— Послушайте! — воскликнул Жерар. — Как вы могли такое подумать!

— Но если так, — продолжал Пуаро, пропустив мимо ушей его возмущенную реплику, — зачем было доктору наводить нас на мысль о том, что мы имеем дело с преступлением? Ведь очевидно, что, если бы не его заявление полковнику Карбери, смерть миссис Бойнтон сочли бы естественной. Доктор Жерар первым заподозрил убийство. Иначе говоря, друзья мои, — сказал Пуаро, — наше предположение совершенно абсурдно!

— Похоже на то, — проворчал полковник.

— А вот вам, еще один вариант: миссис Леннокс Бойнтон только что весьма решительно вступилась за свою юную золовку. Ее аргументация основана прежде всего на том, что ко времени их возвращения с прогулки ее свекровь была уже мертва. Однако вспомните: Джиневру Бойнтон мать на прогулку не отпустила. И был отрезок времени — тогда, когда леди Уэстхолм и мисс Пирс удалялись от лагеря, а доктор Жерар туда еще не возвратился…

Джиневра подняла головку. Слегка наклонившись к сыщику и глядя прямо ему в лицо, она спросила:

— Я сделала это? Вы думаете, это сделала я? — И внезапно быстрым, полным грации движением метнулась к доктору и опустилась рядом с ним на колени, пытливо заглядывая ему в глаза. — Нет, нет! Не позволяйте им так говорить! Они опять упрячут меня под замок. Все это не правда! Я не делала ничего плохого! Это козни моих врагов — они хотят снова заточить меня в тюрьму. Помогите, помогите же мне!

— Полно, полно, дитя мое. — Жерар погладил ее по голове и обернулся к Пуаро. — То, что вы сказали, совершенно нелепо.

— А как же мания преследования? — спросил сыщик, понизив голос.

— Да… Но она бы действовала совершенно иначе. Да поймите: она бы разыграла целую драму — что-нибудь красочное, зрелищное… вроде кинжала, но только не это — не холодное, заранее продуманное убийство! Уж поверьте мне! Нет, тут замешан человек весьма здравомыслящий. И наверняка — психически здоровый.

Пуаро улыбнулся. Потом неожиданно поклонился.

— Je suis entierement de votre avis[90], — мягко сказал он.

Глава 18

— Ну что ж, двинемся дальше, — сказал Пуаро. — Осталось совсем немного. Доктор Жерар только что напомнил о психологической стороне дела. Что ж, я готов последовать его призыву. Итак, у нас есть определенные факты, выявлена хронологическая последовательность событий, мы выслушали свидетельские показания. Теперь — слово за психологией. И прежде всего важно разобраться в психологии самой покойной.

Итак, остановимся теперь на пунктах третьем и четвертом моего списка. «Миссис Бойнтон испытывала явное удовольствие, запрещая своим детям общаться с другими людьми». «В день своей смерти миссис Бойнтон, напротив, сама предложила своим детям отправиться на прогулку без нее». Но первое явно противоречит второму. Почему именно в этот день она вдруг решила смилостивиться? Что это за внезапная тяга к добру? Судя по тому, что я о ней слышал, такая метаморфоза весьма маловероятна. И все же какая-то причина должна была быть. Но какая?

Остановимся подробнее на характере миссис Бойнтон. Каких только отзывов о ней я не слышал. Сварливая, деспотичная старуха, садистка, воплощение зла — наконец, просто сумасшедшая… Ну и какое же из этих определений точнее всего отражает ее подлинную суть? Лично я думаю, ближе всех к истине была мисс Сара Кинг, когда внезапное прозрение помогло ей увидеть перед собой жалкую старуху. И не просто жалкую, а потерпевшую настоящий крах.

Попробуем представить себе душевное состояние миссис Бойнтон. Женщина, обладавшая непомерным честолюбием, страшной жаждой власти, стремлением подавлять… Эту ненасытную страсть она даже не пыталась преодолеть, наоборот, она разжигала в себе свои амбиции! Но в конце жизни — поразмыслите об этом mesdames and messieurs[91] — что ей было уготовано на склоне лет? Ничего похожего на славу. Никакого всеобщего трепета и ненависти. Ей удалось стать лишь мелким домашним тираном — одной-единственной уединенно живущей семьи. И, как сказал мне доктор Жерар, ей это в конце концов прискучило. Старым дамам частенько надоедают привычные развлечения. Ей захотелось острых ощущений, размаха, и она готова подвергнуть испытанию свое безраздельное господство над кроткими чадами! Но, покинув привычное пространство, она вдруг поняла страшную истину: весь ее демонизм попросту ничтожен!

И вот сейчас мы вплотную подходим к пункту номер десять, к тем словам, которые она сказала Саре Кинг в Иерусалиме. Дело в том, что Сара Кинг задела ее самое больное место, с убийственно исчерпывающей прямотой сказав, что видит всю никчемность и суетность ее существования. А теперь слушайте очень внимательно, что она ответила мисс Кинг, причем «так зловеще», даже «не глядя» на нее… Это я цитирую саму мисс Кинг. А теперь я приведу и слова миссис Бойнтон: «Я никогда ничего не забываю — ни поступка, ни имени, ни лица».

