Люк рассмеялся.

— О нет, я говорю чисто умозрительно.

— Да, мне кажется, человек вашего склада не может быть убийцей.

— А почему вам так кажется? Ведь я высказался достаточно откровенно.

— Вот именно. Слишком откровенно.

— То есть вы считаете, что, если бы я возомнил себя эдаким избавителем, я не стал бы делиться своими взглядами с первым встречным?

— Совершенно верно.

— А если я вижу в этом свою миссию? Может, я фанатик?

— У фанатиков тоже имеется инстинкт самосохранения.

— Значит, когда ищешь убийцу, следует приглядываться и к милым, добрым людям, не способным обидеть и мухи?

— Пожалуй, вы слегка преувеличили, но в целом недалеки от истины.

— А скажите, мне действительно это интересно, — вы когда-нибудь встречали человека с задатками убийцы? — вдруг спросил Люк.

— Ну и вопросики вы мне задаете!

— А что? В конце концов, врачу приходится иметь дело со столькими чудаками. И он вполне способен распознать в ком-то маньяка-убийцу — еще до того как симптомы… станут очевидными.

— У вас совершенно обывательское представление о маньяках, — чуть раздраженно сказал Томас. — По-вашему, они на виду у всех набрасываются с ножом на свои жертвы, а на губах у них клубится пена. Так вот, имейте в виду: распознать одержимого мыслью об убийстве чрезвычайно трудно. Внешне он, чаще всего, абсолютно обыкновенный человек. У такого человека иногда очень запуганный вид, и он все время жалуется на каких-то врагов. В общем, такой тихий безобидный малый.

— Что вы говорите?

— Именно так. Маньяк зачастую убивает, защищая себя от мнимых врагов. Но, разумеется, далеко не все убийцы маньяки, многие из них вполне обыкновенные, психически здоровые люди, как мы с вами.

— Доктор, вы меня пугаете! А вдруг впоследствии окажется, что на моем счету пяток изощреннейших тайных убийств?

Доктор Томас улыбнулся.

— Вряд ли, мистер Фицвильям.

— Вы уверены? Что ж, очень тронут. Я тоже не верю, что вы могли совершить пять-шесть убийств.

— Вы просто не учли моих профессиональных неудач, — пошутил доктор.

И оба расхохотались.

— Я отнял у вас много времени, — виноватым голосом сказал Люк и поднялся, намереваясь попрощаться.

— Не страшно. В Вичвуде удивительно здоровые жители. И вообще, мне всегда приятно поговорить с новым человеком.

— Я хотел спросить… — начал было Люк, но осекся. — Да?

— Мисс Конвей отрекомендовала мне вас как первоклассного специалиста. Скажите, а не чувствуете ли вы себя здесь как бы заживо погребенным? Талантливому человеку тут не развернуться.

— Для начала врачебная практика — вещь полезная. Она дает очень ценный опыт.

— Но вы же не захотите довольствоваться только ею, как ваш покойный компаньон, доктор Шмеллинг? Мне говорили, что он начисто был лишен амбиций. Ему вполне хватало сельских пациентов. Он ведь прожил здесь много лет?

— Практически всю жизнь.

— Я слышал, он был прекрасный врач, но большой консерватор.

— Да, временами с ним бывало непросто… Он крайне подозрительно относился к всяким новшествам, но среди докторов старой школы был, бесспорно, из лучших.

— И еще я слышал, что у него прехорошенькая дочка, — лукаво заметил Люк. И с удовольствием увидел, как бело-розовые щеки доктора Томаса покрыл густой румянец.

— Гм… да, — пробормотал он.

Люк взглянул на доктора с искренней симпатией, радуясь, что его можно вычеркнуть из списка подозреваемых.

Оправившись от смущения, доктор Томас очень решительно произнес:

— А что касается преступников, о которых мы только что говорили, я могу дать вам весьма неплохую книгу на эту тему. Перевод с немецкого. «Социальная ущербность и проблемы преступности». Автор — Крейдмахер.

— Благодарю вас.

Доктор Томас пробежал пальцем по книжной полке и вынул нужную книгу.

— Пожалуйста. Некоторые толкования весьма нетрадиционны, но любопытны. Например, в главах о юности Менцхелда или, как его называли, «франкфуртского мясника», или об Анне Хелм, маленькой няне-убийце. Конечно, это чисто теоретический ракурс, но чрезвычайно интересный.

— Кажется, эта Анна убила с дюжину своих подопечных, прежде чем до нее добралась полиция, — сказал Люк.

Доктор Томас кивнул.

— Да. И при этом была на редкость заботливой и весьма преданной своим питомцам — и, по-видимому, вполне искренне горевала из-за смерти каждого из них. Психология — поразительная вещь.

— Поразительно другое — как этим людям удавалось так долго выходить сухими из воды, — заметил Люк, уже стоя на пороге.

Доктор Томас пошел проводить его.

— Ничего удивительного, — сказал он. — Это довольно просто.

— Что именно?

— Выходить сухим из воды. — И он снова по-мальчишески улыбнулся. — Надо только быть осторожным — вот и все! Умный человек проявляет чрезвычайную осторожность, чтобы не попасться. Вот и весь секрет.

