Первый привал они сделали у Мертвого моря. Затем — ленч[43] в Иерихоне[44]. После ленча леди Уэстхолм, вооружившись Бедекером[45] — в сопровождении мисс Пирс, доктора и толстяка драгомана, — отправилась осматривать старый город, а Сара вышла погулять в гостиничный парк.

У нее немного болела голова, и ей хотелось побыть одной. Постепенно ее все больше охватывала совершенно необъяснимая тоска. Это угнетенное состояние мучило ее, все вдруг стало неинтересно, ни на что не хотелось смотреть, а любознательные спутники попросту раздражали. Сара уже жалела, что затеяла эту поездку.

Стоить она будет дорого, а удовольствия — Сара чувствовала это — никакого. Гулкий, как из бочки, голос леди Уэстхолм, непрестанное щебетанье мисс Пирс и антисемитские причитания драгомана вконец издергали ей нервы. Ее сердил даже доктор Жерар, по лукавой улыбке которого она пошита, что он догадывается о том, что творится у нее на душе.

Интересно, где сейчас эти Бойнтоны… Может, в Сирии, а возможно, отправились в Баальбек[46] или в Дамаск[47]. Рэймонд… Вот что ей хотелось бы узнать: что сейчас делает Рэймонд. Как странно: она так ясно представляет себе его лицо — такое застенчивое, взволнованное, восторженное…

Черт возьми! Почему она все еще думает об этих людях, ведь скорее всего она их больше никогда не увидит? А та дурацкая сцена, которую она устроила старухе, — что на нее тогда нашло? Подойти ни с того ни с сего к незнакомой женщине и наговорить ей всякой чепухи… Ведь ее слова мог кто-нибудь услышать. Ну да, кажется, совсем неподалеку сидела леди Уэстхолм. Сара попыталась вспомнить, что именно она говорила. Похоже, она вела себя как какая-то истеричка. Боже милостивый, как можно быть такой дурой! Но, честное слово, во всем виновата сама миссис Бойнтон. От одного вида этой старой ведьмы можно потерять всякое благоразумие!

Подошел доктор Жерар и плюхнулся в легкое садовое кресло, вытирая потный лоб.

— У-фф! Эту даму надо отравить, и немедля! — заявил он решительно.

Сара вздрогнула.

— Миссис Бойнтон?

— Миссис Бойнтон? Я говорю о леди Уэстхолм! И как ее столько лет терпит муж, почему он до сих пор ничего ей не подсыпал? Да что же он за человек, этот ее муж?!

Сара рассмеялась.

— Самый обыкновенный, заядлый охотник и рыболов.

— С точки зрения психологии, это очень понятно. Он утоляет свою страсть к убийству, уничтожая так называемые низкоорганизованные существа.

— Я уверена, что он очень гордится кипучей деятельностью своей супруги.

— Поскольку сия деятельность дает ему возможность подолгу не видеться со своей половиной? — предположил француз. — Что ж, я очень хорошо его понимаю. А вы вроде бы только что упомянули миссис Бойнтон? Это прекрасная идея — отравить заодно и ее. Простейший способ решить все их семейные проблемы! Собственно, отравить бы следовало очень многих женщин. И непременно — всех уродливых старух. — Вид у доктора был кровожадный.

— Ох уж вы, французы, — со смехом воскликнула Сара. — По-вашему, если женщина не молода и не хороша собой, значит, она ни на что уже не годится.

— Мы честнее других, вот и все, — пожал плечами Жерар. — Кстати, ваши соотечественники никогда не уступают место дурнушкам — ни в поезде, ни в метро.

— Какая грустная штука жизнь, — вздохнула Сара.

— Вам-то как раз грех на нее сетовать, мадемуазель.

— У меня сегодня отвратительное настроение.

— Это естественно.

— Почему это вдруг — естественно? — рассердилась Сара.

— А вы попробуйте не лукавить перед собой, честно во всем разобраться, тогда сразу поймете, в чем дело.

— По-моему, мне действуют на нервы наши спутницы, — тут же определила Сара. — Это, конечно, ужасно, и мне очень стыдно, но я… я терпеть не могу женщин. Глупые и бестолковые, вроде мисс Пирс, приводят меня в ярость… А когда они слишком уж толковы, как леди Уэст-холм, то злят меня еще больше.

— Эти две дамы непременно должны вас раздражать, иначе и быть не может, — сказал Жерар. — Я постараюсь объяснить причину. Леди Уэстхолм весьма довольна своим образом жизни, это самый оптимальный для нее вариант, она вполне счастлива и упивается своими успехами. Мисс Пирс долгие годы работала гувернанткой, получив неожиданно небольшое наследство, она смогла наконец осуществить свою заветную мечту — отправиться в путешествие, причем это путешествие не обмануло ее чаяний. Стоит ли удивляться, что вы, потерпев буквально на днях фиаско, испытываете неприязнь к более, на ваш взгляд, удачливым людям.

— Вы, наверно, правы, — мрачно согласилась Сара. — Вы ужасный человек — видите всех насквозь. Я все пытаюсь себя обмануть, а вы мне не даете!

В этот момент вернулись остальные. Самый измученный вид был у гида. За весь путь до Аммана[48] он не произнес почти ни слова. Даже больше не ругал евреев. За что путешественники были ему очень благодарны, ибо он успел изрядно надоесть им этими разговорами.

