— А сэр Энтони Скурас?

— Не знаю.— Макдональд беспомощно пожал плечами.— Он хороший человек, сэр. Правда. Или мне так казалось. Может быть, он в этом тоже замешан. С любым может случиться. Но это было бы очень странно, сэр.

— Согласен. А какова была ваша роль?

— В этих местах в последнее время происходили странные вещи. Корабли исчезали. Люди исчезали. У рыбаков в гавани рвали сети и у яхт таинственно повреждались двигатели, тоже в гавани. Все это происходило тогда, когда капитан Имри не хотел, чтобы та или другая лодка оказывалась в неурочном месте в неурочное время.

— А вы должны были прилежно вести расследование, которое не давало результатов,— кивнул дядюшка Артур.— Вы для них бесценный подарок, сержант. Человек с вашей репутацией и вашим характером выше всяких подозрений. Скажите, сержант, что им надо?

— Клянусь Богом, сэр, не знаю.

— И не догадываетесь?

— Нет, сэр.

— Я в этом не сомневался. Так действуют настоящие профессионалы. И вы не представляете себе, где могут быть ваши мальчики?

— Нет, сэр.

— Откуда вам известно, что они живы?

— Три недели назад меня привезли на «Шангри- ла». Там же оказались мои сыновья. Они были живы-здоровы.

— И вы настолько наивны, чтобы полагать, что когда все это кончится, ваши сыновья останутся в живых и будут вам возвращены? Несмотря на то, что ваши мальчики наверняка запомнят своих похитителей и смогут выступить в роли свидетелей, когда придет время?

— Капитан Имри обещал, что они ничего плохого не сделают, если я соглашусь им помогать. Он сказал, что только дураки злоупотребляют насилием.

— Значит, вы убеждены, что они не пойдут на убийство?

— Убийство! Да о чем вы говорите, сэр?

— Калверт!

— Да, сэр?

— Большой бокал виски для сержанта.

— Слушаюсь, сэр.— Когда речь шла об использовании моих личных запасов, дядюшка Артур был сама щедрость. Притом развлечения у нас не оплачивались. Итак, я налил сержанту большой бокал виски и, предполагая неминуемое банкротство, не забыл и себя. Не прошло и десяти секунд, как бокал сержанта опустел. Я взял его под руку и проводил в моторный отсек. Когда через минуту мы вернулись в салон, сержанта не надо было уговаривать пропустить еще стаканчик. Он был бледен как полотно.

— Я говорил вам, что Калверт сегодня днем проводил разведку на вертолете,— между прочим заметил дядюшка Артур.— Но я не сказал, что пилот вертолета был убит вечером. Я не сказал вам также, что еще два моих лучших агента были убиты за последние шестьдесят часов. А теперь, как вы видели, Ханслетт. Неужели вы до сих пор считаете, сержант, что мы имеем дело с благовоспитанными нарушителями закона, для которых человеческая жизнь — святыня?

— Что я должен сделать, сэр? — Кровь снова прилила к смуглому лицу, глаза смотрели твердо, решительно и с некоторой долей отчаяния.

— Вы с Калвертом заберете Ханслетта на берег, в полицейский участок. Вызовете врача и попросите составить заключение о смерти. Нам потребуется официальное подтверждение причины смерти. Для суда. Остальных убитых представить будет, видимо, невозможно. Затем поплывете на лодке на «Шангри-ла», скажете Имри, что мы привезли вам Ханслетта и этого другого — итальянца — в участок. Скажете им также, что слышали, как мы договаривались срочно отправиться на Большую землю за эхолотом для исследования дна и вооруженной поддержкой. И что нас не будет по крайней мере два дня. Вам известно, где именно перерезана телефонная линия?

— Да, сэр. Я сам ее перерезал.

— Когда вернетесь с «Шангри-ла», немедленно отправляйтесь туда и приведите связь в порядок... До завтрашнего утра вы, ваша жена и старший сын должны исчезнуть. На тридцать шесть часов. Если хотите остаться в живых. Понятно?

— Я понял, что вы от меня хотите. Теперь объясните, зачем это нужно.

