Билл подробно описал процессию «Сынов Рагузы» и передал свой разговор со взломщиком.

— Бетти Карен! Это актриса, не так ли? Но что у нее общего с «Сынами Рагузы»?

— Клянусь, она никогда раньше даже не слыхала о них! — уверенно заявил Билл.

— Двадцать третья степень! Что за чертовщина! Я произведу расследование. Удивительный человек этот Марш. Он гораздо лучше осведомлен, чем полиция! Откуда он добывает сведения — не знаю. Вероятно в одной из адвокатских контор. Он однажды нашел такие материалы, что мог бы всю жизнь заниматься шантажом… Загадочный человек!..

В Лондоне доктор Лэффин жил в большом и грязном доме на Кемденской улице. Здесь Бетти провела вторую половину своего детства. Этот дом оставил в ней самые тяжелые воспоминания. Она помнила бронзовых Будд, глядевших изо всех углов, ужасные африканские маски, развешанные по стенам, отвратительные деревянные фигуры в столовой…

…В назначенный день Бетти явилась в этот дом. Лэффин просматривал какие-то бумаги. Закончив их чтение, он резко спросил:

— Готовы ли вы?

Затем, без дальнейших разговоров, он надел шляпу и вывел Бетти на улицу.

Склад конторок нового образца был, по-видимому, недавно отремонтирован, и в нем сильно пахло краской. Передняя комната, за исключением небольшого пространства возле окна, обставленного очень тщательно, была пуста.

При складе имелась и другая, меньшая комната. В нее-то и ввел доктор Лэффин девушку.

Открыв дверь, Бетти с изумлением заметила, что комната обставлена как уборная в театре и снабжена зеркалами. На спинке кресла висело прелестное темно-зеленое платье.

— Но я не могу надеть его! — воскликнула девушка. — Это вечернее платье!

— На столике вы найдете нитку жемчуга, — не обращая внимания на ее возглас, сказал Лэффин. — Будьте осторожны: они настоящие. Должен дать вам еще одно указание. На конторке у окна вы найдете небольшую вазу с красной розой. В вазе никогда не должно быть более одной розы, и она должна всегда стоять на конторке. Вы поняли?

Вопрос о розе не интересовал Бетти, и она продолжала твердить:

— Но я не могу надеть этого платья, я решительно отказываюсь!

— Хорошо! Вы получите другое, — резко ответил доктор.

Он схватил платье, гневно швырнул его в сторону и собирался уже выйти из комнаты, когда девушка неожиданно загородила ему дорогу.

— Я хочу все-таки знать, что это значит, — сказала она. — Почему вы так настаиваете на моем участии в этом странном деле?

— В это дело вложено целое состояние, — ответил Лэффин. — Мне кажется, я уже говорил вам об этом. Дальнейших объяснений не будет… Это — мое дело.

— Во всяком случае деньги-то не ваши, — спокойно сказала девушка. — Вы всегда без денег. У вас полно неоплаченных векселей. Об этом мне говорил один судебный чиновник…

— Вы знаете слишком много, дорогая моя, — сказал он и вышел, сунув руки в карманы.

И вот начались ее мучения… Ей дали конторские книги, бумагу, перья, и она начала писать бесцельные, никому не адресованные письма, делая все возможное, чтобы забыть о существовании толпы за окном, которую время от времени разгоняли хмурые полицейские.

Она стремилась на чем-нибудь сосредоточиться: то рассказывала сама себе веселые и печальные истории, то думала о краже в доме доктора Лэффина и о том, кто бы мог это сделать…

Однако все было бесполезно. Она не могла забыть об унижении, которому подвергалась. В довершение всего на улице показался мистер Хольбрук.

Он уже несколько минут стоял в толпе и смотрел на окно.

Не нужно было быть очень проницательным человеком, чтобы понять, что девушка переживает чрезвычайно неприятные минуты: краска ее щек и нервозность каждого движения говорили об этом достаточно красноречиво.

— Мисс Карен!

Бетти оглянулась. Дверь в заднюю комнату была открыта настежь, и в ней виднелось все то же ненавистное лицо Билла Хольбрука. Это зрелище окончательно вывело девушку из себя.

— Спуститесь на минутку, — попросил он. — Мне нужно с вами поговорить.

— Прошу вас выйти вон! — голос Бетти дрожал от гнева. — Как смеете вы еще издеваться надо мной, поставленной по вашей же милости в это унизительное положение?

Билл посмотрел на нее с изумлением.

— Вы с ума сошли! Я-то здесь при чем? Давайте поговорим…

Хольбрук был так настойчив, что Бетти покорно вышла к нему в заднюю комнату.

