— Пара полицейских в форме. Должны вот-вот подойти.

— Хорошо. Тогда на них ляжет охрана дверей в вестибюле и с обратной стороны здания.

Он повернулся к Мастерсу.

— Нам нужно будет знать, кому сообщить о смерти. Вы сможете помочь?

— У него была жена, они в разводе. Детей нет. Наверное, Уинти знает. Мистер Уинтер Моррис.

— Он все еще здесь? — спросил Аллейн.

— Он в кабинете. С Перегрином Джеем. Обсуждают, что нам делать.

— А, да. Завтра воскресенье, так что у вас будет время решить.

Он посмотрел на рабочих сцены.

— Нелегко вам пришлось. Кто из вас отвечает за реквизит?

Бутафор сделал неловкое движение.

— Вы? Боюсь, я вынужден попросить вас задержаться подольше. Старший рабочий? Простите, но вам и троим рабочим тоже придется подождать. Вам не обязательно оставаться на сцене. Благодарю вас.

Мужчины отошли за кулисы.

Бэйли и Томпсон приготовили оборудование.

— Вам, наверное, понадобится осветитель, — сказал Аллейн. — Он здесь?

— Здесь, — сказал осветитель, стоявший рядом с ассистентом помощника режиссера Чарли.

— Хорошо, предоставлю это вам. Ничего не трогайте.

Он обратился к Мастерсу:

— Где гримерная мистера Гастона Сирса?

— Я вас провожу, — сказал Мастерс.

Он пошел впереди. Они прошли по коридору с дверями по обе стороны, с именами актеров на табличках. Было очень-очень тихо, пока они не дошли до гримерной Нины Гэйторн. Ее высокий истеричный голос, кричащий что-то неразборчивое, раздавался из-за закрытой двери.

Гримерная Гастона была крошечной комнаткой в конце коридора. Мастерс постучал, и глубокий голос прогудел: «Войдите». Мастерс открыл дверь.

— Эти два джентльмена хотят с вами поговорить, Гастон, — сказал он и быстро отошел назад.

Места в комнате едва хватило для Аллейна и Фокса. Они протиснулись внутрь и с трудом закрыли дверь.

Гастон переоделся в черный халат и снял грим. Он был бледен как смерть, но совершенно спокоен. Он назвал им свое имя и адрес еще до того, как они попросили его об этом. Аллейн воскликнул:

— Да, я был прав! Вы меня не помните, но я заходил к вам несколько лет назад, мистер Сирс, и просил вас назвать нам время изготовления и стоимость клейдеамора, который был частью краденого.

— Я очень хорошо это помню. Он был не особенно древний, но не подделка.

— Точно. Как это ни трагично, но сейчас я тоже хотел бы задать вам несколько вопросов о клейдеаморе.

— Я буду рад высказать свое мнение, особенно потому, что вы используете правильный термин и верно его произносите. Это моя собственность, и это настоящее оружие для поединков тринадцатого века, принадлежавшее шотландскому дворянину. В нашей постановке я ношу его во время всех церемоний. Он весит…

Гастон пустился в описание деталей и символических значений, а потом в перечисление предыдущих владельцев. Чем глубже он погружался в историю, тем мрачнее становился его рассказ. Аллейн и Фокс стояли, стиснутые стенами комнаты. Фокс с трудом вынул из нагрудного кармана блокнот и, когда Аллейн пихнул его локтем, с готовностью открыл его, чтобы записать все, что может представлять интерес.

— …как и со многими другими подобными видами оружия — например, с Экскалибуром — на протяжении веков росло убеждение, что оружие, чье имя (я перевожу его как «Потрошитель») выгравировано кельтскими рунами на рукояти, обладает магической силой. Но это возможно…

Он умолк, чтобы перевести дух и подумать.

— Вряд ли бы вы захотели выпустить его из рук, — сказал Аллейн и снова толкнул Фокса в бок. — Это естественно.

— Естественно. Но я был вынужден это сделать. Дважды. Когда я присоединился к убийцам Банко и когда ушел за кулисы в последней сцене. После того как Макбет сказал: «Тогда для слов таких нашлось бы время», бутафор взял его у меня, чтобы прикрепить к нему голову. Я сделал эту голову. Можно решить, что у меня достаточно способностей, чтобы надеть ее на клейдеамор, но, к сожалению, когда я делал это впервые, я сделал глупую ошибку, и оружие, будучи весьма острым, проткнуло голову до самой макушки, и она нелепо раскачивалась на нем. Так что мы решили, что будет лучше починить ее и позволить бутафору надевать ее на меч. Он должен был полить меч кровью.

— И он вернул меч вам?

— Он надевал голову в левой части сцены. Никому другому не было позволено заходить в тот угол за кулисами, потому что туда сразу после поединка уходили Макбет и Макдуф. Мне, наверное, следовало сказать, что там не всегда совершенно темно. Свет полностью выключали перед концом поединка, чтобы никто из сидящих на крайних местах в правых рядах или в ложах с той стороны не видел, как там шевелится живой Макбет. Кулису в глубине сцены закрывал рабочий — сразу, как только начинался их поединок.

— Да, я понял.