На мисс Кинг они произвели сильнейшее впечатление. В этом дребезжащем старческом голосе вдруг прозвучала такая яростная угроза. Девушка была настолько поражена, что не успела осознать смысл этих слов. А сейчас вы поняли их? — Пуаро окинул всех выжидающим взглядом. — Полагаю, нет. Но, по крайней, мере вам стало ясно, mes amis[92], что эти ее слова совершенно не похожи на ответ? «Я никогда ничего не забываю… Ничего — ни поступка, ни имени, ни лица». Но вдумайтесь — совершенно бессмысленная фраза! Если бы она сказала «не забываю оскорблений» но нет, она сказала «лица».

О Боже! — воскликнул Пуаро, картинно стискивая руки. — Но ведь это же бросается в глаза. Слова были сказаны вроде бы Саре Кинг, но — предназначались не ей. А кому-то другому, кто стоял позади мисс Кинг.

Он остановился, вглядываясь в их недоумевающие лица.

— Повторяю: это бросается в глаза! Перед нами психологически крайне важный момент в жизни миссис Бойнтон. Умная молодая женщина только что бросила ей в лицо горькую правду. В ней бушуют ярость и отчаянье бессилия, и именно в этот миг она кого-то узнает, перед нею возникает лицо из прошлого! Желанная жертва наконец появилась и была практически у нее в руках!

Помните мою версию о человеке со стороны? Вот почему миссис Бойнтон внезапно стала такой доброй и покладистой. Ей нужно было отделаться от своего семейства, ибо — позволим себе известную вольность в определениях — она нацелилась на дичь покрупнее! И хотела, чтобы никто не путался у нее под ногами и не мешал насладиться беседой с новой жертвой… А теперь рассмотрим события того дня именно в этом ракурсе. Осчастливленные Бойнтоны спешат на прогулку. Миссис Бойнтон — усаживается на свое излюбленное место у пещеры. Давайте тщательно проанализируем показания леди Уэстхолм и мисс Пирс. Последняя свидетельница очень ненадежна. Она мало что замечает и готова поверить чему угодно. Совсем другое дело леди Уэстхолм: она излагает факты на редкость точно, а ее наблюдательность выше всех похвал. Обе дамы утверждают, что видели, как к миссис Бойнтон подходил кто-то из слуг, причем сильно чем-то ее рассердил и даже убежал, спасаясь от ее гнева. Леди Уэстхолм уверяет, что накануне этот же самый слуга заходил в палатку мисс Джиневры Бойнтон. Но, как вы помните, соседнюю с нею палатку занимал доктор Жерар. Так что, возможно, араб входил и в палатку доктора Жерара…

— Уж не хотите ли вы сказать, — перебил его полковник, — что смертельный укол старушке сделал один из моих бедуинов? Это уж вы чересчур!

— Погодите, полковник, дайте мне закончить. Итак, допустим, что араб заходил в палатку доктора Жерара, а не к Джиневре Бойнтон. А что же наши дамы рассказали про бежавшего слугу? Что ничего не могли услышать и лица араба тоже не сумели рассмотреть. Это и естественно, ведь расстояние между общей палаткой и тем местом, где сидела миссис Бойнтон, около двух сотен ярдов. И однако леди Уэстхолм дает очень подробное описание одежды этого человека, она приметила и заплаты на бриджах, и съехавшие рваные обмотки.

Глаза Пуаро заблестели, и он наклонился вперед.

— И вот это, друзья мои, сильно меня насторожило! Ведь если леди Уэстхолм не смогла разглядеть его лицо и не расслышала, что кричала разгневанная миссис Бойнтон, то как ей удалось заметить плачевное состояние его обмоток и бриджей? На расстоянии двух сотен ярдов! Вот тут был ее промах! Именно эта ошибка навела меня на довольно любопытную мысль. Зачем так упорно говорить о рваных бриджах и спущенных обмотках? Может быть, потому, что бриджи вовсе не были рваными, а обмоток просто не существовало? Леди Уэстхолм и мисс Пирс обе видели какого-то человека… но их палатки так расположены, что они не видели в это время друг друга. Последнее подтверждает тот факт, что леди Уэстхолм пошла посмотреть, проснулась ли мисс Пирс, и, только подойдя к ее палатке, обнаружила, что та уже сидит у входа.

— О Господи. — Полковник Карбери внезапно выпрямился, как струна. — Неужели вы думаете…

— Я думаю, убедившись, что мисс Пирс (единственный свидетель, который, по ее мнению, мог в это время не спать) не намерена пока трогаться с места, леди Уэстхолм быстро вернулась к себе, надела бриджи для верховой езды, сапоги и жакет цвета хаки, соорудила себе арабский головной убор — из клетчатой тряпки, которую она прихватила, чтобы вытирать пыль, и шерстяных ниток, свернутых кольцом. Нарядившись таким образом, она смело вошла в палатку доктора Жерара, разыскала в его аптечке подходящее лекарство и шприц, наполнила его, после чего не мешкая направилась к своей жертве.

Миссис Бойнтон, видимо, дремала. Леди Уэстхолм действовала быстро: схватила ее за руку и вонзила иглу. Миссис Бойнтон успела лишь негромко вскрикнуть, попыталась встать — и не смогла. А мнимый араб бросился бежать, всячески изображая страх и виноватый вид. Миссис Бойнтон взмахнула своей тростью, видимо хотела опереться на нее и все-таки встать, но снова рухнула в свое кресло.