Агата Кристи - Свидание со смертью. Рождество Эркюля Пуаро. Убить легко. Десять негритят

Сагден стал белым как полотно.

— Вы сошли с ума! — вскричал он. — Меня не было в доме, когда произошло убийство.

— О нет, — покачал головой Пуаро, — вы убили его перед тем, как ушли из дома в первый раз. После вашего ухода никто больше не видел его живым. А убить его вам было нетрудно. Симеон Ли ждал вас, да… но сам он за вами не посылал. Это вы позвонили ему и довольно невразумительно намекнули на возможную кражу алмазов. Вы сказали, что зайдете к нему вечером, около восьми, под каким-нибудь удобным предлогом — вроде сбора денег на благотворительные цели. У Симеона Ли на ваш счет не было никаких подозрений. Ему и в голову не могло прийти, что вы — его сын. Вы рассказали ему, что алмазы у него вроде бы как похитили… или подменили… Он открыл сейф, чтобы продемонстрировать вам, что камни на месте. Вы извинились, вернулись вместе с ним к камину и, улучив момент, перерезали ему горло, зажав другой рукой рот, чтобы он не мог закричать. Для человека вашей комплекции это — детская забава.

Затем вы подготовили сцену — забрали алмазы, сдвинули вместе столы и стулья, положили на них лампы и вазы и, взяв тонкую веревку или бечевку, которую, обмотавшись под пиджаком, принесли с собой, обвязали каждый предмет вдоль и поперек. У вас была при себе бутылка с кровью только что убитого животного, в которую вы добавили некоторое количество лимонной кислоты. Вы облили все вокруг этой кровью, потом вылили кислоту в лужу крови, которая вытекла из раны Симеона Ли, затем разожгли камин, чтобы труп не закоченел, и выкинули оба конца веревки в приоткрытое окно, так чтобы они свисали снаружи. После этого вы вышли из комнаты, заперев за собой дверь. Это было важно для того, чтобы никто случайно не проник в комнату раньше времен и.

Затем вы покинули дом и спрятали алмазы в одной из каменных ваз в саду. Если в конечном итоге их обнаружат, то подозрение тем более падет, рассчитывали вы, на законных детей Симеона Ли. Около девяти пятнадцати вы вернулись и, перемахнув через ограду как раз под окном, потянули за свисавшие концы веревки, опрокинув таким образом всю мебель и, естественно, перебив весь фарфор и стекло. Затем, ухватившись за один из концов, вы вытянули веревку и снова обмотались ею.

А потом… потом вы устроили еще один трюк! — Он повернулся к остальным. — Помните, как каждый из вас по-своему описывал предсмертный крик мистера Симеона Ли? Вы, мистер Ли, назвали его криком человека в предсмертной агонии. Ваша жена и Дэвид Ли оба использовали одно и то же выражение: «так кричат души грешников в аду». Миссис Дэвид Ли, наоборот, сказала, что так кричит тот, у кого нет души. Она сказала, что это был звериный крик. Ближе всех к истине оказался Гарри Ли. Он сказал, что так визжит свинья, когда ее режут. Видели ли вы когда-нибудь на ярмарках длинные розовые воздушные шары, на которых нарисована поросячья голова и написано «Резаный поросенок»? Когда из такого шара выходит воздух, раздается звук, похожий на душераздирающий вопль. Вот это, Сагден, и был ваш финальный штрих. Вы оставили в комнате такой шар. В свиное рыло был вставлен колышек, также привязанный к веревке. Когда вы дернули за веревку, колышек вылетел, и из шара стал выходить воздух. И вот вскоре после грохота падающей мебели и звона фарфора раздался этот кошмарный крик.

Он снова повернулся к остальным.

— Теперь вы понимаете, что подняла с пола мисс Эстравадос? Инспектор хотел сам незаметно подобрать лопнувший шар и колышек, но Пилар его опередила. Тогда он, тут же сориентировавшись, официальным тоном заставил ее вернуть их. Обратите внимание: в дальнейшем он ни разу не упомянул об этом инциденте. Что уже само по себе было весьма подозрительно. Я узнал о нем от Магдалины Ли и спросил инспектора, в чем там было дело. Он был во всеоружии. Он заранее запасся кусочком резины, отрезав его от мешочка, в котором хранилась губка мистера Ли, и предъявил его мне вместе с деревянным колышком. В общем, все соответствовало тому, о чем мне рассказала Магдалина Ли: кусочек резинки, колышек… Это уже позже я понял, что тут какой-то подвох. Но в тот момент я ничего такого не заподозрил. Нет, чтобы сразу сказать себе: «Это какая-то бессмыслица, наверняка там было что-то другое, а значит, инспектор Сагден лжет…» Нет, я как какой-то глупец, упорно пытался найти объяснение. И только когда мадемуазель Эстравадос, глядя на лопнувший шарик, воскликнула, что подобрала с пола в комнате Симеона Ли такой же, только розовый, мне открылась, наконец истина.