— Бутафор ставил меч в угол за некоторое время до окончания поединка. Я брал его в последний момент перед тем, как я и Макдуф снова выходили на сцену.

— Значит, Макбет ушел за кулисы, закричал и был обезглавлен клейдеамором, с которого перед тем убрали бутафорскую голову. Теперь ее заменила настоящая голова.

— Я… Да, признаюсь, я соображаю не так быстро, но… да, наверное, так. Я думаю, времени для этого хватило бы.

— А места? Чтобы замахнуться мечом?

— Место есть всегда. Макдуф под моим руководством размахивал мечом, еще находясь на виду у зрителей, и опускал его лишь тогда, когда оказывался вне поля зрения в дальнем левом углу. Места было достаточно. Я был за кулисами в глубине сцены, разговаривал с королем, бутафором и прочими. Я видел, как Макдуф ушел за кулисы. Я все больше убеждаюсь, — сказал Гастон, — что здесь действует какое-то пагубное влияние, что клейдеамор живет своей собственной тайной жизнью. Теперь он удовлетворен. Будем надеяться.

Он пристально посмотрел на Аллейна.

— Я ужасно устал, — сказал он. — Это был тревожный момент. Даже страшный. Должно быть, я что-то сделал не так. Я сначала не смотрел вверх. Было темно. Я взял его и сунул рукоять за пояс, а потом вышел на сцену вслед за Макдуфом. А когда я посмотрел вверх, мне на лицо капнула кровь. Что я сделал? Каким образом я, купивший этот меч и дороживший им, оскорбил его? Может быть, это из-за того, что я позволил выставить его на всеобщее обозрение? Это правда, я это сделал. Я носил его. — Его проницательные глаза сверкнули. Он снова принял позу командующего. — Может быть, это была похвала? — спросил он. — Может быть, меня допустили в какое-то эзотерическое братство, и я прошел обряд крещения кровью? — Он беспомощно взмахнул рукой. — Я в замешательстве.

— Мы пока не станем вас больше тревожить, мистер Сирс. Вы нам очень помогли.

Они вернулись обратно на сцену, где Бэйли и Томпсон сидели на корточках, поглощенные своим ужасным занятием.

— Нет особых сомнений насчет оружия, мистер Аллейн, — сказал Бэйли. — Это та штука, на которой торчит голова. Острый как бритва! И есть отметины — видите? Удар нанесен сзади, когда жертва наклонилась. Ясно как день.

— Да, вижу. Отпечатки?

— Он был в перчатках. В латных рукавицах. Они все в них были.

— Томпсон, вы сделали все нужные снимки?

— Да, спасибо. Крупным планом, всё, что есть вокруг, и общую картину.

Послышался звук открываемой служебной двери и энергичный резкий голос.

— Ладно. Темновато тут. Где тело?

— Сэр Джеймс! — позвал Аллейн. — Сюда!

Появился сэр Джеймс Кертис, в безупречном смокинге и черном пальто с чемоданчиком в руках.

— Я был на праздничном ужине. Что у вас тут? Боже правый, это что такое?

— Всё в вашем распоряжении, — сказал Аллейн.

Бэйли и Томпсон отошли в сторону. Голова Макдугала на острие клейдеамора смотрела с пола на патологоанатома.

— Где тело? — спросил он.

— Вон там, в темном углу. Мы его не трогали.

— А что тут за история?

Аллейн рассказал.

— Я сидел в передних рядах, — сказал он.

— Невероятно. Я взгляну на тело.

Тело лежало спиной вверх. Накидка с прототипом тартана клана Макбетов была перекинута через руку и под крепление щита, а другим концом приколота брошью к плечу. Сэр Джеймс осмотрел рану. Край раны был завернут внутрь, и кусочек разрезанного воротника попал в рану.

— Одним ударом, — сказал он и склонился над телом. — Лучше отвезти останки в морг, если ваши люди закончили.

Они вернулись на сцену.

— Можно снять голову, — сказал Аллейн.

Бэйли достал большой пластиковый мешок и взялся за голову. Томпсон обеими руками ухватился за перекладины рукояти меча. Они стояли лицом друг к другу, расставив ноги и держа лезвие меча параллельно полу, словно пародия на двух мастеровых, потеющих в кузнице.

— Готов?

— Готов.

— Тяни.

Самой худшей частью процедуры оказался звук: словно кто-то вынимал из бутылки огромную пробку. Бэйли положил голову в пакет, подписал ярлычок и завязал пакет шнурком. Он положил пакет в парусиновый контейнер.

— Я унесу это, — сказал он и отправился с пакетом к полицейской машине.

— А что делать с оружием? — спросил Томпсон.

— Для него есть что-то вроде картонного чехла, — сказал Аллейн. — На столе для реквизита. Его можно положить вдоль задних сидений или на пол. Потом тело и бутафорскую голову. Вы ведь сразу поедете в морг?

— Да. А вы пробудете тут еще какое-то время? — спросил сэр Джеймс.

— Да.

— Я позвоню вам, если что-то выяснится.

— Спасибо.

Вошли сотрудники скорой помощи и упаковали тело в пластиковый мешок, положили его на носилки, накрыли, вынесли из здания и увезли. Сэр Джеймс последовал за ними на своей машине.