Она вопросительно посмотрела на него. Говорить, что она его выполнит, не стоило. Это и так было понятно.

— В каждой семье есть паршивая овца, — сказал Джордж.

Она понимающе кивнула.

— Это кузен моей жены — боюсь, совершеннейший оболтус. Он разорил свою мать — глупая простофиля распродала свои жалкие акции, которые она для него собирала. Он начал с подделки чека в Оксфорде, дело замяли, с тех пор он мотается по свету — и везде гадит.

Руфь слушала без особого интереса. Подобные типы были ей известны. Они выращивали апельсины, разводили цыплят, бродяжничали по дорогам Австралии, подзарабатывали на бойнях в Новой Зеландии. Они везде пакостничали, нигде не останавливались надолго и проматывали деньги, едва успев их заработать. Такие люди не интересовали ее. Она предпочитала людей с положением.

— Сейчас он снова объявился в Лондоне и, как мне стало известно, надоедает моей жене. Последний раз она видела его, когда еще была школьницей, и вот этот негодяй с великосветскими манерами вымогает у нее деньги. Этого я не допущу. Мы договорились встретиться в двенадцать часов в гостинице. Я хочу поручить это дело вам. Не хочется иметь с ним ничего общего. Я его никогда не видел, видеть не желаю и не хочу, чтобы Розмари с ним встречалась. Я думаю, встреча приобретет официальный характер, если появится незаинтересованное лицо.

— Да, это хороший план. Каковы условия?

— Сто фунтов наличными и билет в Рио-де-Жанейро. Деньги вручаются только на палубе.

Руфь улыбнулась.

— Прекрасно. Хотите быть уверены, что он действительно отчалит.

— Вижу, вы все поняли.

— Обычное дело, — бросила она.

— От него буквально не знаешь, чего ждать. — Он помолчал. — Вы действительно не возражаете?

— Разумеется. — Она улыбнулась. — Уверяю вас, мне это не составит труда.

— Для вас не составит труда и более сложное поручение.

— Билет уже заказан? Кстати, как его зовут?

— Виктор Дрейк. Вот его билет. Я вчера звонил в пароходство. «Сан Кристобаль» отплывает завтра из Тилбури.

Руфь взяла билет, проверила его для порядка и опустила в сумочку.

— Договорились. Все сделаю. Двенадцать часов Адрес?

— Отель «Рупперт», Рассел Сквер.

Она записала.

— Руфь, дорогая, не знаю, что бы я делал без вас. — В избытке чувств он положил ей на плечо руку Такого раньше он себе никогда не позволял. — Вы моя правая рука, вы часть меня самого.

Она покраснела от удовольствия.

— Я не умею говорить… Ваша работа воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Но, поверьте, это совсем не так. Вы не представляете, насколько я вам доверяю во всем… — Слово «во всем» он повторил — Вы самая добрая, самая милая, самая надежная девушка на свете.

Руфь засмеялась и, чтобы скрыть удовольствие и смущение, проговорила:

— Вы испортите меня своей похвалой.

— Но это действительно так. Руфь, вы часть фирмы. Жизнь без вас была бы немыслима.

Она вышла, согретая теплотой его слов. И это чувство все еще жило в ней, когда она прибыла в отель «Рупперт».

Возложенное поручение ничуть ее не смущало. Она верила, что сумеет найти выход из любого положения. Случайные приключения никогда не привлекали ее. А Виктора Дрейка она воспринимала как часть своих повседневных обязанностей.

Он оказался точно таким, каким она его себе представляла, может быть, только немного красивее. А что касается его характера — тут она не ошиблась. Добродетелями природа обделила Виктора Дрейка. Такого бессердечного, расчетливого типа еще надо было поискать. Дьявол под маской добродушия. Чего она не учла, так это его способности читать мысли других людей и той легкости, с какой он умел воздействовать на их эмоции. Очевидно, она также переоценила свои возможности противиться его обаянию. А он был обаятелен.

Он с радостным изумлением приветствовал ее.

— Полномочный представитель самого Джорджа. Великолепно. Какая неожиданность!

Сухо, спокойно она изложила ему условия. Виктор воспринял их самым дружелюбным образом.

— Сотня фунтов? Совсем не плохо. Бедняга Джордж. Я бы согласился на шестьдесят — но об этом ему не сказал! Условия: «Не беспокоить дражайшую кузину Розмари — не совращать девственную кузину Ирис — не обременять достопочтенного кузена Джорджа». Согласен! Кто проводит меня на «Сан Кристобаль»? Вы, дорогая мисс Лессинг? Превосходно. — Он сморщил нос, темные глаза сверкнули сочувствием. Загорелым худым лицом и фигурой он напоминал тореадора самого романтического пошиба! Он был способен произвести на женщину впечатление и знал это!

— Вы уже порядочно работаете у Бартона, не так ли, мисс Лессинг?

— Шесть лет.

— И он не знает, что бы он без вас делал! Да, да, мне все известно. И про вас я тоже все знаю, мисс Лессинг.

— Каким образом? — насторожилась Руфь.

Виктор усмехнулся.

— Розмари рассказала.

— Розмари? Но…

— Не волнуйтесь. Я не собираюсь больше надоедать ей. Она уже обласкала меня — такая лапочка. Признаюсь, я выудил у нее сотню.

— Вы…

Руфь осеклась, а Виктор рассмеялся. У него был заразительный смех. Она не понимала, почему смеется с ним вместе.