И Томас вернулся в дом.

А Люк замер на крыльце.

В интонации доктора явно мелькнула странная снисходительность. Во время всего их разговора Люк ощущал себя зрелым мужчиной, которому приходится беседовать с немного наивным и бесхитростным юнцом.

А сейчас он вдруг почувствовал, что роли переменились. Прощальная улыбка доктора очень напоминала улыбку взрослого, говорящего с неразумным младенцем.

Глава 9

Рассказывает миссис Пирс

В маленькой лавочке на Хай-стрит[239] Люк купил пачку сигарет и свежий номер «Гуд чир», небольшой еженедельник, приносивший лорду Уитфилду значительную часть его немалого дохода. Просмотрев результаты футбольных матчей, Люк с тяжким вздохом обнаружил, что сто двадцать фунтов, поставленные им на тотализатор, потеряны. Миссис Пирс не преминула ему посочувствовать и сообщила, что ее мужа постиг столь же тяжкий удар.

— Мистер Пирс тоже страсть как увлекается футболом. В газетах первым делом смотрит, кто у кого выиграл. Ну и расстраивается часто, ежели его команда в проигрыше, но ведь нельзя всегда выигрывать, это уж как повезет. С судьбой не поспоришь, толкую я ему.

Люк всячески ей поддакивал и, чтобы перевести разговор в нужное ему русло, глубокомысленно заметил, что беда никогда не приходит одна.

— Ваша правда, сэр, уж я-то знаю, — вздохнула миссис Пирс. — Когда женщина родила восьмерых да двоих из них схоронила — ей известно, что такое беда.

— О да, конечно, конечно. Так вы, значит, похоронили двоих?

— Одного всего месяц назад, — ответила миссис Пирс с мрачным удовлетворением.

— Боже мой, какое горе!

— Не то слово, сэр. Мне как сказали — я так и рухнула без памяти. Вот уж не ждала, не гадала, что с Томми такое может приключиться. Хлопот от него было много, потому, видать, никак не свыкнусь с тем, что его нет. А еще бедная Эмми Джейн, милая моя крошка. «Не жилец она у вас», — мне все так говорили. «Слишком хороша для нашего мира». — И как в воду глядели. Господь знает, кого призвать к себе.

Люк согласился и с этим, поспешив от безгрешной Эмми Джейн вернуться к не столь безгрешному Томми.

— Так ваш мальчик умер совсем недавно? — осведомился он. — Несчастный случай?

— Да, сэр, он самый. Мыл окна в старом Холле, где теперь библиотека, и, видать, оступился да и кувырк с верхнего этажа, горюшко мое горькое.

Некоторое время миссис Пирс старательно излагала, как все случилось.

— А вам не говорили, — как бы между прочим спросил Люк, — что видели, как он плясал на подоконнике?

Миссис Пирс ответила, что мальчишки завсегда мальчишки, но вот майора это действительно здорово проняло, уж больно он нервный джентльмен.

— Майора Хортона?

— Да, сэр, джентльмена с бульдогами. После того несчастья ему случилось обмолвиться, что он видел, как наш Томми был неосторожен. Стало быть, если его вдруг что-то испугало, он сразу и свалился. Уж больно был непоседлив наш Томми, сэр. Сущее испытание для матери, одно баловство на уме. Ну да мало ли вокруг таких же сорванцов? А чтобы кому и впрямь что плохое сделать — такого за ним не водилось, это точно я вам говорю.

— Ну конечно, не водилось, я так и думал. Но, знаете ли, миссис Пирс, иногда люди — солидные взрослые люди — забывают, что они и сами когда-то были детьми.

Миссис Пирс вздохнула.

— То-то и оно, сэр. Одна надежда — что некоторые джентльмены, которых я могла бы назвать, да не стану, еще будут раскаиваться, что были чересчур строги к моему непоседе.

— Он, кажется, любил подшучивать над своими хозяевами? — спросил Люк со снисходительной улыбкой.

— Так ведь он только из озорства, сэр, — поспешила уверить миссис Пирс. — Томми всегда здорово умел передразнивать. Мы чуть со смеху не лопались, когда он семенил мимо нас будто мистер Эллсуорта из антикварной лавки или старый мистер Хоббс, церковный староста[240]. А еще он передразнивал его светлость, тогда в поместье, мы чуть животы от хохота не надорвали… А его светлость возьми да и появись вдруг… Ну и рассчитал Томми прямо на месте — чего еще можно было ждать, и поделом. Да его светлость после-то зла не держал и помог Томми найти работу.

— Однако другие были не столь великодушны?

— Чего нет, того нет, сэр. Имен я не называю. Да и никогда не подумаешь, например, про мистера Эббота, — такой он обходительный, и всегда-то у него найдется доброе слово или шутка.

— У Томми были с ним неприятности?

— Уверена, мой мальчик не хотел ничего дурного… Ну а если по чести: если бумаги у тебя уж такие секретные и не для чужого глаза, так не бросай их абы как на столе, вот что я вам скажу.