Похоже, она была абсолютно уверена в том, что меня прихлопнут.

— Я должен, Шарлотта. Время не ждет. Другого пути нет.

— Прошу тебя.— Карие глаза наполнились слезами. В это я уже просто не мог поверить.— Пожалуйста, Филип, ради меня.

— Нет.— Слеза упала мне на губу, соленая, словно морская вода.— Проси о чем угодно, только не об этом.

Она медленно поднялась и застыла, бессильно опустив руки. Слезы катились по ее мокрым щекам.

— Это самый безумный план, который можно было придумать только в бреду,— с этими словами она повернулась и вышла из комнаты, не забыв по дороге погасить свет.

Я лежал на кровати, уставившись в темноту. Эта женщина была права. Я тоже считал, что такой безумный план можно придумать только в бреду, и был ужасно рад, что мне придется им воспользоваться.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.

Четверг, полдень — пятница, рассвет

— Дайте поспать человеку,— пробурчал я с закрытыми глазами.— Считайте, что я умер.

— Давай, давай.— Он опять начал трясти меня за плечо. Не рука, а металлическая клешня.— Вставать пора!

— Боже мой! — Я приоткрыл один глаз.— Который час?

— Уже полдень. Некогда дрыхнуть.

— Полдень! Я просил, чтобы меня растолкали в пять. Тебе известно, что я...

— Подойди сюда.— Он двинулся к окну, и я, с трудом опустив ноги с постели, поплелся за ним. Видимо, во сне меня оперировали, воспользовавшись тем, что можно было обойтись без анестезии, и вынули из ног все кости. Я чувствовал себя ужасно. Хатчинсон кивнул в сторону окна.— Что ты на это скажешь?

Я высунул голову в зябкую белесую мглу и сказал раздраженно:

— Что я должен увидеть в этом проклятом тумане?

— Туман.

— Ясно,— тупо сказал я.— Туман.

— Ночную сводку погоды береговой метеослужбы передавали в два часа,— сказал Хатчинсон. По всему было видно, что он с трудом сдерживается.— Сказали, что к утру туман рассеется. А чертов туман и не думает этого делать.

Тут туман рассеялся в моей больной голове. Я выругался и впрыгнул в свой наименее грязный и промокший костюм. Он был сырым и неприятным, но я отметил это подсознательно, потому что сознание в этот момент у меня было занято другой проблемой. В понедельник ночью они должны были затопить «Нантвилль» между приливом и отливом, но один шанс из тысячи, что им удалось приступить к подводным работам той же ночью или на следующую ночь, во вторник. Даже в укрытой от ветра Торбейской гавани погода была ужасная, и только Богу известно, что творилось в эго время в «Беул нан Уаме». Но прошлой ночью они могли начать. И они наверняка это сделали, потому что в ангаре Дабб Сгейра не было подводной лодки, а кладовая, по сообщениям владельцев «Нантвилля», там была древней конструкции, не современная бронированная клетка. Такую можно разрезать за пару часов, если только под рукой будет соответствующее оборудование. А у Лаворски и компании соответствующее оборудование должно быть. За остаток ночи, даже если одновременно работали трое водолазов в сменном режиме, они могли поднять приличную часть золота, но не все восемнадцать тонн. В этом я мог поклясться. До того, как дядюшка Артур меня подцепил, я занимался морской спасательной службой. Им понадобится еще ночь или часть ночи, потому что днем работать они не отваживались. Боялись, что кто-нибудь увидит. Но в таком тумане их не увидит никто. Это ничем не хуже, чем ночь. Просто подарок судьбы.

— Разбуди дядюшку Артура. Скажи, что мы отправляемся. На «Файеркресте».

— Он тоже захочет пойти с нами.

— Ему придется остаться. Он это прекрасно понимает. Идем в «Беул нан Уам», так и скажи ему.

— Не на Дабб Сгейр? Не в ангар?

— Ты прекрасно знаешь, что до полуночи мы не можем там появиться.

— Совсем забыл,— медленно произнес Хатчинсон.— До полуночи мы не можем там появиться.

«Беул нан Уам» не оправдывал свою зловещую репутацию. В это время дня стоял почти полный штиль, только мелкая рябь изредка возникала на зеркальной поверхности моря под редкими порывами зюйд-веста. Мы пересекли пролив от острова Баллара до самой северной оконечности восточного берега Дабб Сгейра и начали потихоньку спускаться к югу, на самом малом ходу. Двигатель работал так тихо, что даже в рубке его урчанья практически не было слышно. Наверное, для того чтобы услышать его шум, надо было раскрыть обе боковых двери рубки, но мы не собирались раскрывать их для этой цели.

К этому времени прошли почти половину восточной части той удивительно спокойной заводи, граничащей с обычно рокочущими водами «Беул нан Уама», которую мы с Вильямсом обнаружили предыдущим днем с вертолета. Впервые я заметил на лице Хатчинсона намек на беспокойство. Он не смотрел вперед, только изредка взглядывали на компас. Для управления кораблем ему было достаточно лоции и показаний глубиномера.

— Ты уверен, что речь идет об этом шельфе на глубине четырнадцать саженей, Калверт?

