— Слышали вы о французе, которого зовут Теодор Жерар?

— Разумеется… В своей области он большой авторитет.

— Черт ногу сломит в этой области, — пробурчал полковник, однако в голосе его прозвучала явная уважительность. — Если вы в четыре года втюрились в приходящую уборщицу, совсем не исключено, что, дожив до тридцати восьми, вы объявите себя архиепископом Кентерберийским[58]. И что поразительно, эти ребята так все умеют разложить по полочкам, что не хочешь, да поверишь в эту белиберду. Одним словом — психоанализ.

— Доктор Жерар крупнейший специалист в лечении глубоких неврозов, — с улыбкой согласился Пуаро. — А что он… э-э… ему кажется, что случай в Петре по его части?

Полковник решительно затряс головой:

— Нет-нет. Будь он по его части, я не стал бы ломать себе голову. И не потому, заметьте, что не верю в эти дела. Я не то чтобы не верю, просто есть такие вещи, которые я не в силах уразуметь. У меня, например, служит один бедуин, так вот, представьте, этот малый может выйти посреди пустыни из машины, пощупать рукой землю и с точностью до одной-двух миль определить, где мы находимся. Что это — колдовство? Нет. А тогда что? То, что рассказал доктор Жерар, достаточно просто. Факты, и ничего больше. Я подумал, что вам будет интересно… Кстати, вам интересно?

— Да-да, конечно.

— Вот и отлично. Тогда немедленно ему звоню и приглашаю сюда. Он сам вам все расскажет.

Когда полковник отправил своего подчиненного за доктором Жераром, Пуаро спросил:

— А что собой представляет семья покойной?

— Их фамилия Бойнтон. Двое сыновей, один женат. Супруга его весьма привлекательная женщина, умная, уравновешенная. Есть еще две дочки. Обе очень хорошенькие, каждая в своем роде. Младшая — немного нервная. Впрочем, возможно, это последствие шока.

— Бойнтоны, — повторил Пуаро. И поднял брови — Любопытно… Очень любопытно.

Карбери бросил на него вопросительный взгляд. Но поскольку Пуаро ничего больше не прибавил, полковник продолжал:

— Мамаша, судя по всему, была не подарок! Держала их в черном теле и заставляла плясать под свою дудку. И крепко наложила лапу на семейные финансы. Никто из них и пенни собственного не имел.

— Вот как! Очень интересно А есть сведения о том, как она распорядилась имуществом?

— Я навел справки… Так, вроде бы ненароком. Наследство в равных долях делится между всеми членами семьи.

— Так вы считаете, что они все замешаны? — вдруг спросил Пуаро.

— Понятия не имею. Вот отсюда и начинаются сложности. Все они внесли свою лепту в это дело, или кого-то одного осенило — я не знаю. Но возможно, все мои подозрения и гроша ломаного не стоят. Короче говоря, мне хотелось бы узнать ваше мнение. А вот и доктор Жерар.

Глава 2

Француз подошел к столу быстрым, но несуетливым шагом. Здороваясь с полковником Карбери, он с живым любопытством посмотрел на Пуаро.

— Это мой гость, мосье Эркюль Пуаро, — представил Карбери. — Мы с ним только что обсуждали ту историю в Петре.

— Ах вот как! — Пытливый взгляд доктора прошелся по всей фигуре именитого детектива. — Она вас заинтересовала?

Пуаро трагическим жестом вскинул вверх руки:

— Увы! Издержки профессии, так сказать, неодолимый азарт.

— Прекрасно вас понимаю, — улыбнулся Жерар.

— Хотите выпить? — спросил Карбери.

Он плеснул в стакан виски с содовой и поставил его возле локтя доктора Жерара. Затем вопросительно взглянул на Пуаро, но тот покачал головой. Полковник поставил графин на стол и пододвинулся поближе.

— Ну, — сказал он. — Так на чем мы остановились?

— Насколько я понял, — пояснил Пуаро, — полковника Карбери одолевают сомнения по поводу смерти этой американки.

— Моя вина, — сказал доктор, удрученно махнув рукой. — Но ведь я могу и ошибиться. Не забывайте этого, полковник, — возможно, я в принципе не прав.

— Изложите мосье Пуаро факты, — угрюмо попросил Карбери.

Доктор коротко остановился на событиях, предшествовавших путешествию в Петру, дал лаконичные характеристики всех Бойнтонов и описал крайне напряженную атмосферу, царившую в их семье. Пуаро слушал его очень внимательно.

Затем Жерар перешел к рассказу о первом дне пребывания в Петре: об утренней экскурсии и о прогулке, которую ему пришлось прервать.

— У меня начался сильный приступ малярии, — пояснил он. — Пришлось возвращаться в лагерь — я хотел сделать себе инъекцию хинина.

Пуаро кивнул.

— Прихватило меня основательно. Я еле дотащился до палатки. Вначале никак не мог найти свою аптечку, ее почему-то не оказалось на месте. Наконец я все же ее обнаружил, но в ней не было шприца. Я стал искать его, но потом просто проглотил большую дозу хинина и свалился на кровать.