— Просто сделайте то, что от вас требуется. И последнее. У Ханслетта нет родных — как и у большинства моих людей. Поэтому его можно было бы похоронить в Торбее. Договоритесь ночью с местным гробовщиком и назначьте похороны на пятницу. Мы с Калвертом хотели бы присутствовать.

— Но... пятница? Ведь это уже послезавтра!

— Послезавтра. К тому времени все будет кончено. Ваши ребята вернутся домой.

Макдональд долго смотрел на него молча, потом тихо спросил:

— Как вы можете быть уверены?

— Я совсем не уверен.— Дядюшка Артур устало провел рукой по лицу и взглянул на меня.— Калверт уверен. Жаль, сержант, но вам никогда нельзя будет рассказать своим друзьям, что вы были знакомы с Филипом Калвертом. Если есть возможность что-то сделать, Калверт сделает. Я так думаю. Я на это надеюсь.

— Я тоже на это надеюсь, сэр, — печально сказал Макдональд.

Я надеялся дуть меньше их обоих, но обстановка была уже настолько унылая, что мне не хотелось ее усугублять. Поэтому я придал лицу уверенное выражение и пошел с Макдональдом в машинный отсек.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Среда, 10.40 вечера — четверг, 02.00 ночи

Убивать нас приехали трое, но не в полночь, как было обещано, а без двадцати одиннадцать. Появись они на пять минут раньше — и нам крышка, потому что за пять минут до этого мы еще стояли у причала Торбея. И если бы они пришли на пять минут раньше и прикончили нас, то я был бы виноват, так как, оставив Ханслетта в полицейском участке, настоял на том, чтобы сержант Макдональд силой власти поднял с постели владельца единственной аптеки в Торбее. Желания оказывать мне явно противозаконную услугу у него не было никакого, и мне потребовалось не меньше пяти минут, чтобы, используя весь свой богатый арсенал увещеваний и угроз, заставить пожилого аптекаря вручить мне зеленоватый пузырек с многозначительной надписью «Таблетки». Но мне повезло, и я был снова на борту «Файеркреста» в 10.30 вечера.

Западное побережье Шотландии никогда не славилось теплым «бабьим летом», и этот вечер не был исключением из правил. Помимо того, что было холодно и ветрено, было еще темно, хоть глаз выколи, и дождь лил как из ведра, что не обязательно предусматривалось правилами, но и не было настолько необычно, чтобы вызвать удивление. Через минуту после отхода от причала мне пришлось включить прожектор, установленный на крыше рулевой рубки. Западный вход в пролив со стороны Торбейской гавани между Торбеем и островом Гарви имеет в ширину четверть мили, и я мог бы без труда обойтись компасом, чтобы проскочить в него, но в гавани было полно маленьких яхт, сигнальные огни которых легко было не заметить за пеленой дождя.

Я направил луч прожектора вперед и вниз, прямо по курсу, затем описал широкую дугу вправо и влево.

Лодку я засек буквально через пять секунд. Не какую-нибудь яхту, качающуюся на волнах, а маленькую лодку, медленно двигающуюся в нашем направлении. Слева по борту, чуть впереди нас, ярдах в пятидесяти. Я не видел лица человека, сидящего на веслах, обернутых посередине какой-то белой материей, чтобы не было слышно скрипа уключин. Он сидел ко мне спиной. Очень широкая спина. Куинн. Сидящий на носу смотрел вперед. На нем был темный плащ и берет, в руке держал автомат. С пятидесяти ярдов трудно различить, какой именно, но похоже, это был немецкий «шмайссер». Наверняка это Жак специалист по стрельбе из автомата. Человека, пригнувшегося на корме, распознать было трудно, но я заметил холодный отблеск вороненой стали автоматической винтовки. Господа Куинн, Жак и Крамер направляются к нам, чтобы выразить свое почтение, как и предупреждала Шарлотта Скурас. Только значительно раньше, чем было предусмотрено по плану.

Шарлотта Скурас стояла справа от меня в темной рулевой рубке. Она появилась здесь всего три минуты назад. До того сидела безвылазно в своей каюте, при закрытых дверях. Дядюшка Артур расположился слева, отравляя чистый ночной воздух одной из своих любимых вонючих сигар. Я взял переносной фонарик и похлопал правой рукой по карману, чтобы убедиться, на месте ли «Лилипут». На месте.