— Должно быть здесь. Где же еще, черт возьми? До отметки семь саженей дно достаточно ровное, но глубины недостаточно, чтобы прикрыть верхушки мачт во время отлива. Отсюда до четырнадцатисаженевой отметки спуск почти вертикальный. Потом идет этот шельф, за которым опять обрыв до глубины в тридцать пять саженей. На такой глубине без специального оборудования невозможно работать.

— Чертовски узкий шельф. Всего кабельтов шириной,— пробурчал он.— Как они могли рассчитывать, что затопленный корабль попадет именно туда, куда нужно?

— Они все рассчитали. Во время штиля можно быть уверенным в успехе.

Хатчинсон перевел рычаг скоростей в нейтральное положение и вышел на палубу. Мы бесшумно скользили по воде в молоке тумана. Видимость позволяла с трудом угадывать очертания собственных бортов. Приглушенное урчание двигателя только усиливало ощущение таинственной тишины. Хатчинсон вернулся в рубку, как всегда неторопливо передвигая свою огромную тушу.

— Боюсь, ты прав. Слышу шум двигателя.

Я прислушался, затем тоже услышал его. Характерный стук работающего компрессора.

— Что значит «боюсь»?

— Сам прекрасно знаешь.— Он взялся за рычаг, слегка повернул штурвал влево, и мы начали медленно отходить на глубокую воду.— Ты собираешься вниз.

— Ты думаешь, я рехнулся? Только об этом и мечтаю? Да у меня, черт возьми, совсем никакого желания спускаться под воду, но ты прекрасно знаешь, что я должен это сделать. И понимаешь зачем. Ты же не хочешь, чтобы они закончили работу здесь, загрузились на Дабб Сгейре и благополучно смотались до того, как наступит полночь?

— Половину, Калверт. Возьми половину нашей доли. Боже мой, мы же ничего не делаем!

— Меня устроит пинта пива в отеле «Коломба» в Торбее. Ты лучше постарайся удержать это корыто точно в том месте, где оно должно быть. Я не хочу проплавать остаток жизни в Атлантике после того, как вернусь с «Нантвилля».

Он посмотрел на меня. В его глазах было написано: не «после того как», а «если», но он так ничего и не сказал. Мы обошли водолазный катер с юга — звук от компрессора не ослабевал и не усиливался — и немного продвинулись на запад. Он развернул «Файеркрест» носом к источнику звука, действуя аккуратно и уверенно.

— Расстояние около кабельтова,— сказал Хатчинсон.

— Около этого. В тумане трудно проверить.

— Склонение к северо-западу — двадцать два. Бросай якорь.

Я бросил якорь. Не обычный тяжелый адмиралтейский якорь, а маленький, запасной, на коротком капроновом канате длиной в сорок саженей. Он беззвучно вошел в воду, и так же беззвучно пополз вслед за ним канат. Размотав все сорок саженей, я быстро вернулся в рубку и нацепил на спину акваланг.

— Теперь запомни,— сказал Хатчинсон,— когда всплывешь на поверхность, ложись на волну. Сейчас начинается отлив с норд-норд-оста, и тебя принесет прямо сюда. Я оставлю дизель работающим, ты за двадцать ярдов его расслышишь. Дай Бог, чтобы туман не рассеялся. Тогда тебе придется плыть на Дабб Сгейр.

— Невеселая перспектива. А что будет с тобой, если туман рассеется?

— Обрублю якорный канат и уйду восвояси.

— А если они бросятся за тобой?

— Бросятся за мной? Вот как? Оставив двух или трех мертвых водолазов в трюме «Нантвилля»?

— Ради Бога,— раздраженно сказал я.— Прошу тебя не говорить о мертвых водолазах в трюме «Нантвилля» в моем присутствии.


На борту «Нантвилля» было три водолаза. Живые, вкалывающие изо всех сил. Насколько возможно вкалывать под давящей толщей воды, затрудняющей движения.

Найти их труда не составило. Я плыл по поверхности по направлению к катеру, ориентируясь на звук компрессора, ушел под воду всего в трех ярдах от него. Руками нащупал кабели, воздушные трубки и, наконец, стальной трос. Он-то и был мне нужен.

Я прекратил спускаться вдоль троса, когда заметил под собой мерцающий свет. Отплыл немного в сторону и начал опускаться, пока не почувствовал под ногами крепкую опору. Это была палуба «Нантвилля». Медленно двинулся в направлении источника света.

Их было двое. В тяжелых башмаках со свинцовыми подметками, они стояли на краю раскрытого люка. Как я и ожидал, на них были не легкие акваланги, вроде моего, а солидные водолазные костюмы с большими шлемами и стальными нагрудниками. К шлемам подведены шланги с воздухом и кабели связи. Легкое водолазное оборудование не годилось для работ на такой глубине. Для кислорода слишком глубоко, а запасы сжатого воздуха ограничены. В своих костюмах они могли оставаться на глубине до полутора часов по меньшей мере, хотя минут тридцать— сорок им придется потратить на остановки для декомпрессии при подъеме. Мне не хотелось оставаться там долго. Я хотел сбежать оттуда в тот же момент. Сердце колотило в грудную клетку, как сумасшедший барабанщик в приступе горячки. Дело только в повышенном давлении воды, уговаривал я себя. Не от страха же, на самом деле! Не такой я трус, чтобы так раскиснуть.