Чуть передохнув, он продолжал:

— О том, что миссис Бойнтон умерла, стало известно лишь после захода солнца. Поскольку умерла она сидя в кресле, никто ничего не заметил. Она часами просиживала в нем не меняя позы. И только когда был готов обед, слуге было ведено ее привести. Это было в половине седьмого.

Далее доктор рассказал, где находится пещера и назвал примерное расстояние от нее до большой палатки.

— Мисс Кинг, дипломированный врач, произвела осмотр тела. Она знала, что у меня малярийный приступ, и не стала меня тревожить. Да там уже, в сущности, ничем нельзя было помочь. Миссис Бойнтон была мертва уже какое-то время.

— А как долго? — спросил Пуаро.

— Едва ли мисс Кинг в тот момент думала о времени, — задумчиво сказал доктор. — По-моему, ей не пришло в голову, что кому-то могут понадобиться столь точные сведения.

— Ну а когда ее в последний раз видели живой? — спросил Пуаро.

Полковник Карбери откашлялся и заглянул в какую-то бумагу.

— Чуть позже четырех с миссис Бойнтон беседовали леди Уэстхолм и мисс Пирс. Леннокс Бойнтон говорил с ней около половины пятого. Примерно пять минут спустя к ней подсела миссис Леннокс Бойнтон и беседовала с ней довольно долго. Кэрол Бойнтон тоже перебросилась с матерью двумя-тремя фразами. Время она не заметила, но, судя по свидетельству других туристов, это было примерно в десять минут шестого. Друг семейства Бойнтонов, американец Джефферсон Коуп, возвратившись в лагерь вместе с леди Уэстхолм и мисс Пирс, видел, что миссис Бойнтон спит, и, естественно, к ней не подошел — не хотел беспокоить. Это было примерно в двадцать минут шестого. Судя по всему, последним, кто видел ее живой, был младший сын покойной, Рэймонд Бойнтон. Вернувшись с прогулки, он подошел к матери и разговаривал с ней примерно без десяти минут шесть. Тело было обнаружено в половине седьмого — слугой, который пришел звать миссис Бойнтон на обед.

— А после Рэймонда Бойнтона к ней никто не подходил? — спросил Пуаро. — Я имею в виду — от без десяти шесть до половины седьмого.

— Насколько мне известно, нет.

— Но все же в принципе это было возможно? — не отступался Пуаро.

— Не думаю. Часов с шести и до половины седьмого по лагерю сновали слуги, и, кроме того, почти все уже вернулись с прогулок и то и дело входили и выходили из своих палаток. По нашим сведениям, никто не видел, чтобы к старой даме подходили.

— Таким образом, Рэймонд Бойнтон действительно последним видел ее живой?

Доктор и полковник переглянулись. Полковник забарабанил по столу пальцами.

— Вот здесь-то и начинаются загадки, — сказал он. — Продолжайте, Жерар, выкладывайте все, что вам удалось разузнать.

— Как я уже вам сообщил, — сказал доктор Жерар, — мисс Сара Кинг не сочла необходимым фиксировать предельно точно время ее смерти. Она просто сказала, что миссис Бойнтон была мертва «уже какое-то время», то есть очень неопределенно. На другой день я решил поточнее у нее обо всем расспросить и случайно упомянул, что незадолго до шести Рэймонд видел свою мать еще живой. И тут, к немалому моему изумлению, мисс Кинг очень решительно заявила, что такое невозможно, что к этому часу миссис Бойнтон уже наверняка не было в живых.

— Странно, — сказал Пуаро, и брови его резко взметнулись вверх. — В высшей степени странно. А что по этому поводу говорит мистер Рэймонд Бойнтон?

— Клянется, что его мать была жива, — довольно сердито ответил полковник. — Говорит, подошел к ней и сказал: «Я вернулся. Надеюсь, ты неплохо провела время?» Что-то в этом роде. Говорит, что она буркнула: «Очень неплохо», — а он отправился к себе в палатку.

Пуаро нахмурился.

— Любопытно. Чрезвычайно любопытно. А скажите — это было уже в сумерках?

— Нет, солнце только начало садиться.

— Любопытно, — озадаченно повторил Пуаро. — Ну а вы, доктор Жерар, вы осматривали тело?

— Лишь на следующий день. Если быть совершенно точным, в девять утра.

— И как вы определяете время кончины?

— По прошествии столь долгого времени наверняка определить довольно сложно, — пожал плечами француз. — Только с точностью до нескольких часов. Если бы мне пришлось давать свидетельство под присягой, я сказал бы, что эта женщина умерла не меньше, чем за двенадцать часов до моего осмотра, и не больше, чем за восемнадцать. Как видите, от моего освидетельствования толку вам никакого.

— Валяйте дальше, Жерар, — повелел полковник. — Досказывайте остальное.

— Еще один важный момент, — сказал доктор. — На следующее утро я все-таки обнаружил шприц — он лежал на туалетном столике за пузырьком с одеколоном. — Жерар наклонился вперед. — Вы, конечно, скажете, что вечером я его просто не заметил. Я был в кошмарном состоянии, меня всего трясло, да и вообще довольно часто мы не можем найти то, что лежит под самым носом. И однако же я совершенно уверен: вечером в моей палатке шприца не было.