Тем не менее юристы считали, что дело пойдет, ибо судье пришлось отвергнуть предыдущее заявление лишь потому, что голоса членов жюри, пытавшихся вспомнить, был ли судья на месте во время вынесения вердикта или нет, разделились практически поровну. Если же ему будут представлены новые доказательства, юристы были уверены, что судья Гиллис удовлетворит просьбу о новом процессе.

Том Смит и я уже предварительно поговорили с судьей Гиллисом, пытаясь понять, чем он руководствовался, отвергая просьбу Харди о новом суде над ним.

Встреча с ним была очень интересной. Мы явились к судье Гиллису примерно около одиннадцати часов. Он согласился отправиться с нами на ленч, как только покончит со всеми намеченными у него в календаре делами. Его ждало несколько достаточно спорных уголовных дел.

Я решил, что мы просто недопоняли его и ему предстоит лишь одно сложное уголовное дело. Я не мог представить себе, как можно разобраться больше чем в одном деле в пределах часа.

Но, оказавшись в зале суда, мы поняли свою ошибку.

Часть дел, намеченных в расписании, была уже разрешена. До ленча судье предстояло решить еще примерно около двадцати дел.

Некоторые из них были совершенно рутинными, и суду оставалось только выслушать адвоката и вынести решение, но по крайней мере дюжина из них носила достаточно спорный характер.

Казалось совершенно невероятным, что ко времени ленча судье удастся разобраться с ними. (Строго говоря, нам пришлось отложить ленч на час, пока судья не освободился.)

Тем не менее, судья Гиллис справился со своей задачей, и мне показалось, что работал он отменно.

Когда объявлялось очередное дело, судья первым делом убеждался, что все на месте: адвокаты, обвиняемый, прокурор и все свидетели. Свидетели, поднимая правую руку, давали присягу. Процедура проходила быстро, без особых технических сложностей, без особого внимания к форме, в которой задавались вопросы. Обычно задавал их сам судья.

Просмотрев суть жалобы по делу, он устремлял палец в направлении свидетеля и говорил:

— Итак к делу. Что случилось второго июня? Рассказывайте мне свою историю.

Свидетель давал показания в свободной манере, излагая все своими словами. Время от времени судья прерывал его, задавая вопросы, подгоняя его, отсекая ненужные комментарии и пространные рассуждения, быстро добираясь до сути дела.

Затем он поворачивался к обвиняемому:

— А что вы можете сказать по этому делу?

Выслушав показания обвиняемого, он говорил:

— Кто может подтвердить ваши показания?… Так, теперь послушаем его.

Ознакомившись с показаниями в защиту обвиняемого, он поворачивался к свидетелям обвинения.

— Что вы можете дополнить к сказанному? — и краткими наводящими вопросами выяснял точку зрения обвинения.

Казалось просто удивительным, насколько быстро удается разобраться в деле, когда судья предоставляет свидетелям право говорить свободно и раскованно, не цепляясь за букву формальных процедур.

Судья Гиллис был достаточно противоречивой личностью. Он был ярко выраженным индивидуалистом. Он напоминал судью на поле, решение которого должно быть непререкаемо. Он никого не пытался ублажать, и, черт возьми, ему было наплевать, устраивает ли он кого-нибудь или нет. Он воспринимал любое дело так, как оно вырисовывалось перед ним и пытался в нем разобраться.

Слушая, как он ведет дела, я был глубоко поражен его знанием человеческой натуры, его быстрой сообразительностью, его способностью сразу же определять слабые места в деле и умением извлекать факты из свидетелей, прерывая поток словоизвержения у самых говорливых и ободряя застенчивых.

Самое глубокое впечатление на меня как на адвоката произвели его решения. Насколько я успел разобраться, все дела были разрешены совершенно правильно.

Подсудимым сразу же становилось ясно, что лгать судье Гиллису практически невозможно. Глядя подсудимому в глаза, он саркастически усмехался, и самая отрепетированная речь превращалась в неясное бормотание. К тому же всегда значительно проще добраться до правды, когда ты не даешь человеку возможности обратиться к подготовленному выступлению.

Мне лично еще не доводилось видеть, чтобы судья так стремительно разбирался во всех хитросплетениях дела. С другой стороны, если адвокатам предоставлять все время, на которое они претендуют, они будут бесконечно тянуть резину. И должен сказать, если бы мне приходилось вести дела по такому плотному расписанию, я предпочел бы, чтобы из всех известных мне юристов страны их слушал бы судья Гиллис.

