— В чем именно? — не удержавшись, перебил ее Пуаро.

Она посмотрела на него все с тем же безмятежным спокойствием.

— Ему было обидно, — пояснила она, — что в семье нет внуков, что некому продолжить род Ли. Видно было, что это уже давно его терзало. Больше он не мог сдерживаться и излил свою досаду на сыновей, сказал, что они не мужчины, а маменькины сынки, слюнтяи. Мне было его жаль, — я чувствовала, насколько уязвлена его гордость.

— А затем?

— А затем, — медленно повторила Хильда, — мы все ушли.

— И больше вы его не видели?

Она наклонила голову.

— Где вы были, когда произошло убийство?

— Я была вместе с мужем в музыкальной гостиной. Он играл на рояле.

— А потом?

— Мы услышали наверху грохот опрокидываемой мебели и звон бьющегося фарфора — там явно происходила схватка. И потом этот ужасный крик, когда ему перерезали горло…

— А какой именно крик? Чем именно он был ужасен? — спросил Пуаро. И помолчав, добавил: — Так кричат души грешников в аду? Вы это хотели сказать?

— Еще страшнее.

— Что вы имеете в виду, мадам?

— Казалось, что кричит кто-то, у кого нет души… это был крик зверя, а не человека.

— Значит, вот какой вы вынесли ему приговор, мадам? — мрачно спросил Пуаро.

Она в отчаянии махнула рукой и опустила глаза.

14

Пилар вошла в комнату с некоторой опаской — так ведет себя зверь, учуявший западню. Глаза ее быстро обежали присутствующих. Она не столько боялась, сколько подозревала недоброе.

Полковник Джонсон встал и подал ей стул.

— Вы понимаете по-английски, мисс Эстравадос? — спросил он.

Пилар широко раскрыла глаза.

— Конечно, — ответила она. — Ведь моя мать была англичанка. Я и себя считаю англичанкой.

Слабая улыбка мелькнула на губах полковника Джонсона, когда его взгляд остановился на иссиня-черных блестящих волосах, гордых темных глазах и резко очерченных алых губах. Нет, Пилар Эстравадос никак нельзя было назвать англичанкой!

— Мистер Ли был вашим дедом. Он пригласил вас переехать из Испании к нему. И вы прибыли несколько дней назад. Все верно? — спросил он.

— Верно, — кивнула Пилар. — Я пережила кучу приключений, пока выбралась из Испании. Нас бомбили, погиб мой шофер. Там, где у него была голова, все было в крови. А я не умею водить машину, поэтому мне пришлось долго-долго идти пешком. А я никогда не хожу пешком. У меня были стерты все ноги…

— Однако вам все же удалось добраться сюда, — снова улыбнулся полковник Джонсон. — Ваша матушка много рассказывала вам про вашего деда?

— О да, — весело кивнула Пилар. — Она называла его старым дьяволом.

Эркюль Пуаро улыбнулся.

— А каким он показался вам, мадемуазель? — спросил он.

— Очень-очень старым, — ответила Пилар. — Он не вставал с кресла, и лицо у него было высохшее. Но мне он все равно понравился. По-моему, в молодости он был очень красивым. Совсем таким как вы, — добавила Пилар, повернувшись к инспектору Сагдену. Ее глаза с простодушным восхищением замерли на его красивом лице, которое от этого комплимента сделалось кирпично-красным.

Полковник Джонсон подавил смешок. Совсем не часто флегматичного инспектора удавалось вывести из равновесия.

— Но, конечно, — с сожалением продолжала Пилар, — он был гораздо ниже вас. Наверное, даже в молодости.

Эркюль Пуаро вздохнул.

— Вам нравятся высокие мужчины, сеньорита? — спросил он.

— О да, — воодушевилась Пилар. — Мне нравятся крупные, высокие мужчины, широкоплечие и сильные.

— По прибытии сюда вы часто видели вашего деда? — поинтересовался полковник Джонсон.

— О да, часто. Я проводила с ним много времени. Он рассказывал мне о себе, о том, каким был грешником и чем занимался в Южной Африке.

— А говорил ли он вам, что хранит в своем сейфе алмазы?

— Да, он мне их показывал. Такие некрасивые, даже странно, что из этих тусклых камешков получаются настоящие брильянты.

— Значит, он вам их показывал? — переспросил инспектор Сагден.

— Да.

— И ни одного не подарил?

— Ни одного, — покачала головой Пилар. — Я надеялась, что, может быть, когда-нибудь подарит, если я буду с ним ласкова и часто буду приходить к нему… Ведь старые джентльмены любят молоденьких девушек.

— Вам известно, что алмазы похищены? — спросил полковник Джонсон.

— Похищены? — Глаза Пилар округлились.

— Да. Как вы думаете, кто мог их взять?

— Хорбери, конечно, — с ходу ответила Пилар.

— Хорбери? Вы имеете в виду камердинера?

— Да.

— Почему вы так думаете?

— Потому что у него на физиономии написано, что он вор. Глаза бегают, ходит бесшумно, подслушивает у дверей и вообще похож на кота. А все коты — воришки.

