Я думаю о них согласно тем ролям, которые они играют в пьесе, подумала Эмили. И ведут они себя так, как в пьесе. Нет. Это не поведение. Как глупо с моей стороны так думать. Но они держатся группками.

Занавес перед сценой раздвинулся, и появился Перегрин.

— Сегодня, — сказал он, — будет полный прогон пьесы с реквизитом и спецэффектами. Я засеку время и выскажу свои замечания после первой половины. Мы в последнее время немного затягивали по времени. Пожалуйста, следите за этим. Итак, акт I, сцена 1.

Ведьмы.

Они прошли наверх через ложу.

Перегрин спустился по временной лестнице в зал и сел за импровизированный стол в партере. Его секретарь сидел рядом, а технический персонал позади.

Он дал Эмили отпечатанную на машинке последовательность сцен с пометками о том, что в них происходит.

— Тебе она не нужна, — сказал он. — Я просто подумал, что тебе, возможно, захочется вспомнить последовательность событий.

— Да, спасибо.


Акт I

Сцена 1. Ведьмы

Сцена 2. Лагерь близ Форреса. Окровавленный солдат.

Сцена 3. Ведьмы. Степь. Виселица. Новости для Макбета. Росс. Леннокс. Банко.

Сцена 4. Лагерь близ Форреса. Король Дункан представляет Малькольма.

Сцена 5. Инвернесс. Замок Макбета. Письмо. Замок внутри.

Сцена 6. Инвернесс снаружи. Прибытие короля.

Сцена 7. Инвернесс внутри. Решение.


Акт II

Сцена 1. Инвернесс. Двор Макбета. Банко. Флинс. Монолог о клинке. Убийство.

Сцена 2. Инвернесс. Убийство обнаружено. Последствия.


— Начинаем! — скомандовал Перегрин.

Сердце у Эмили сильно забилось: тук, тук, тук. Едва слышный, скорбный крик, порыв плачущего ветра, и занавес поднялся.

В театре бывают моменты — редкие, но их ни с чем не спутаешь — когда во время репетиции пьеса начинает жить своей жизнью и достигает такой яркой правдоподобности, что все остальное на ее фоне блекнет и кажется нелогичным. Подобные неожиданные и пугающие перемены происходят тогда, когда пьеса находится на полпути к премьере: актеры не одеты в костюмы, на сцене лишь самые необходимые декорации. Ничто не стоит между героями и их проекцией в пустоту. Сегодня был именно такой день.

У Эмили было такое чувство, словно она смотрит «Макбета» впервые. Она постоянно чему-то удивлялась. Она думала: это идеально; это чудесно; это ужасно.

Дункан прибыл в замок. Мирный звук крыльев, трепещущих в вечернем воздухе. Затем визг фанфар, грохот открывающихся ворот и сбор слуг. Сейтон. Леди Макбет — алая фигура наверху лестницы. Не входи, не входи.

Но она его поприветствовала. Все вошли внутрь, и двери с грохотом захлопнулись за ними.

Впоследствии Эмили не могла вспомнить, действительно ли она слышала описываемые Шекспиром звуки: сверчка, сову, обычные домашние звуки, которые продолжают раздаваться в старом доме, когда гости уже спят в своих постелях; другие неясные звуки, которые, как думает Макбет, им слышны…

Все было совершенным. «Ужасные видения» теперь стали реальными и пошли смывать кровь со своих рук.

Раздался стук в южные ворота. Снизу появился пьяный привратник с вязанкой плавника неприличной формы. Он побросал куски дерева в огонь один за другим, потом шатаясь дошел до ворот и впустил Макдуфа и Леннокса.

Саймон Мортен выглядел просто отлично. Они с Ленноксом принесли с собой свежий утренний воздух, и он взбежал по лестнице в комнату Дункана. Дверь за ним закрылась.

Макбет стоял очень тихо, прислушиваясь каждым нервом; Леннокс подошел к огню, грел руки и говорил о неистовстве ночи.

Дверь наверху отворилась, и вышел Макдуф.

Невероятно! Он был белым как мел. Он прошептал: «О ужас, ужас!»

И разразилась катастрофа: тревожный колокол, растрепанные гости, «обморок» леди Макбет, когда речь ее мужа чуть было не вышла из-под контроля, появление двух напуганных сыновей, их решение бежать. И небольшая сцена на переднем плане, когда Макдуф, Старик и Росс произносят грозное послесловие, которым оканчивается первая часть.

V

Перегрин закончил делать пометки. Макбет и Макдуф задержались на сцене.

— Так, — сказал Перегрин. — Что произошло? Вы оба хорошие актеры, но вы не можете побледнеть как простыня даже силой своего таланта. Что пошло не так?

Сэр Дугал посмотрел на Саймона.

— Ты поднялся туда раньше меня, — сказал он. — Ты первым это увидел.

— Какой-то идиот водрузил в комнате короля окровавленную маску — одну из тех, что Гастон сделал для Банко. Рот открыт, из него течет кровь, глаза вытаращены. Меня она до смерти напугала.

— Ты мог бы меня предупредить, — сказал сэр Дугал.

— Я же пытался. У двери. Тебя и Леннокса. После того как сказал: «Подите в спальню — новая Горгона вас ослепит».