Я повернулся к Шарлотте Скурас:

— Откройте дверь в салон и спрячьтесь там.— Затем обратился к дядюшке Артуру: — Встаньте за штурвал, сэр. По моему сигналу резко дайте лево руля. После этого снова ложитесь на прежний курс.

Он встал у руля без лишних слов. Я услышал, как щелкнул замок двери, ведущей в салон. Мы шли со скоростью не больше трех узлов. Лодка была в двадцати пяти ярдах от нас. Сидящие на носу и на корме подняли оружие, чтобы загородиться от направленного прямо на них прожектора. Куинн прекратил грести. Мы шли так, что лодка должна была остаться футах в десяти слева по борту. Я продолжал удерживать луч прожектора на лодке.

Нас разделяли двадцать ярдов, и Жак уже прицелился в направлении света, когда я резко перевел рычаг хода на «самый полный вперед». Дизель глухо взревел, и «Файеркрест» рванулся вперед.

— Лево руля,— скомандовал я.

Дядюшка Артур повернул штурвал. Струя воды из-под лопастей левого винта с силой ударила в повернутую рулевую плоскость, и корму резко занесло вправо. Из дула автомата, который держал Жак, вырвались язычки пламени.

Звуков выстрела никто не услышал — видимо, он не забыл привернуть глушитель. Пули взвизгнули от удара об алюминиевую оболочку мачты, но пролетели мимо прожектора и рубки. Куинн увидел, что происходит, и резко опустил весла в воду, но было слишком поздно.

— Ложимся на прежний курс! — крикнул я, перевел рычаг на нейтраль и выскочил через открытую дверь на палубу правого борта.

Мы врезались в них в том месте, где сидел Жак, перерубив лодку пополам и расшвыряв людей в воду. Перевернутые вверх дном остатки лодки и головы двух людей медленно проплывали вдоль левого борта «Файеркреста». Я направил фонарь на ближайшего к борту человека. Это был Жак, который держал на вытянутой вверх руке свой автомат, инстинктивно пытаясь не замочить его, хотя он должен был уже достаточно промокнуть при падении с лодки. Держа обеими руками фонарь и пистолет, я прицелился вдоль узкого луча света. Два легких нажатия на курок «Лилипута», и на том месте, где была голова Жака, по воде расплылся красный цветок. Жак ушел под воду, как будто его ухватила акула, не выпустив зажатый в поднятой руке автомат. Кстати, это действительно оказался «шмайссер». Я перевел фонарик. На поверхности моря был виден только один человек, и это был не Куинн. Либо он нырнул под «Файеркрест», либо прятался под остатками перевернутой лодки. Я выстрелил два раза и услышал крик. Он продолжался две-три секунды, потом вдруг захлебнулся с бульканьем и затих. Я услышал, как кого-то рядом со мной выворачивает наизнанку за борт. Шарлотта Скурас. Времени утешать ее не было. Сама виновата. Никто не просил ее выходить на палубу. Мне еще предстояли неотложные дела. В первую очередь надо было помешать дядюшке Артуру расколоть старый причал Торбея на две части. Местным жителям это вряд ли бы понравилось. Команду «лечь на прежний курс» дядюшка Артур понял своеобразно, предполагая, видимо, что проще всего для этого, продолжая крутить руль влево, развернуть корабль на триста шестьдесят градусов. С этим он уже почти наполовину справился. На финикийских галерах, снабженных тараном на носу, которые использовались, чтобы крушить береговые укрепления противника, дядюшке Артуру как рулевому цены бы не было, на лоцмана в Торбейской гавани он явно не дотягивал. Я вбежал в рубку, рванул рычаг хода на «полный назад» и выхватил штурвал из рук дядюшки Артура, резко заложив его вправо. После этого снова бросился на палубу и схватил в охапку Шарлотту Скурас, пока ей не снесло голову о загаженные чайками сваи причала. Успеем мы разнести причал или нет, можно было поспорить, но то, что сваям от нас хорошо достанется, было очевидно.