Агата Кристи - Свидание со смертью. Рождество Эркюля Пуаро. Убить легко. Десять негритят

А потом я вспомнила, что мисс Пинкертон вроде бы говорила об убийце как о мужчине. И это сводило на нет все мои предположения, потому что, если бы мисс Пинкертон ошиблась, ее бы не убили… Я попросила тебя в точности повторить слова мисс Пинкертон, и оказалось, разговаривая с тобой, она фактически ни разу не произнесла слово «мужчина». Тут я почувствовала, что нахожусь на правильном пути! Я решила воспользоваться приглашением мисс Уэйнфлит погостить у нее, чтобы попытаться установить истину.

— Не сказав мне ни слова? — сердито спросил Люк.

— Но, милый, ты был настолько уверен в своей правоте, — а я настолько не была убеждена в своей! Все было очень неопределенно. Но мне и в голову не приходило, что мне грозит какая-либо опасность. Я считала, что у меня масса времени…

Ее передернуло.

— О Люк, это было ужасно… Ее глаза… И этот кошмарный, нечеловеческий смех…

— Никогда не забуду… ведь я едва не опоздал, — сказал Люк, вздрогнув.

Повернувшись к Баттлу, он спросил:

— Как она сейчас?

— Окончательно съехала с катушек, — ответил тот. — Обычный случай, знаете ли. Они не могут пережить потрясающее для них открытие — что они совсем не так чертовски умны, как думали.

— Да… никудышный я полицейский! — грустно произнес Люк. — Ни на секунду не усомнился в Гонории Уэйн-флит. Вы бы справились лучше, Баттл.

— Может быть, да, сэр, а может, и нет. Помните, я говорил, что преступником может быть любой? По-моему, я упоминал и старую деву.

—. Да-да, а еще архиепископа и школьницу! Означает ли это, что вы и их считаете потенциальными преступниками?

Лицо Баттла расплылось в широкой ухмылке.

— Преступником может стать любой — вот что я имел в виду, сэр.

— Только не Гордон, — заявила Бриджит. — Люк, пойдем отыщем его.

Они нашли лорда Уитфилда в его кабинете, делающим какие-то заметки.

— Гордон, — тихо и кротко произнесла Бриджит. — Теперь, когда вам известно все, вы простите нас?

Лорд Уитфилд взглянул на нее вполне благосклонно.

— Конечно, моя дорогая, конечно. Я понял истину. Я был очень занят. И пренебрегал вами. Как мудро выразился Киплинг: «Большего добивается тот, кто идет по жизни один»[280]. Мой удел — одиночество. — Он расправил плечи. — На мне лежит большая ответственность. И я должен нести ее самостоятельно. Мне нельзя ни с кем ее делить, и никто не облегчит это бремя. Я должен идти по жизни один, пока не прервется мое дыхание.

— Дорогой Гордон! — воскликнула Бриджит. — Вы так великодушны!

Лорд Уитфилд нахмурился.

— Разве? Давайте-ка забудем всю эту чепуху. И вообще, я очень занят.

— Я знаю.

— Я собираюсь немедленно начать серию статей «История женских преступлений: от сотворения мира до наших дней».

Бриджит восхищенно смотрела на него.

— Гордон, по-моему, это чудесная идея.

Лорд Уитфилд выпятил грудь.

— Теперь, пожалуйста, оставьте меня. У меня очень много работы.

Люк и Бриджит осторожно вышли из комнаты.

— Но он действительно ужасно милый! — сказала Бриджит.

— Мне кажется, ты все же любила его!

— Знаешь, Люк, по-моему, так и было.

Люк выглянул из окна.

— Я с удовольствием уеду из Вичвуда. Он мне не по душе. Здесь столько зловещего, как говорит миссис Шмеллинг. Мне не нравится, как Эш-Ридж нависает над городком.

— Ну уж если речь зашла об Эш-Ридж, то как быть с Эллсуорта?

Люк сконфуженно рассмеялся.

— Ты имеешь в виду кровь у него на руках?

— Да.

— Они, очевидно, принесли в жертву белого петуха!

— Фу, какая гадость!

— Полагаю, нашего мистера Эллсуорта ждут кое-какие неприятности. Баттл готовит ему небольшой сюрприз.

— А бедный майор Хортон никогда не пытался убить свою жену, — сказала Бриджит, — а у мистера Эббота, наверное, просто имелось компрометирующее письмо от какой-то дамы, а доктор Томас — всего лишь милый скромный молодой человек.

— Он самодовольный осел!

— Ты так говоришь, потому что ревнуешь его к Розе Шмеллинг.

— Она слишком хороша для него.

— Я всегда чувствовала, что она нравится тебе больше, чем я!

— Дорогая, не говори глупости!

— Вовсе это не глупости!

Немного помолчав, она спросила:

— Люк, а теперь я тебе нравлюсь?

Он попытался обнять ее, но она отстранилась.