Теперь дорога шла над рекой Иордан[49], петляя и резко изворачиваясь. Вокруг цвели олеандры[50], усыпанные розовыми цветами. В Амман они приехали во второй половине дня и после осмотра античного театра довольно рано легли спать, ибо назавтра предстояло целый день ехать по пустыне.

Наутро выехали в восемь. Все молчали.

Было душно и жарко, а в полдень, когда сделали привал на ленч, просто уже нечем было дышать. Трястись по знойной дороге в битком набитом — их ведь было пятеро — автомобиле было довольно противно. Настроение у всех заметно испортилось.

Доктор отпустил что-то нелестное в адрес Лиги Наций. Леди Уэстхолм грудью встала на ее защиту. Доктор же твердил, что Лига — слишком дорогое удовольствие. Тут же естественно стали обсуждать позицию Лиги по отношению к Абиссинии и Испании, потом — к Литовскому пограничному конфликту, о котором Сара вообще не слышала. Самый же яростный спор вызвали методы борьбы Лиги Наций с наркобизнесом.

— Вы не можете не признать, что они проделали колоссальную работу! — заявила леди Уэстхолм.

— Пусть даже и так. Зато и деньги на это были отпущены колоссальные! — парировал доктор.

Леди Уэстхолм и доктор Жерар дискутировали не умолкая.

— Это очень серьезная проблема, — не унималась леди Уэстхолм. — В настоящее время существует официальный перечень признанных во всем мире опасных, имеющих наркотический эффект веществ…

Голоса спорщиков жужжали и жужжали.

Мисс Пирс прощебетала, повернувшись к Саре:

— Путешествовать в обществе леди Уэстхолм — истинное наслаждение.

— В самом деле? — не без ехидства спросила Сара.

Но мисс Пирс не уловила ее сарказма и продолжала воодушевленно чирикать:

— Я так часто встречала ее фамилию в газетах. Это замечательно, что женщины занимаются теперь политикой и отстаивают свои интересы. Я так каждый раз радуюсь, узнав, что какая-то женщина добилась успеха.

— Но почему? — Голос Сары зазвенел от ярости.

Мисс Пирс изумленно раскрыла рот и даже начала заикаться:

— Ах, ну… потому что… то есть… просто потому., ну, это же прекрасно, что женщины способны что-то делать.

— Не могу с вами согласиться, — отрезала Сара. — Да, прекрасно, когда какой-то человек способен сделать что-либо важное. А уж женщина это или мужчина — не все ли равно?

— Ну конечно, — пролепетала мисс Пирс. — Да, конечно, я согласна… можно посмотреть на это и с такой точки зрения.

Сара продолжала, уже мягче:

— Не обижайтесь, но меня ужасно злит эта манера постоянно подчеркивать пол. «Современная девушка выработала деловой подход к жизни». Весьма расхожая, но бессмысленная фраза. Да чепуха все это! Кто-то из них действительно очень деловит, кто-то нет. А мужчины? Они тоже бывают довольно сентиментальны и бестолковы, а у кого-то из них — аналитический ум и цепкая память. Кому уж что выпало от природы. А пол важен лишь тогда, когда речь идет о физиологической стороне жизни.

Тут мисс Пирс слегка покраснела и поспешила сменить тему.

— Так хочется, чтобы было хоть немного тени, — пробормотала она. — Но, право же, эти просторы просто великолепны, вы не находите?

Сара кивнула. Да, подумала она, этот простор — настоящее чудо — исцеляющее, умиротворяющее… никакой суеты, никаких свойственных людям утомительных переживаний и надуманных проблем. Только сейчас она наконец почувствовала, что освободилась от Бойнтонов. От непонятного, настойчивого стремления вмешаться в их жизнь, до которой ей, в сущности, нет дела.

Здесь — первозданная пустота и простор, здесь мир и тишина… Вот если бы и в автомобиле… Не тут-то было! Леди Уэтсхолм и доктор Жерар, закончив обсуждать торговцев наркотиками, тут же принялись за легкомысленных молодых женщин, которые, внезапно исчезнув из поля зрения знакомых, подчас обнаруживаются в каком-нибудь экзотическом кабаре, где-нибудь в Аргентине. Доктор Жерар позволил себе отпустить несколько фривольную шутку, и леди Уэстхолм, лишенная, как всякий политик, элементарного чувства юмора, воспылала гневом.

— Так на чем мы остановились? — вдруг оживился их драгоман и с новыми силами принялся ругать евреев…

В Маан[51] они прибыли за час до захода солнца. Какие-то дикари с разрисованными лицами тотчас окружили машину. Правда, очень скоро путешественники отправились далее.

Всматриваясь в плоское пространство пустыни, Сара искала взглядом каменистую цитадель Петры. Но на многие-многие мили не видно было ни гор, ни холмов. Сколько же им еще ехать?

Они добрались до деревни Айн-Муса, где полагалось оставлять автомобили. Здесь их ждали лошади — унылые тощие клячи. Мисс Пирс была в отчаянии — ее легкое полосатое платье абсолютно не годилось для поездки верхом. Благоразумная леди Уэстхолм была в бриджах. Сидели они на ней не очень хорошо, зато были самой удобной для подобных путешествий одеждой.