Ханслетт взял в руку один из «люгеров», проверил, на месте ли обойма, и быстро вышел. Дело не в том, что он услышал чьи-то крадущиеся шаги на верхней палубе, он просто не хотел присутствовать во время разговора с дядюшкой Артуром. Я не осуждал его. Мне этого тоже совсем не хотелось.

Я вытащил два толстых провода в резиновой оплетке с металлическими клеммами и присоединил их к клеммам батареи. Надел наушники, включил передатчик и нажал на кнопку автоматического вызова. Мне не нужно было настраиваться на нужную волну. Передатчик был уже настроен на свою частоту в СВЧ диапазоне, попытка вторгнуться в который обошлась бы простому радиолюбителю неминуемым штрафом и потерей лицензии на выход в эфир.

Загорелась красная лампочка приемника. Я поворачивал ручку тонкой регулировки до тех пор, пока два зеленых флажка индикатора не сомкнулись в центре.

— Станция службы полезных советов,— послышался голос.— Станция СПС слушает...

— Доброе утро. Говорит Каролина. Можно позвать старшую?

— Подождите, пожалуйста,— это означало, что дядюшка Артур еще в постели. Вставать по утрам всегда было для него проблемой. Прошло три минуты, прежде чем наушники снова ожили.

— Доброе утро, Каролина, говорит Аннабелл.

— Доброе утро. Координаты 481.281.— Таких координат вам не удастся найти ни в одной официальной морской лоции. Карт с такими координатами существует не больше дюжины. Одна из них была у дядюшки Артура, а еще одна — у меня.

Небольшая пауза, затем:

— Поняла тебя, Каролина. Продолжай.

— Сегодня днем обнаружила пропавший корабль. В четырех-пяти милях к северо-западу от нас. Вечером поднялась на борт.

— Что ты сделала, Каролина?

— Поднялась на борт. Старая команда разъехалась по домам. Новая очень малочисленна.

— Ты встретилась с Бетти и Дороти? — Несмотря на то, что наш передатчик был снабжен специальным защитным устройством, практически исключающим возможность подслушивания переговоров посторонними, дядюшка Артур всегда настаивал, чтобы беседа велась в завуалированной манере с использованием кодовых имен. Нам присваивались женские имена так, чтобы первая буква совпадала с нашими инициалами. Дурацкое правило, но приходилось его соблюдать. Он сам был Аннабелл, я — Каролина, Бейкер — Бетти, Делмонт—Дороти, а Ханслетт — Харриет. Очень похоже на названия ураганов в Карибском море.

— Я их обнаружила.— Я глубоко вздохнул.— Они больше не вернутся, Аннабелл.

— Они больше не вернутся,— повторил он механически. Наступило долгое молчание. Мне показалось даже, что прервалась связь. Потом вновь послышался его голос, холодный и чужой.— Я тебя предупреждала, Каролина.

— Да, Аннабелл, ты предупреждала меня.

— Где корабль?

— Уплыл.

— Куда?

— Не знаю. Видимо, на север.

— Видимо, на север.— Дядюшка Артур никогда не повышал тона. На этот раз он тоже не изменил своим правилам, говоря спокойно и невозмутимо, но неожиданное пренебрежение конспирацией выдало клокочущую в нем ярость.— Куда на север? В Исландию? Норвегию? Чтобы перегрузить содержимое трюмов на другой корабль где-нибудь между Атлантикой и Баренцевым морем, на площади в миллион квадратных миль? И ты их упустил! Затрачено столько времени, сил и денег, а ты их упустил! Какой был план!? Про план мог бы и не говорить, план был — мой от начала до конца.— Несчастные Бетти и Дороти.— Последняя фраза означала, что он снова взял себя в руки.

— Да, Аннабелл, я их упустила.— Я чувствовал, как во мне зреет раздражение.— И это еще не самое плохое. Если хочешь, я расскажу.

— Слушаю тебя.

Я пересказал остальное, и он произнес:

— Понятно. Ты упустила корабль. Ты потеряла Бетти и Дороти. Теперь наши друзья тебя раскрыли, элемент секретности утерян безвозвратно и все твои дальнейшие действия бесполезны.— Пауза.— Жду тебя в своем кабинете сегодня, в девять часов вечера. Пусть Харриет доставит судно обратно на базу.

— Слушаюсь, сэр.— Пошла к чертям эта Аннабелл.— Я это ожидал. Я провалил дело. Подвел вас. Меня отстраняют.

— Девять часов вечера, Каролина. Я буду ждать.

— Ждать придется долго, Аннабелл.

— Что ты хочешь этим сказать? — Если бы у дядюшки Артура был грозный густой бас, он произнес бы эту фразу грозным густым басом. Но такого голоса у него не было. Он продолжал говорить монотонно и бесстрастно, но слова звучали куда более мрачно, чем монолог самого знаменитого трагика на театральных подмостках.

— Самолеты сюда не летают, Аннабелл. Почтовый корабль придет только через четыре дня. Погода портится, и я бы не рискнула идти на нашей посудине через пролив. Боюсь, что я здесь застряла на неопределенный срок.

— Вы считаете меня идиотом, сэр? — Наконец-то и его разобрало.— Утром высаживайтесь на берег. В полдень за вами прилетит вертолет береговой спасательной службы. В девять вечера, у меня в кабинете. И не заставляйте ждать.