Видите, теперь все встало на свои места: грохот, который должен был помешать определить, когда на самом деле был убит Симеон Ли. Запертая дверь, чтобы никто не мог войти в комнату раньше времени. Крик умирающего… Теперь все прояснилось…

Однако как только Пилар Эстравадос рассказала о том, что в комнате она подняла с пола именно шарик, она стала представлять для убийцы большую опасность. И если он слышал ее слова (что было вполне вероятно, поскольку голос у нее звонкий, а многие окна в доме были открыты), ей самой стала угрожать опасность. Она уже и раньше ставила убийцу в весьма щекотливое положение. Она как-то сказала о покойном мистере Ли: «В молодости он, вероятно, был очень красивым». А потом, обернувшись к Сагдену, добавила: «Совсем таким, как вы». Она имела в виду именно сходство, и Сагден понял это. Недаром он, помнится, весь побагровел и чуть не поперхнулся. Это было так неожиданно и опасно для него… Он попробовал бы навести подозрения на нее, но это оказалось невозможным, поскольку у внучки покойного явно не было никаких мотивов для совершения преступления. Позже, услышав из сада ее звонкий голос, оповещавший о том, что у деда в комнате она нашла такой же шар, только розовый, он решился на крайние меры. Пока мы обедали, он исхитрился приладить ядро над дверью. По счастливой случайности его затея провалилась…

Воцарилось долгое молчание.

— Когда вы перестали сомневаться? — спросил Сагден.

— Я не был уверен до тех пор, пока не принес в дом фальшивые усы и не приложил их к портрету Симеона Ли. Передо мной было ваше лицо, — ответил Пуаро.

— Пусть душа его мается в аду! Я не жалею, что сделал это! — воскликнул Сагден.

— Пилар, по-моему, тебе лучше пожить у нас, пока твое положение окончательно не определится.

— Большое спасибо, Лидия, — тихо ответила Пилар. — Вы очень добры и легко прощаете людей, не делая из этого большого шума.

— Я по-прежнему называю тебя Пилар, — улыбнулась Лидия, — ибо до сих пор не знаю твоего настоящего имени.

— Меня зовут Кончила Лопес.

— Кончита тоже красивое имя.

— Еще раз большое спасибо, Лидия. Только не стоит обо мне беспокоиться. Я выхожу замуж за Стивена, и мы уезжаем в Южную Африку.

— Что ж, весьма удачное завершение этой кошмарной истории, — снова улыбнулась Лидия.

— Раз уж вы так добры ко мне, — робко сказала Пилар, — разрешите нам когда-нибудь… если можно, именно на Рождество, приехать к вам, когда будут и фейерверк, и печеный изюм, и еще украшенная игрушками елка и снеговички?

— Конечно же приезжайте, увидите, каким бывает настоящее английское Рождество.

— Чудесно! А в этом году Рождество оказалось таким грустным.

— Да, это было очень грустное Рождество, — вздохнула Лидия.

— Прощай, Альфред, — сказал Гарри. — Не думаю, что буду часто тебя тревожить. Я уезжаю на Гавайи[194]. Всегда мечтал там жить, только у меня не было на это денег.

— Прощай, Гарри, — отозвался Альфред. — Надеюсь, тебе понравится на Гавайях.

— Извини, что действовал тебе на нервы, старина. Проклятая привычка над всеми подтрунивать.

— Наверное, и мне пора научиться понимать шутки, — все-таки выдавил из себя Альфред.

— Всего хорошего, — с облегчением произнес Гарри.

— Дэвид, — сказал Альфред, — мы с Лидией решили продать этот дом. Может, ты хочешь взять что-нибудь из вещей, принадлежавших нашей матери: например, ее кресло и скамеечку для ног. Ты всегда был ее любимцем.

— Спасибо, Альфред, — помолчав, ответил Дэвид, — но знаешь, я, пожалуй, ничего не возьму. С прошлым лучше рвать раз и навсегда.

— Я понимаю тебя, — отозвался Альфред. — Что ж, может, ты и прав.

— До свиданья, Альфред, — сказал Джордж. — До свиданья, Лидия. Какой ужас мы пережили! Еще предстоит суд. Наверное, весь этот позор выплывет наружу? Ну, насчет того, что Сагден… сын моего отца… Вряд ли удастся его убедить, что лучше бы ему заявить, что он убежденный коммунист и убил отца во имя идеи — потому что тот был… м-м… как они там пишут? Гнусной пиявкой на теле рабочего класса… или что-нибудь в этом роде, а?

— Дорогой Джордж, — возразила ему Лидия, — неужели ты думаешь, что такого человека, как Сагден, смогут тронуть наши переживания, что он станет лгать ради нас?

— Ты права. Я совершенно с тобой согласен. И все-таки этот малый… нет, он конечно же не в своем уме… Ну что ж, еще раз до свидания.

— До свидания, — сказала Магдалина. — На следующее Рождество, может быть, все вместе поедем на Ривьеру[195] или еще куда-нибудь и повеселимся на славу.

— Посмотрим, каким будет курс фунта, — добавил Джордж.

— Не будь таким скупым, милый, — проворковала Магдалина.

Альфред вышел на террасу. Лидия разглядывала каменную вазу. Увидев его, она выпрямилась.

— Все уехали, — вздохнул он.