— Ты уверен, что у нас будут гости?

— Я боялся, что встречу их у дверей, когда возвращался на «Файеркрест». Гости у нас будут, можешь быть уверен. Кто бы ни были наши друзья на «Нантвилле», дураками их не назовешь. Они уже поняли, что я мог добраться до них только на лодке. Им ясно, что речь идет не о местной шпане, решившей проверить, нельзя ли чем поживиться. Местные ребята в поисках приключений не посещают стоящие на якоре суда. Кроме того, никто из местных не решается приблизиться к Беул нан Уам — «вратам могилы» — днем, не то что ночью. Даже в судоходном справочнике написано, что это место пользуется дурной репутацией. и, наконец, местный не проник бы на корабль моим способом, не вел бы себя так, как я, и не сумел бы ускользнуть. Местный парень был бы давно уже мертв.

— Меня бы это не удивило. Дальше?

— Выходит, что мы — не местные. Мы приезжие. В гостинице или пансионе нам останавливаться нет смысла — свобода передвижений ограничена. Почти наверняка мы приплыли на корабле. Где может быть наш корабль? Только не к северу от Лох Хурона, где прогноз обещает зюйд-вест от 6 до 7 баллов. Ни один здравомыслящий человек не решится в таких условиях бросить якорь с подветренной стороны берега. Единственное подходящее место для стоянки, где достаточно мелко, находится в сорока милях южнее, в Торбее — а это всего в четырех, пяти милях от «Нантвилля», стоящего на входе в Лох Хурон. Где бы ты стал нас искать?

— Я бы стал искать среди судов, стоящих на якоре в Торбее. Какое оружие берешь?

— Мне оно ни к чему. И тебе тоже. У таких людей, как мы, не бывает оружия.

— Гидробиологам оружие ни к чему,— согласился он.— Сотрудникам Министерства сельского хозяйства и рыболовства оружие не положено. Государственные служащие вне подозрений. Будем играть по правилам. Ты — начальник, тебе решать.

— По-моему я потерял способность принимать верные решения. Кроме того, готов биться об заклад, что перестану быть твоим начальником, как только дядюшка Артур услышит то, что я должен ему сказать.

— Ты мне так ничего и не рассказал.— Он закончил бинтовать мне ногу и выпрямился.— Ну, как теперь, лучше?

Я пошевелил ногой.

— Лучше. Спасибо. Будет еще лучше, если ты все- таки откроешь бутылку. И переоденься в пижаму или халат. Полностью одетые люди среди ночи выглядят очень подозрительно.— Я начал энергично вытирать голову полотенцем, насколько позволяли усталые руки. Достаточно им увидеть у меня мокрую прядь волос, чтобы подозрение сменилось уверенностью.— Рассказывать почти нечего и все очень плохо.

Он щедро налил мне в стакан, себе плеснул поменьше и разбавил виски водой. После того, как поплаваешь в ледяной воде, поработаешь несколько часов веслами и чудом избежишь смерти, вкус у виски особенный.

— Добрался я без приключений. Переждал за мысом Каррара, пока не стемнело, и шел на веслах до острова Бога Нуад. Оставил там лодку и проплыл под водой до самой кормы корабля. Это действительно «Нантвилль». Название другое, флаг другой, одной мачты нет, палубные надстройки перекрашены, но все равно это «Нантвилль». Доплыть было чертовски трудно — начался прилив, и мне пришлось полчаса плыть против течения. Представляю, каково там бывает во время отлива, на большой волне.

— Говорят, что это самое опасное место на Западном Побережье. Даже хуже, чем Койребричан.

— Лучше бы мне не убеждаться в этом лично. Пришлось минут десять приходить в себя, держась за рулевую стойку, прежде чем решился лезть на борт.

— Ты рисковал.

— Было почти совсем темно. Кроме того,— добавил я с горечью,— умные люди порой вынуждены действовать вопреки здравому смыслу. В кормовом отсеке было всего два-три человека. На всем корабле не больше восьми человек. Вся прежняя команда исчезла бесследно.

— Абсолютно никаких следов?

— Никаких. Ни людей, ни трупов. Никого. В самом начале мне не повезло. Я пробирался с кормы в сторону мостика, когда в нескольких футах от меня прошел человек. Я махнул ему рукой и пробурчал что-то вроде приветствия, он мне ответил, но я не разобрал слов и пошел за ним. Он завернул в кают- компанию, и я услышал, как он с кем-то возбужденно переговаривается по внутренней связи. Говорил, что, наверное, кто-нибудь из прежней команды прятался на корабле и теперь хочет улизнуть. Остановить его я не мог — он стоял лицом к двери и держал в руках пистолет. Мне надо было уходить. Я взобрался на мостик...

— Что ты сделал? После того, как понял, что тебя обнаружили? Надо бы тебя сводить к психиатру. У тебя явно с головой не все в порядке.

— Дядюшка Артур выразился бы более определенно. У меня был единственный шанс. Кроме того, если они приняли меня за перепуганного матроса прежней команды, это их не должно было сильно взволновать. Будь я в мокром водолазном костюме, этот парень не задумываясь сделал бы из меня дуршлаг. Но он был не уверен. По пути я чуть не столкнулся еще с одним, который, по-видимому, сошел с мостика после объявления тревоги. На мостик я не стал забираться. Я прошел дальше и спрятался за якорной лебедкой. Минут десять в районе мостика слышались голоса, мелькали фонари, но потом все стихло. Они пошли в сторону кормового отсека. Видимо, решили, что я спрятался там.