— Гм, — скептически хмыкнул полковник Джонсон. — Ладно, пусть будет так. Теперь поговорим о другом. По моим сведениям, все, ваше семейство во второй половине дня собралось в комнате вашего деда, который весьма сурово всех отчитал.

Пилар кивнула и довольно улыбнулась.

— Да. Было ужасно весело. Дед так их разозлил!

— Значит, вам это понравилось?

— Да, я люблю смотреть, когда люди сердятся. Очень люблю. Но здесь в Англии они не умеют по-настоящему сердиться. Не то что у нас в Испании. Там сразу вытаскивают ножи, кричат, ругаются. А у вас тут только краснеют и стискивают зубы.

— Вы помните, что именно сказал ваш дед?

— Ну не знаю, — засомневалась Пилар. — Сказал, что от них всех нет никакого толку… что у них нет детей. Сказал, что я лучше их всех. Я ему очень понравилась.

— А про завещание или деньги он говорил?

— Про завещание, по-моему, нет. Не помню.

— И что было дальше?

— Все ушли, кроме Хильды. Это жена Дэвида, толстая такая. Она осталась в комнате.

— Вот как?

— Да. А Дэвид весь дрожал и был белым как мел. Вот умора. Казалось, ему вот-вот станет плохо.

— И что потом?

— Потом я пошла и отыскала Стивена. И мы танцевали под граммофон.

— Стивена Фарра?

— Да. Он приехал, из Южной Африки. Сын дедушкиного партнера. Тоже очень красивый. Загорелый, рослый, и у него чудесные глаза.

— Где вы были, когда произошло убийство?

— В каком именно месте?

— Да.

— Сначала я была в гостиной вместе с Лидией. Потом пошла к себе в комнату, чтобы подкраситься. Я собиралась опять потанцевать со Стивеном. А потом услышала где-то вдалеке крик, и все куда-то побежали, ну я тоже побежала. Гарри со Стивеном пытались взломать дверь в дедушкину комнату. Им это удалось. Они оба рослые и сильные.

— А затем?

— Затем, когда — хлоп — дверь упала, мы все увидели… Что там творилось! Все было переломано, перевернуто, а дед лежал в луже крови, и горло у него было перерезано вот так, — она провела ребром ладони себе по шее, — от уха до уха.

Она молчала, явно наслаждаясь произведенным эффектом.

— Вам не страшно было видеть эту лужу крови? — спросил Джонсон.

— Нет. А что такого? — искренне изумилась она. — Когда людей убивают, всегда много крови. А здесь — просто все было ею залито!

— И кто-нибудь что-либо сказал? — спросил Пуаро.

— Дэвид сказал что-то смешное. Что же он сказал? Ах да. Он сказал «жернова Господни», — и Пилар еще раз повторила, делая ударение на каждом слове: — жернова Господни… Что это значит? Жерновами ведь мелют муку, верно?

— На этом, я думаю, мы закончим, мисс Эстравадос, — предложил полковник Джонсон.

Пилар послушно встала.

— Тогда я пойду.

И, поочередно одарив всех троих ослепительной улыбкой, она закрыла за собой дверь.

— «Жернова Господни мелют хоть и медленно…» — процитировал полковник Джонсон. — И это сказал Дэвид Ли.

15

Дверь снова отворилась, и полковник Джонсон с удивлением увидел на пороге уже опрошенного Гарри Ли, но, как только тот вошел в комнату, он понял, что обознался.

— Садитесь, мистер Фарр, — пригласил полковник.

Стивен Фарр сел, внимательно оглядев каждого из присутствующих. Взгляд его был холодным и умным.

— Боюсь, от меня будет мало толку. Но, пожалуйста, готов ответить на все вопросы. Наверное, сначала мне следует объяснить вам, кто я такой. Мой отец, Эбенезер Фарр, когда-то, еще в Южной Африке, был партнером Симеона Ли. С тех пор прошло более сорока лет.

Он помолчал.

— Отец много рассказывал мне о Симеоне Ли и о том, как много им на пару пришлось потрудиться. Симеон Ли увез домой целое состояние, впрочем, и отец тоже не сплоховал. Он постоянно твердил мне, что если я когда-либо окажусь в Англии, мне нужно обязательно разыскать мистера Ли. «Но прошло столько времени, — как-то сказал ему я, — и он может попросту не понять, что я твой сын», — но отец только рассмеялся. «Ничего, поймет. Те, кому выпало вместе такое испытать, друг друга не забывают», — ответил он. Два года назад отец умер. Я, как видите, оказался-таки в Англии и решил последовать его совету.

Я немного волновался, когда ехал сюда, — чуть улыбнулся он, — но, как оказалось, зря. Мистер Ли тепло меня встретил и даже уговорил остаться на Рождество. Я отнекивался, говорил, что мне неловко вторгаться в их семью, но он и слушать ничего не хотел. — И несколько смущенно добавил: — Все были очень любезны со мной, особенно мистер и миссис Альфред Ли, необыкновенно любезны. Очень сожалею, что на их долю выпало такое несчастье.