— Это недостойно вас, мистер Дрейк.

— Я законченный паразит. Обладаю отточенной техникой паразитирования. Кошелек, например, откроется, если послать телеграмму с намеком на предполагаемое самоубийство.

— Вы должны стыдиться самого себя.

— Я глубоко раскаиваюсь. Я скопище пороков, мисс Лессинг. Мне хотелось бы обнажить перед вами свою суть.

— Зачем? — Она заинтересовалась.

— Не знаю. Вы не такая, как все. Моей техникой вас не проймешь. Какие у вас ясные глаза — глаза праведницы. Нет, кающийся грешник ничего от вас не добьется. В вас нет ни капли жалости.

Ее лицо сделалось жестким.

— Ненавижу жалость.

— Несмотря на ваше имя? Ведь вас, кажется, зовут Руфь? Довольно пикантно. Руфь — безжалостная !.

— Не люблю слабых.

— Кто назвал меня слабым? Нет, нет, дорогая моя, вы ошибаетесь. Может быть, я просто мерзавец, но мне хочется сказать вам одну вещь.

Губы ее слегка искривились. Сейчас начнутся оправдания.

— Да?

— Я себе нравлюсь. Да, — он кивнул, — нравлюсь, и все тут. Я повидал жизнь, Руфь. Почти все испробовал, был и актером, и кладовщиком, и швейцаров, и поденщиком, и носильщиком, и бутафором в цирке! Плавал матросом на сухогрузе. Выставлял свою кандидатуру в президенты в одной южноамериканской республике. Сидел в тюрьме! И только двух вещей я никогда не делал — не занимался честным трудом и не расплачивался с долгами.

Он засмеялся и взглянул на нее. Неужели ее не возмутит эта чушь? Нет, Виктор Дрейк обладал дьявольской силой. В его устах злокозненная мерзость выглядела невинной шалостью. Жуткий взгляд пронизывал ее до костей.

— Не воображайте, Руфь! Не суйте мне в нос вашу добропорядочность! Благополучие — вот ваш фетиш. Вы из тех девушек, которые спят и видят себя женой своего хозяина. Поэтому-то вы и работаете у Джорджа. И не следовало ему жениться на этой дурочке Розмари. На вас ему следовало жениться. И вот бы, черт побери, не прогадал.

— Вы забываетесь.

— Розмари чертовски глупа, это у нее врожденное. Опьяняющая красавица с мозгами кролика. Такие женщины волнуют мужчин, но не могут их удержать. Ну а вы — это совсем другое. Боже, если мужчина в вас влюбится — то уж навсегда.

Это был меткий удар. Не успев опомниться, она выдала себя с головой:

— Если! Но он не любит меня!

— Джордж, вы хотите сказать? Руфь, не глупите. Случись что-нибудь с Розмари, и он тут же на вас женится.

(Вот оно начало всего,)

Виктор продолжал, не сводя с нее глаз:

— И вы это знаете так же хорошо, как и я. (Рука Джорджа у нее на плече, ласковый голос, тепло… Да, правильно… Она волнует его, он к ней тянется…)

Виктор тихо сказал:

— Побольше уверенности, дорогая. Вы обведете Джорджа вокруг мизинца. А Розмари всего-навсего дурочка.

«Правильно, — подумала Руфь. — Если б не Розмари, я бы заставила Джорджа сделать мне предложение; И он бы не прогадал. Как бы я о нем заботилась…»

Гнев ослепил ее, злость заклокотала в сердце. Виктор Дрейк с интересом за ней наблюдал. Он любил подбрасывать идейки в головы людей. Или, как в этом случае, помочь им разобраться в тех мыслях, которые уже до него проникли в их сознание.

Да, вот с этого все и началось — со случайной встречи с человеком, уезжавшим на следующий день черт знает куда. Руфь, вернувшаяся в контору, уже не была той самой Руфью, которая эту контору покинула, впрочем, в ее поведении и внешности никто бы не уловил ни малейших перемен.

Вскоре после ее возвращения позвонила Розмари.

— Мистер Бартон только что ушел завтракать. Могу чем-то помочь?

— О, Руфь, в самом деле? Этот несносный полковник Рейс прислал телеграмму, что не успеет вернуться к моему дню рождения. Спросите Джорджа, кем бы он хотел его заменить. Нужно другого мужчину. Будут четыре женщины — Ирис, Сандра Фаррадей и кто-то еще? Не помню.

— Думаю, четвертая — это я. Вы очень добры, что меня позвали.

— О, разумеется. Я совсем про вас позабыла!

Послышался игривый смех Розмари, звякнула трубка.

Если бы Розмари видела, как вспыхнула Руфь, как сжала она губы.

Позвала из милости — сделала Джорджу одолжение! «О, да, пусть придет твоя Руфь. Ей будет приятно, что ее позвали, к тому же она всегда нам помогает-. И выглядит довольно прилично».

В эту минуту Руфь осознала, как она ненавидит Розмари.

Ненавидит за ее богатство и красоту, беспечность —И глупость. За то, что ей не нужно работать в конторе — ей все преподносится на золотой тарелочке. Любовники, обеспеченный муж — ни трудов, ни забот…

Ненавистная, снисходительная, самодовольная, легкомысленная, красивая…

— Чтоб ты сдохла, — процедила Руфь умолкнувшему телефону.

Слова напугали ее. Это так было на нее не похоже. Она умела сдерживать страсти, никогда не горячилась, владела собой.