Момент наступил. Последняя попытка.— Не могла бы ты дать мне еще двадцать четыре часа, Аннабелл?

— Вы просто смешны. Мне время дорого. До свидания.

— Умоляю вас, сэр.

— Я был о вас лучшего мнения. До свидания.

— До свидания. Может быть, и встретимся когда-нибудь. Хотя вряд ли. Прощайте.

Я выключил передатчик, закурил сигарету и стал ждать. Вызов прозвучал через полминуты. Я подождал еще полминуты для порядка и включил рацию. Мне уже нечего было терять, и я был абсолютно спокоен.

— Каролина? Это ты, Каролина? — Могу поклясться, что в его голосе промелькнула нотка беспокойства. Это можно было занести в Книгу рекордов Гиннесса.

— Да.

— Что ты сказала? В самом конце разговора?

— Прощайте. Я сказала — прощайте, а ты сказала — до свидания.

— Перестаньте паясничать, сэр! Вы сказали...

— Если хотите, чтобы я оказался на борту этого вертолета,— сказал я,— вам придется дополнительно прислать охрану. Вооруженную. Надеюсь, они не новички. У меня с собой «люгер», и я умею с ним обращаться, как вам известно. И если мне придется пристрелить кого-нибудь и предстать перед судом, то вам тоже надо будет там присутствовать, потому что я не совершил проступка, который даже вы, со своими связями, смогли бы мне инкриминировать. Поэтому нет юридических оснований для ареста ни в чем не повинного человека группой вооруженных людей. Более того, я больше не ваш подчиненный. В условиях моего контракта черным по белому значится, что я могу его расторгнуть в любой момент, если только в это время я не занят непосредственно в проведении операции. Вы меня отстранили, вы вызвали меня в Лондон. Просьба о моей отставке ляжет вам на стол с первой же почтой. Бейкер и Делмонт не были вашими друзьями. Они были моими друзьями. Мы дружили с тех самых пор, как я поступил на работу. Теперь вы, сидя в своем кабинете, опрометчиво возлагаете ответственность за их смерть на меня, хотя вам прекрасно известно, что ни одна операция не начнется без вашего официального разрешения. А вы еще отказываетесь предоставить мне последний шанс свести счеты. Я устал от вашей недальновидности и бессердечия. Прощайте.

— Подожди минутку, Каролина.— В его голосе прозвучали осторожные, почти примирительные интонации.— Не надо дуться.— Я был уверен, что никто никогда не разговаривал в таком тоне с контр-адмиралом сэром Артуром Арнфорд-Джейсоном, но его это не очень расстроило. Он был хитер, как лиса. Его проницательный, острый ум оценивал и отбрасывал варианты со скоростью компьютера. Он предполагал, что я веду игру, и если так, то насколько он может позволить себе поддаться на мою приманку, чтобы окончательно загнать меня в угол и отрезать все пути к отступлению. Наконец, он тихо произнес: — Вы же не собираетесь сидеть на месте и лить слезы. Вы что-то задумали.

— Да, сэр. Я кое-что задумал.— Хотелось бы мне знать, что именно я задумал.

— Я дам тебе двадцать четыре часа, Каролина.

— Сорок восемь.

— Сорок восемь. После этого возвращаетесь в Лондон. Договорились?

— Обещаю.

— Кстати, Каролина...

— Да, сэр?

— Мне не понравилось, как ты со мной говорила. Надеюсь, что это больше не повторится.

— Нет, сэр. Простите, сэр.

— Сорок восемь часов. Связь в полдень и в полночь.— Щелчок. Дядюшка Артур пропал.

Когда я вышел на палубу, уже рассвело. Холодный косой дождь буравил пенящуюся поверхность моря. «Файеркрест», натягивая якорную цепь, тяжело переваливался на волнах, описывая дугу градусов в сорок. Боковая качка на гребне волны сменялась килевой при прохождении впадины. При этом цепь дергалась с такой силой, что приходили невеселые мысли: выдержит ли такие испытания фал, которым я закрепил мешки с аквалангом и надувной лодкой к якорю.

Ханслетт спрятался от ветра позади салона, хотя это ненадежное укрытие не спасало от дождя.

— Что ты на это скажешь? — он указал на белеющие вдалеке очертания «Шангри-ла», то появляющиеся, то исчезающие из поля нашего зрения в такт волнам. Окна надстройки в передней части, где находилась рулевая рубка, были ярко освещены.

— У кого-то бессонница,— ответил я.— Или проверяют, не сорвало ли якорь. А ты что думаешь? Наши недавние гости громят радиоаппаратуру «Шангри-ла» при помощи лома? Может быть, они вообще свет на ночь не выключают...

— Зажгли десять минут назад. А теперь вдруг погасили, видишь? Любопытно. Ну, как поговорил с дядюшкой?

— Плохо. Уволил меня, потом передумал. У нас сорок восемь часов времени.

— Сорок восемь часов? Что ты собираешься за это время сделать?

— Бог знает. Сначала немного поспать. Тебе тоже бы не помешало. Для гостей уже слишком светло.

Проходя мимо салона, Ханслетт невзначай спросил:

— Интересно, а как тебе понравился констебль полиции Макдональд? Тот, что помоложе.