— Ты пробормотал что-то непонятное. Я не понял, что ты имеешь в виду.

— Но я ведь не мог крикнуть: «Там на стене окровавленная голова»!

— Ладно, ладно.

— Когда вы поднялись туда в первый раз, сэр Дугал, она была там?

— Конечно, нет. Если только…

— Если что?

— Какого цвета плащ, к которому она прикреплена?

— Темно-серого.

— Если она была прикрыта плащом, то я мог ее не заметить, там было темно.

— Кто мог сдернуть с нее плащ?

— Слуги?

— Какие слуги? Там нет никаких слуг, — сказал Саймон. — Ты спятил?

— Я пошутил, — с достоинством сказал сэр Дугал.

— Должен сказать, это странная шутка.

— Должно быть какое-то совершенно разумное объяснение, — сказал Перегрин. — Я поговорю с реквизитором. Не позволяйте таким дурацким мелочам выбивать вас из колеи. Вы отлично играете. Так и продолжайте.

Он хлопнул их обоих по плечам, подождал, пока они уйдут, и поднялся по лестнице в комнату.

Там и в сама деле было очень темно: комната располагалась в самом верху лестницы, и дверь выходила на ступеньки. Зрителю был виден лишь небольшой кусок одной внутренней стены, когда эта дверь была открыта. Стена, изображавшая каменную кладку, была повернута к зрителям и спускалась до уровня сцены, а третья стена, невидимая из зала, использовалась просто в качестве распорки между двумя другими. Это был просто каркас. Лестница опиралась на тот уровень, который вел на сцену. Потолок с нарисованными балками был прибит к этой конструкции гвоздями.

В самом дальнем углу маячила мертвая голова Банко, повернутая к дверному проему.

Перегрин знал, чего ожидать, но все равно подпрыгнул от страха. Вытаращенные глаза смотрели прямо на него. Изо рта текла кровь. У него самого во рту пересохло, а руки вспотели. Он подошел к маске, потрогал и подвигал ее. Она была прикреплена к вешалке для пальто, которая лежала двумя концами на угловых частях стен. В серой накидке было отверстие для головы, как у пончо. Он снова потрогал маску, она качнулась в его сторону и с тихим шелестом упала.

Перегрин, выругавшись, отпрыгнул назад, закрыл дверь и крикнул:

— Бутафор!

— Я здесь, шеф.

— Поднимитесь, пожалуйста. И включите рабочий свет.

Он поднял голову и вернул ее на прежнее место. В свете рабочей лампы она казалась уже не такой страшной. Главный реквизитор поднялся к нему. Повернув в комнату, он увидел голову.

— Господи Иисусе! — воскликнул он.

— Это ты ее туда повесил?

— Зачем бы я стал это делать, мистер Джей? Господи, нет.

— И ты не обнаружил ее отсутствие?

— Я же не знаю, сколько их всего. Ее копии разложены в мужской гримерной для статистов. Господи, прямо мурашки по коже, а? Если увидеть ее вот так неожиданно.

— Отнеси ее вниз и положи к остальным. И еще, Эрни…

— Шеф?

— Ни слова об этом. Не говори, что ты ее видел. Никому.

— Ладно.

— Я серьезно. Скажи: «Не сойти мне с этого места».

— Не сойти мне с этого места.

— Без дураков, Эрни. Давай, поклянись, что не скажешь.

— Черт, шеф, вы чего?

— Давай.

— Клянусь, провалиться мне на этом месте.

— Вот так-то лучше. Теперь бери эту штуку и неси к остальным. Бегом.

Перегрин заворачивал голову в накидку. Он взялся за подол плаща и обнаружил палочку из сырого дерева длиной чуть больше полуметра, воткнутую в подол плаща обеими концами. К другой, гораздо более длинной палке, был привязан тонкий шнур. Он поднес его к краю платформы и отпустил свободный конец. Он повис примерно в метре от сцены.

Перегрин смотал шнур, отвязал его и положил в карман. Он отдал Эрни аккуратно упакованную голову. Он взглянул на то место, где прежде была голова, и увидел над ним распорку из необработанного дерева.

— Абсурд! — пробормотал он. — Ладно, продолжаем репетицию.

Он спустился вниз.

— Вторая часть! — объявил он. — Всем приготовиться.

VI

Вторую часть в одиночестве открывал Банко, подозревающий правду, но не осмеливающийся спастись бегством. Затем — сцена Макбета с убийцами и Сейтоном, который подходил все ближе, вечно присутствуя рядом; а потом чета Макбетов вместе. Это, пожалуй, самая трогательная сцена в пьесе, которая больше всего говорит об этой паре. Она начинается с необычного языка, с кошмара вины, с бессонницы, а когда они наконец засыпают, их преследуют ужасные сны. Она продолжает бороться, но теперь она знает без тени сомнения, что ее власть над ним оказалась меньше, чем она рассчитывала; он же действует сам по себе, намекая на свои планы, но ничего о них не говоря. Затем наступает темнота и ночь, и появляются ночные создания. Сцена заканчивается посвящением себя тьме. Следует убийство Банко и побег Флинса. А потом великий пир.