По пути на мостик я прошел мимо кают командного состава. Никого. В одной из кают, главного механика, кажется, мебель была разбита и пол весь в пятнах засохшей крови. В каюте капитана, по соседству, матрас был насквозь пропитан кровью.

— Их предупреждали — не оказывать сопротивление.

— Я знаю. Потом обнаружил Бейкера и Делмонта.

— Значит, ты их нашел. Бейкера и Делмонта.— Ханслетт опустил глаза, рассматривая зажатый в руке стакан. Хоть бы что-нибудь отразилось на его смуглой физиономии!

— Делмонт, должно быть, пытался еще раз вызвать подкрепление. Их предупреждали, что это возможно только в случае крайней необходимости. Видимо, его раскрыли. Он был убит плотницкой стамеской в спину. Потом труп перетащили в каюту радиста — рядом с радиорубкой. Через какое-то время пришел Бейкер. Он был в форме офицера — последняя отчаянная попытка соблюсти конспирацию, как я понимаю. В руке у него был пистолет, но он ждал опасности не оттуда, откуда следовало. В результате — та же самая стамеска в спине.

Ханслетт налил себе еще виски. Куда больше, чем в первый раз. Ханслетт обычно почти не пьет. Осушил полстакана залпом и сказал:

— Выходит, не все ушли на корму. Оставили комиссию по приему гостей.

— Они очень умны. И чрезвычайно опасны. Может

быть, они выше нас классом. Или, во всяком случае, выше меня. Комиссия состояла из одного человека, но такого, которому помощники не нужны. Я уверен, что это он убил Бейкера и Делмонта. Мне повезло как никогда в жизни. *

— Тебе удалось уйти, значит везенье еще не кончилось.

А вот у Бейкера и Делмонта кончилось, подумал я. Понятно, что Ханслетт меня осуждает. И Лондон меня осудит. Я сам осуждал себя. Выбора у меня не было. Больше винить было некого.

— Дядюшка Артур,—сказал Ханслетт,— как мне кажется...

— К черту дядюшку Артура! Наплевать на него! Неужели ты не понимаешь, что у меня на душе? — Я был вне себя и не скрывал этого. Впервые на лице Ханслетта отразилось что-то вроде удивления. Он предполагал, что я не способен на человеческие чувства.

— Я имел в виду другое,— произнес он.— Это касается «Нантвилля». Раз мы > его обнаружили, знаем новое название и под каким флагом он ходит... Кстати, ты мне не сказал...

— «Альта Фьорд», Норвегия. Но это неважно.

— Очень важно. Мы выходим на связь с дядюшкой Артуром...

— И наши гости застают нас в моторном отделении с наушниками на голове. Ты спятил?

— Ты слишком уверен, что они придут.

— Да, уверен. И ты тоже, ты сам говорил.

— Я согласился, что они должны бы были прийти сюда.

— Должны бы были! Боже мой, да они знают, что я пробыл на корабле несколько часов. Я мог услышать их имена и подробно описать приметы каждого. Так вышло, что я на самом деле не смогу никого опознать, а имена мало что значат. Но им это неизвестно. Они считают, что я сейчас передаю их приметы Интерполу. Готов биться об заклад, что кое-кто из них есть в списках. Слишком ловко работают, чтобы быть мелкими сошками. Некоторые наверняка известны.

— В таком случае они опаздывают. К этому времени можно было бы все закончить.

— Ты забываешь, что против них может дать показания единственный свидетель.

— По-моему, лучше будет все-таки вооружиться.

— Нет.

— Ты на меня не в обиде?

— Нет.

— Бейкер и Делмонт. Подумай, что случилось с ними.

— Я только о них и думаю. Тебе не обязательно здесь оставаться.

Он аккуратно поставил стакан на стол. Сегодня он просто превзошел себя. Во второй раз за последние десять минут на его темном, словно вырубленном из камня, лице появилось живое выражение. На этот раз оно не предвещало ничего хорошего. Он снова поднял стакан и ухмыльнулся.

— Сам не знаешь, что говоришь,— мягко произнес он.— У тебя повреждена шея — кровоснабжение мозга нарушено. Тебе сейчас только в игрушки играть. А кто за тобой присмотрит, если они начнут свои игры?

— Извини меня,— сказал я. Мне и правда было неловко. Я работал с Ханслеттом не меньше десяти раз за десять лет нашего знакомства, и мне не следовало говорить ему такие глупости. Наверное, единственное, на что Ханслетт был неспособен, это бросить человека в опасности.— Ты упоминал дядюшку Артура?

— Да. Мы знаем, где находится «Нантвилль». Дядюшка Артур может вызвать военный корабль, засечь его радаром и...

— Не знаем, а знали. Когда я уходил, они снимались с якоря. К рассвету они могут уйти на сотни миль. В любом направлении.

— Они ушли? Мы их спугнули? Им это не повредит.— Он тяжело опустился в кресло и посмотрел на меня.— Но у нас есть его новое название...