Конец этому приятному занятию положило возвращение в купе пассажиров. Он встал и, улыбнувшись, посмотрел ей в глаза — потом вышел в коридор.

На секунду ему пришлось задержаться в дверях, чтобы пропустить пожилую даму, и в это мгновенье его взгляд упал на бирку, прикрепленную к соломенной корзине явно заграничного происхождения, стоявшей у ног Пилар. Он с интересом прочел ее имя: «Мисс Пилар Эстравадос». Там имелся еще и адрес — и тут глаза его расширились от удивления и не только от удивления: «Горстон-Холл, Лонгдейл, Эддлсфилд»[125].

Полуобернувшись, он снова пристально посмотрел на девушку, но теперь на лице его появилось совсем другое выражение: озадаченное, возмущенное, недоверчивое… Он вышел из купе и закурил, хмурясь своим мыслям…

3

Альфред Ли и его жена Лидия сидели в большой, синей с золотом гостиной Горстон-Холла, обсуждая планы на Рождество. Альфред был джентльменом средних лет, приземистым, с приветливым лицом и добрыми карими глазами. Говорил он негромко, четко выговаривая каждое слово. Он втянул голову в плечи и вообще производил впечатление человека крайне инертного. Лидия, его жена, напротив, была очень энергична, сухопара и напоминала готовую в любой момент рвануться вперед гончую. Но несмотря на крайнюю худобу, каждое ее движение отличалось удивительным изяществом.

Ее не знающее косметики усталое лицо не было красивым, но оно было выразительным. А голос — просто чарующим.

— Отец настаивает, — сказал Альфред. — И нам ничего другого не остается.

Лидия, несмотря на вспыхнувший в ней протест, сумела сдержаться.

— Неужто ты непременно должен потакать его желаниям?

— Он уже очень стар, дорогая…

— Я знаю, знаю!

— И считает, что все обязаны подчиняться его воле.

— Естественно, — сухо отозвалась Лидия. — Поскольку так было всегда. Но рано или поздно, Альфред, тебе придется научиться сопротивляться.

— Что ты имеешь в виду?

У него был настолько расстроенный и удивленный взгляд, что Лидия на миг прикусила губу, не зная, продолжать ли разговор.

— Что ты имеешь в виду? — повторил Альфред.

— Твой отец… становится… тираном, — осторожно подбирая слова, сказала она.

— Он уже совсем старик.

— И станет еще старше. А значит, и еще деспотичнее. Он уже сейчас полностью контролирует нашу жизнь. Мы не имеем права ничего предпринять самостоятельно. А если и делаем попытку, то это неизбежно пресекается.

— Отец полагает, что мы должны прежде всего считаться с его мнением. Не забудь, что он очень великодушен по отношению к нам.

— Великодушен?

— Очень, — сурово повторил Альфред.

— Ты говоришь о наших финансовых делах? — спокойно спросила Лидия.

— Да. Его собственные потребности весьма скромны. Но нам он никогда не отказывает в деньгах. Ты можешь тратить, сколько хочешь, на туалеты, на дом, и счета оплачиваются беспрекословно. Только на прошлой неделе он подарил нам новую машину.

— Что касается денег, твой отец и впрямь великодушен, я согласна, — сказала Лидия. — Но за это он требует от нас, чтобы мы были его рабами.

— Рабами?

— Именно. Ты его раб, Альфред. Скажем, мы собираемся куда-нибудь поехать, однако стоит твоему отцу выразить по этому поводу неудовольствие, ты тут же аннулируешь заказ на билеты! Если же ему вдруг приходит в голову послать нас куда-нибудь, мы непременно едем… Мы не живем собственной жизнью, мы находимся в полной зависимости.

— Мне крайне неприятно, что ты так считаешь, — расстроился Альфред. — Ты неблагодарна. Мой отец делает для нас все…

Она еле удержалась, чтобы не возразить, еще раз пожав своими худыми, но изящными плечами.

— Знаешь, Лидия, — продолжал Альфред, — а ведь отец очень тебя любит…

— Зато я его не люблю, — резко возразила жена.

— Лидия, ну как ты можешь такое говорить. Нехорошо с твоей стороны…

— Возможно. Но порой я испытываю потребность сказать правду.

— Если бы отец догадывался…

— Твой отец прекрасно знает, что я его не люблю. И, по-моему, это его даже забавляет.

— Ей-богу, ты ошибаешься, Лидия. Он часто повторяет мне, что ты очень-очень мила с ним.

— Естественно, я держу себя в рамках приличия. И буду держать. Просто я говорю тебе, какие чувства испытываю на самом деле. Мне не по душе твой отец, Альфред. Я считаю его злым и деспотичным стариком. Пользуясь твоей привязанностью, он заставляет тебя полностью ему подчиняться. Тебе уже давно следовало бы восстать.

— Хватит, Лидия, — резко остановил ее Альфред. — Я больше не желаю все это выслушивать.

— Извини, — вздохнула она. — Может, я и не права… Давай лучше обсудим, как будем отмечать Рождество. Как по-твоему, твой брат Дэвид в самом деле приедет?