— Откуда вы взяли, что это моя идея?

— Так сказал доктор Лэффин.

— Доктор Лэффин — гнусный лгун! — спокойно заявил Билл. — С нами он договорился только о том, чтобы мы дали объявление в газеты, да и то текст его он сам написал.

— Что за объявление? — с тревогой спросила девушка. — Неужели обо мне?

Билл вынул из кармана пачку конвертов и открыл один из них.

— Ваше имя не упоминается, — сказал он. — Слушайте:

«Рыжеволосая девушка.

На Дьюк-стрит прохожих ожидает необычное зрелище. Окно одного из складов обставлено как кабинет, за столом которого сидит на редкость красивая девушка с медно-красными волосами. На столе стоит зеленая ваза с одной красной розой. Все это производит поразительное впечатление».

— Какова цель этого объявления — не могу понять. О конторке даже не упоминается. Я думаю, что доктор… — тут Билл вдруг умолк и хлопнул себя по лбу.

— Неужели это попадет в печать? — спросила девушка, понимая, что такое объявление будет способствовать увеличению толпы.

— Да, — ответил Билл. — Однако я ухожу… Здравствуйте, доктор!

В комнату вошел Лэффин. Лицо его было искажено от гнева.

— Почему вы не на своем месте? — спросил он Бетти.

— Потому, что я просил мисс Карен спуститься ко мне… — ответил за девушку Билл. — Послушайте, доктор, скажите откровенно: что у вас на уме?..

Тут он ухватил своими, как всегда, запачканными чернилами пальцами жилетную пуговицу старика.

— Если бы я работал не в рекламной конторе, а был репортером, то я немедленно пошел бы в уголовную полицию и сказал: «Господин комиссар, пошлите инспектора допросить некоего старика Лэффина, и этот инспектор, возможно, вернется не один».

Со щек Лэффина мгновенно сошла вся краска, однако он сдержался и ничего не ответил.

Час спустя Билл Хольбрук бурей ворвался в кабинет мистера Паутера.

— Ваше желание исполнилось! — крикнул он.

— Вы покидаете меня? — спросил Паутер с надеждой в голосе.

Билл кивнул.

— Я только что подписал договор с «Лондонским Герольдом». Я становлюсь уголовным репортером и объявляю, что вы теперь в моей власти, ибо вы совершили преступление, выбросив на рынок вашу гнусную мазь для волос!

Мистер Паутер широко открыл глаза:

— Неужели это серьезно? Я имею в виду не ваши глупости о нашей чудесной мази, а перемену вашей карьеры. Почему? Вы получали недурное жалованье…

— Дело не в жалованьи, мистер Паутер. Я пронюхал большое дело, и мне нужно во что бы то ни стало помочь одному почтенному полицейскому инспектору произвести арест, поскольку до сих пор он ни разу в жизни не испытал этого удовольствия!

Паутер посмотрел на часы.

— Бары еще закрыты, — едко сказал он, — а вы уже напились…

— Нет, я не пьян, — спокойно ответил Билл, — и говорю чистейшую правду. Я только что видел Лоутера из «Лондонского Герольда», и он выразил желание взять меня в газету.

— Но есть такие вещи, как договоры, — мягко заметил мистер Паутер. — Такие вещи, как моральные обязательства. Впрочем, они, по-видимому, отсутствуют в вашем лексиконе. Неужели все это серьезно?

Билл кивнул.

— Тогда не о чем говорить. Вы бессовестный человек, и все-таки я буду жалеть, что вы уходите.

— Все это хорошо! — сказал Билл. — Но мне нужно еще получить с вас за месяц службы…

Мистер Паутер вздохнул, вынул из ящика чековую книжку и заполнил чек.

— Ваше место всегда останется за вами. А на прощанье расскажите мне, в чем дело?

— Хорошо! — ответил Билл.

В течение четверти часа мистер Паутер слушал рассказ своего служащего и, когда тот умолк, заметил:

— Прямо сенсация! Поразительно, как остро вы начинаете мыслить, когда речь идет о преступлениях… Кстати, видели ли вы мистера Стоуна?

— Да, у меня было с ним сегодня свидание. Это очень почтенный и умный человек. Я нашел в нем только один недостаток… Он решил, что ваше предложение ему интересно.

— Еще бы! — воскликнул мистер Паутер. — Завершите это дело, Билл, и я впервые за всю вашу службу должен буду признать, что не зря тратил на вас деньги!

Мистер Стоун жил не в отеле, а в меблированной квартире. Там Билл и застал его в понедельник утром. Это был высокий стройный человек с уже седыми волосами и приятным, хотя и несколько насмешливым, выражением лица.