Люк изобразил надлежащую по этому поводу скорбь, и мисс Уэйнфлит продолжила:

— Такие девицы, естественно, не вызывают у меня симпатии — она была довольно наглой особой — но, разумеется, о многом я просто не стану говорить — теперь, когда ее нет в живых. Это не по-христиански, хотя лично я считаю, что скрывать правду не подобает — даже в таких случаях.

Люк кивнул. Похоже, мисс Уэйнфлит отличалась от мисс Пинкертон более четким и живым складом ума.

— Ей нравилось, когда ею восхищались, — продолжала мисс Уэйнфлит, — и вообще, она слишком много о себе мнила. Мистер Эллсуорта — он недавно приобрел здесь антикварную лавку, хотя он и настоящий джентльмен, — немного пишет акварелью и как-то сделал с нее пару набросков. И после этого она совсем задрала нос, вообразила о себе бог весть что. Даже поссорилась со своим женихом, Джимом Харви — он механик в гараже. Рассорилась, хотя он души в ней не чаял.

Мисс Уэйнфлит перевела дух.

— Никогда не забуду ту ужасную ночь. Эми нездоровилось — она сильно кашляла, чихала (а все эта дурацкие дешевые шелковые чулки и туфельки чуть ли не на картонной подошве — неудивительно, что нынешние девушки ходят вечно простуженные) — и днем пошла к врачу.

— К доктору Шмеллингу или доктору Томасу? — быстро спросил Люк.

— К доктору Томасу. И он дал ей бутылочку с микстурой от кашля. Что-то совершенно безвредное. Она рано легла, а где-то около часу ночи из ее комнаты донеслись ужасные звуки — как будто кто-то задыхался. Я встала и хотела к ней войти, но дверь была заперта изнутри. Я стала ее звать, но в ответ — ничего. Со мной была кухарка, и мы обе очень перепугались. Мы бросились на улицу и, к счастью, встретили Рида (нашего констебля), совершавшего свой обход. Он обошел дом сзади и ухитрился вскарабкаться на крышу флигеля, а оттуда легко проник внутрь — окно было открыто — и отпер нам потом дверь. Бедная девочка! Это было страшное зрелище! Мы уже ничем не смогли ей помочь, и она умерла в больнице — несколько часов спустя.

— И что послужило причиной смерти — краска для шляпок?

— Да. Отравление щавелевой кислотой, как было сказано в официальном заключении. Бутылка была примерно того же размера, что и пузырек с микстурой. Пузырек стоял у нее на умывальнике, а краска у изголовья. Очевидно, она в темноте взяла не ту бутылку и поставила на тумбочку у кровати — на тот случай, если ей станет хуже. Такова была версия, выдвинутая на дознании.

Мисс Уэйнфлит замолчала. Ее умные козьи глаза смотрели на Люка, и по этому пытливому взгляду было ясно, что она что-то еще скрывает. Более того… непонятно почему, но ей явно хотелось, чтобы он об этом догадался.

Воцарилась тишина — долгая и напряженная. Люк чувствовал себя как актер, забывший следующую реплику. В конце концов он придумал не самое удачное продолжение:

— Так, значит, вы не считаете, что она совершила самоубийство?

— Безусловно, нет. Если бы Эми решила покончить с собой, она, скорее всего, купила бы какое-нибудь подходящее снадобье. А возле нее нашли старую бутылку с краской, которую она приобрела, наверное, давным-давно. И в любом случае, как я уже говорила, это было совершенно не в ее характере.

— Каково же тогда ваше мнение? — рискнул спросить Люк.

— Полагаю, это роковая оплошность, что называется, несчастный случай, — голосом полным скорби сказала мисс Уэйнфлит.

Люк отчаянно пытался найти какие-нибудь приличествующие данной ситуации слова, но тут раздалось жалобное мяуканье и скрежет когтей о дверь.

Мисс Уэйнфлит вскочила и бросилась открывать. В комнату важно прошествовал роскошный оранжевый персидский кот. Он остановился, окинул гостя неодобрительным взглядом и вспрыгнул на ручку кресла мисс Уэйнфлит.

— Вонки Пух, ах ты, разбойник, — проворковала хозяйка. — Где же ты все утро пропадал?

Это имя показалось Люку знакомым. Где же он слышал о персидском коте с такой кличкой?

— Какой красавец! Давно он у вас?

Мисс Уэйнфлит покачала головой.

— О нет. Он принадлежал моей давней подруге, мисс Пинкертон. Ее сбил один из этих ужасных автомобилей, ну и, разумеется, я взяла Вонки Пуха к себе — не могла же я отдать его в чужие руки. Лавинию бы это страшно расстроило. Она его просто обожала, но ведь он и вправду хорош, разве нет?

Люк для приличия принялся восхищаться котом и даже его погладил.

— Только осторожнее с ушками, — предупредила мисс Уэйнфлит. — В последнее время они у него болят.

— Ну, нам пора, — сказала Бриджит, вставая.

Мисс Уэйнфлит протянула Люку руку.

— Вероятно, мы скоро снова встретимся с вами, — произнесла она.

— Очень надеюсь на это, — бодро ответил Люк.