— Я спросила, нравлюсь ли я тебе, Люк, а не любишь ли ты меня.

— О! Понимаю… Ты мне нравишься, Бриджит, и я люблю тебя.

— И ты мне нравишься, Люк…

Они улыбнулись друг другу — немного робко — как дети, которые только что познакомились в гостях.

— Нравиться важнее, чем любить, — сказала Бриджит. — Это то, что остается. Я хочу, чтобы наши отношения сохранились. Мне мало любви, я не хочу, чтобы мы со временем пресытились и захотели связать свою жизнь еще с кем-то.

— О! Моя дорогая Любовь! Я знаю. Тебе нужно нечто реальное. Мне тоже. Наше чувство будет вечным, потому что оно рождено самой жизнью, а не грезами.

— Это правда, Люк?

— Правда, моя милая. Вот почему, мне кажется, я боялся полюбить тебя.

— Я тоже боялась в тебя влюбиться.

— А сейчас?

— Уже не боюсь.

— Долгое время мы были так близки к Смерти. Теперь все позади! Теперь начинается — Жизнь…

В углу курительного вагона первого класса судья Уоргрейв — он недавно вышел в отставку — попыхивал сигарой и просматривал отдел политики в «Таймс». Вскоре он отложил газету и выглянул из окна. Поезд проезжал через Сомерсет[281]. Судья подсчитал — ему оставалось еще два часа пути.

Снова и снова он перебирал в уме все, что писалось в газетах о Негритянском острове. Первоначально его приобрел американский миллионер — страстный яхтсмен, который построил на этом островке неподалеку от берегов Девона[282] роскошный дом в современном стиле. Но, увы, третья жена миллионера, его недавнее приобретение, не переносила качки, и это вынудило миллионера расстаться и с домом и с островом. И вот в газетах замелькали объявления о продаже острова в сопровождении весьма красочных описаний. Затем последовало сообщение: остров купил некий мистер Оним. И тут заработала фантазия светских хроникеров. На самом деле Негритянский остров купила голливудская кинозвезда мисс Габриелла Терл! Она хочет провести там спокойно несколько месяцев — вдали от репортеров и рекламной шумихи! «Бизи Би» деликатно намекала: остров будет летней резиденцией королевской семьи. До мистера Мерриуэдера дошли слухи: остров купил молодой лорд Л. — он, наконец, пал жертвой Купидона[283] и намерен провести на острове медовый месяц. «Джонасу» было доподлинно известно — остров приобрело Адмиралтейство[284] для проведения неких весьма секретных экспериментов!

Поистине, Негритянский остров не сходил с газетных полос.

Судья Уоргрейв извлек из кармана письмо. На редкость неразборчивый почерк, но там и сям попадались и четко написанные слова: «Милый Лоренс… Сто лет ничего о Вас не слышала… непременно приезжайте на Негритянский остров… Очаровательное место… о стольком надо поговорить… старые времена… общаться с природой… греться на солнышке… 12.40 с Паддингтонского вокзала..[285] встречу Вас в Оукбридже… — и подпись с роскошным росчерком, — всегда Ваша Констанция Калмингтон».

Судья Уоргрейв унесся мыслями в прошлое, старался припомнить, когда он в последний раз видел леди Констанцию Калмингтон. Лет этак семь, если не все восемь тому назад. Тогда она уехала в Италию греться на солнышке, общаться с природой и с «contadini»[286]. Он слышал, что вслед за этим она перебралась в Сирию, где собиралась греться под еще более жарким солнцем и общаться с природой и бедуинами.

«Купить остров, — думал судья, — окружить себя атмосферой таинственности вполне в характере Констанции Калмингтон». И судья кивнул головой: он был доволен собой — его логика, как всегда, безупречна… Потом голова его упала на грудь — судья заснул…

Вера Клейторн — она ехала в третьем классе — откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза; кроме нее, в вагоне было еще пять пассажиров. Ужасно жарко сегодня в поезде! Как приятно будет пожить у моря! Нет, ей положительно повезло с этой работой! Когда нанимаешься на лето, вечно приходится возиться с кучей детей — устроиться секретарем почти невозможно. Даже через агентство.

И вдруг она получает письмо:

Наверху значился адрес — «Негритянский остров, Стиклхевн, Девон».

Негритянский остров! В последнее время газеты только о нем и писали! Репортеры рассыпали многозначительные намеки, сообщали занятные сплетни и слухи. Правды во всем этом было, по-видимому, мало. Но, во всяком случае, дом этот построил миллионер, и, как говорили, роскошь там была умопомрачительная.

Вера Клейторн, изрядно утомленная недавно закончившимся семестром, думала: «Место учительницы физкультуры в третьеразрядной школе — не бог весть что… Если б только мне удалось получить работу в какой-нибудь приличной школе…» Тут сердце у нее сжалось, и она одернула себя: «Нет, надо считать, мне повезло. Если ты была под следствием, на тебе пятно, пусть даже тебя в конце концов и оправдали».