— А почему бы нет?

Она с сомнением покачала головой.

— Дэвид — человек со странностями. Не забывай, что он уже много лет не появлялся в этом доме. Он так любил вашу мать, что до сих пор испытывает неприязнь к Горстон-Холлу.

— Дэвид всегда выводил отца из себя своей страстью к музыке и мечтательностью, — заметил Альфред. — Согласен, отец часто бывал к нему несправедлив. Но мне кажется, что Дэвид и Хильда обязательно приедут. Ведь это все-таки Рождество.

— Ну да. Мир и любовь к ближним, — добавила Лидия, иронически скривив губы. — Кстати, Джордж и Магдалина тоже приезжают. Сказали, что прибудут, наверное, завтра. Магдалине, боюсь, будет у нас жутко скучно.

— Никак не пойму, зачем Джорджу понадобилось жениться на женщине, которая моложе его на двадцать лет! — чуть раздраженно откликнулся Альфред. — Впрочем, этот мой братец никогда не отличался особым умом!

— Тем не менее в политике он сделал успешную карьеру, — заметила Лидия. — Избиратели им довольны. И Магдалина, по-моему, немало ему помогает.

— Она мне не слишком нравится, — медленно произнес Альфред. — Женщина она, несомненно, очень привлекательная, но напоминает купленные в лавке красивые груши: сверху они румяные и блестящие, а на вкус… — Он покачал головой.

— А на вкус противные? — подхватила Лидия. — Как странно слышать это от тебя, Альфред!

— Почему же странно?

— Потому что обычно ты ни о ком худого слова не скажешь, — ответила Лидия. — Меня иногда даже раздражает, что ты не способен — как бы это поточнее выразить? — не способен даже заподозрить ничего дурного в другом человеке. Ты словно не от мира сего.

— Сей мир таков, каким ты сам себе его представляешь, — улыбнулся Альфред.

— Ты не прав, — с горячностью возразила Лидия. — Зло не только в мыслях. Зло существует само по себе! Ты, по-видимому, этого не осознаешь. А я… я явственно его чувствую. Я всегда ощущала его присутствие здесь, в этом доме… — Прикусив губу, она отвернулась.

— Лидия… — начал было Альфред.

Но она предостерегающе подняла руку, глядя куда-то поверх его плеча. Альфред обернулся.

В дверях, почтительно склонившись, стоял темноволосый человек с приятным лицом.

— В чем дело, Хорбери? — резко спросила Лидия.

— Мистер Ли, мадам, — тихо ответил Хорбери, и при этом имени его почтительность стала просто безмерной, — просил передать, что на Рождество прибудут еще двое гостей и что им следует приготовить комнаты.

— Еще двое? — удивилась Лидия.

— Да, мадам, джентльмен и молодая леди, — кротким голосом подтвердил Хорбери.

— Молодая леди? — изумленно переспросил Альфред.

— Так сказал мистер Ли, сэр.

— Пойду поговорю с ним… — быстро произнесла Лидия.

Хорбери сделал еле приметный шаг вперед, но этого было достаточно, чтобы Лидия остановилась.

— Извините меня, мадам, но мистер Ли сейчас спит. Он просил его не беспокоить.

— Понятно, — отозвался Альфред. — Мы ни в коем случае не станем его беспокоить.

— Благодарю вас, сэр.

Хорбери вышел.

— До чего же гнусный тип! — с неприязнью воскликнула Лидия. — Подкрадывается как кот. Никогда не услышишь его шагов.

— Мне он тоже не по душе. Но свои обязанности он знает. Отыскать в наши дни хорошего камердинера для больного не так-то легко. И отцу он нравится. А это самое главное.

— Да, это самое главное, как ты говоришь. Альфред, что это еще за молодая леди? Кто она?

— Понятия не имею, — пожал плечами Альфред. — Просто теряюсь в догадках.

Они недоумевающе смотрели друг на друга. Затем выразительный рот Лидии снова искривился в усмешке, и она сказала:

— Знаешь, что я думаю, Альфред?

— Что?

— По-моему, твой отец последнее время очень скучает. Вот и решил устроить себе на Рождество небольшое развлечение.

— Пригласив на семейный праздник двух незнакомых людей?

— Не знаю деталей, но, думаю, твой отец явно собирается повеселиться.

— Надеюсь, ему это удастся, — мрачно заметил Альфред. — Бедняга, стать инвалидом, прикованным к креслу — и это после той бурной жизни, которую он вел.

— После… бурной жизни, которую он вел, — медленно повторила Лидия.

Пауза, которую она сделала перед словом «бурной» придала фразе какое-то особое, хотя и несколько туманное значение. Альфред, по-видимому, это почувствовал. Он вспыхнул и смутился.

— Просто не верится, что ты его сын! — вдруг воскликнула она. — Вы такие разные! И ты его не просто любишь, ты его боготворишь!

— Не кажется ли тебе, Лидия, что ты заходишь слишком далеко? — с явным раздражением сказал ей Альфред. — Любовь сына к отцу — чувство вполне естественное. Неестественно было бы обратное.