Ему показалось, что она выглядела озадаченной и немного разочарованной. Она быстро перевела взгляд на Бриджит, в нем читался какой-то вопрос. Люк ощутил, что между двумя женщинами существует некий непонятный для него сговор. Подавив невольную досаду, он пообещал себе как можно скорее разобраться во всем этом.

Мисс Уэйнфлит вышла вместе с ними. Задержавшись на крыльце, Люк с удовольствием смотрел на лужайку и пруд с утками.

— Здесь есть какая-то удивительная первозданность, — сказал он.

Мисс Уэйнфлит просияла.

— Да, вы правы, — горячо отозвалась она. — Оно действительно сохранилось таким, каким я его помню с детства. Мы когда-то жили в Вич-Холле. Но затем он перешел к моему брату, который не захотел там жить, вернее, не мог себе этого позволить, и дом был выставлен на продажу. Его хотела купить одна строительная фирма и… и «усовершенствовать» — так, кажется, было написано в их заявке. Но тут, к счастью, вмешался лорд Уитфилд. Он купил наш дом и тем самым спас его. А потом устроил там библиотеку и музей, оставив все практически в нетронутом виде. Дважды в неделю я работаю библиотекарем — разумеется, бесплатно — вы не представляете, какое это удовольствие — приходить в свой старый дом и знать, что он не подвергнется варварскому разрушению. Наш маленький музей прекрасно оформлен — вы должны его как-нибудь посетить, мистер Фицвильям. У нас имеются весьма интересные экспонаты.

— Обязательно воспользуюсь вашим приглашением, мисс Уэйнфлит.

— Лорд Уитфилд столько сделал для Вичвуда. И очень прискорбно, что находятся люди, начисто лишенные чувства благодарности. — Пожилая дама осуждающе поджала губы. Люк благоразумно воздержался от вопросов и еще раз попрощался.

Когда они оказались на улице, Бриджит спросила:

— Вы хотите продолжить ваши изыскания или вернемся домой? Я бы не отказалась от прогулки вдоль реки.

Люк уже твердо решил, что дальнейшие расспросы он будет проводить без Бриджит, поэтому, не раздумывая, ответил:

— Выбираю прогулку вдоль реки.

Они пошли по главной улице городка. Один из последних домов украшала вывеска, на которой золочеными буквами было написано «Антиквариат». Люк остановился и заглянул через окно внутрь.

— Красивое блюдо, — заметил он. — Моя тетушка обожает керамику. Интересно, сколько оно стоит.

— Зайдем спросим?

— Не возражаете? Люблю бродить по антикварным лавкам. Иногда удается даже что-то купить — и по сходной цене.

— Здесь вам едва ли это удастся, — сухо произнесла Бриджит. — Эллсуорта прекрасно знает цену своим вещам.

Дверь была открыта. В передней стояли кресла и канапе[234], а также кухонные шкафчики с фарфоровой и оловянной посудой. Две комнаты, справа и слева, были полны товаров.

Люк вошел в ту, что была слева, и взял в руки керамическое блюдо. В ту же минуту из полумрака проявилась фигура хозяина, поднявшегося к ним из-за стола орехового дерева эпохи королевы Анны.

— О, дорогая мисс Конвей, как я рад вас видеть!

— Доброе утро, мистер Эллсуорта.

Мистер Эллсуорта оказался весьма утонченным молодым человеком, одетым в костюм кирпичного цвета. У него было несколько вытянутое бледное лицо с женственным ртом, черные длинные, как у художника, волосы, и семенящая походка.

Люка представили, и мистер Эллсуорта немедленно переключился на него.

— Подлинная старинная английская керамика. Восхитительно, не правда ли? Я просто влюблен в свои безделушки, знаете ли, мне бывает так грустно с ними расставаться. Всегда мечтал жить за городом и держать небольшую лавку. Изумительное местечко — Вичвуд, тут своя, особая атмосфера, совершенно особая.

— Вот что значит художественная натура! — пробормотала Бриджит.

Эллсуорта повернулся к ней, страдальчески взмахнув рукой с длинными белыми пальцами.

— Только не произносите этих ужасных слов, мисс Конвей. Нет, нет, умоляю вас. Не говорите, будто я смею претендовать на это. Вы же знаете, что я не держу ни костюмов из твида ручной выделки, ни побитых древних оловянных плошек. Я торговец, всего лишь торговец.

— Но ведь вы еще и художник, не так ли? — спросил Люк. — Я хочу сказать, вы, кажется, пишете акварелью?

— Боже, кто вам успел рассказать? — вскрикнул мистер Эллсуорта, стискивая пальцы. — Знаете, наш городок воистину удивительное место — ничего нельзя сохранить в тайне! Это мне в нем и нравится — полный контраст с большим городом, где царит жесткое правило: «Делай свое дело, а в чужие не лезь!» Сплетни, злословие и скандалы — в этом есть некое очарование, если, конечно, правильно все воспринимать!

Люк, оставив без внимания эту длинную тираду, ограничился лишь ответом на вопрос:

— Мисс Уэйнфлит сказала нам, что вы сделали несколько набросков с Эми Гиббс.

— Ах, Эми. — Мистер Эллсуорта отступил на шаг, задев локтем пивную кружку, стоявшую на столе. Бережно водворив ее на место, он добавил: — Действительно? А я уже и забыл про них.

Похоже, ему стало немного не по себе.

— Она была очень хорошенькая, — заявила Бриджит.