Эти слова много значат для меня, потому что я всегда считал, что, как правило, судья не должен «брать на себя» весь процесс. Я думаю, что подсудимый имеет право выбрать себе защитника и рассчитывать на достаточное время, которое суд может ему уделить, что у него есть определенные процедурные преимущества в связи с представлением доказательств. Если же при вынесении приговора были нарушены некоторые технические детали, у него есть преимущества, данные ему законом.

Когда я в первый раз увидел, как судья Гиллис распоряжается в зале суда, я был готов отвергнуть эту процедуру. Но в конце первого же часа я уже одобрительно кивал головой.

Впоследствии, разговаривая с ним, я понял, что он считает процесс достижения справедливости слишком сложным и непомерно дорогим. Он хочет добиться того, чтобы справедливость была по карману и бедному, чтобы он чувствовал ее прямо и непосредственно, не оставаясь голым до нитки.

В журнальных статьях, в которых порой упоминался судья Гиллис, его неизменно называли судьей для бедных, и я думаю, что он гордился этой репутацией больше, чем каким-либо профессиональным знаком отличия.

Судья Гиллис достаточно откровенно изложил нам свое мнение о деле Вэнса Харди. С его точки зрения, оно было близко к решению. Он считал, что у Харди вполне достаточно свидетельств, чтобы окончательно выяснить вопрос, был ли судья на месте или нет, когда жюри присяжных вернулось с вердиктом.

При встрече с Сиднеем Шерманом и Дэвидом Мартином Лемойн Снайдер, чьи юридические способности не уступали его знаниям врача, предоставил всю собранную нами информацию в распоряжение этих адвокатов. Мы договорились, что как только появится какая-то новая информация, особенно в вопросе, был ли судья на месте во время вынесения вердикта, мы тут же свяжемся с судьей Гиллисом.

И Том Смит принялся за работу.

Занятие это было, можно сказать, почти безнадежным. Он пытался пойти по следу, которому было двадцать шесть лет. Большинство членов жюри, как и свидетелей, или же покинули этот свет, или же просто исчезли.

Наконец Том узнал о родственниках одного еще здравствующего члена того жюри. От них он узнал, что старик переселился в северную часть штата Мэн, но когда ложатся снега, к нему невозможно добраться до начала лета. А поскольку времени с начала этого дела и так прошло более чем достаточно, были опасения, что ранним летом мы уже можем опоздать.

Боб Рэй, который вел всю документацию и переписку Суда Последней Надежды, первым знакомясь с делами, кратко излагая их содержание, фиксируя и высылая ответы на дюжины писем, приходящих каждый день, был еще и опытным летчиком. Он решил, что если нанять самолет-амфибию, то можно будет сесть на гладь озера недалеко от того места, где живет нужный нам человек, так как источники, впадающие в это озеро, не позволяют ему замерзать.

Это были гонки со временем. Вылетев в Мэн, Боб Рэй взял с собой пилота и местного нотариуса, после чего, покрывая милю за милей над лесистыми заснеженными пространствами, ему удалось, наконец, найти то, пожалуй единственное, озеро в округе, свободное ото льда. Таким образом, они добрались до нашего присяжного заседателя, который отлично помнил то дело и был абсолютно уверен, что вердикт выносился в отсутствии судьи. Получив письменное и заверенное показание от старика, они вернулись к самолету и успели взлететь, когда ледяные закраины стали схватывать берега озера.

Адвокаты Сидней Шерман и Дэвид Мартин тщательно обосновали прошение о новом суде в пользу Вэнса Харди и явились к судье Гиллису.

Можно было только удивляться тщательности, с которой работали эти юристы. Они изучили дело вдоль, поперек и со всех сторон. Работали они без гонорара, заинтересованные лишь в справедливости, потому что искренне считали: Вэнс Харди стал жертвой судебной ошибки. Доказательства в пользу своей точки зрения они подготовили мастерски.

Судья Гиллис выслушал все доводы, прочел заявление и решил, что в силу технических причин Вэнс Харди имеет право предстать перед новым судом. Затем он отступил от привычной процедуры и во всеуслышание заявил, что после нашего с ним разговора он заинтересовался данным делом и что из своих собственных конфиденциальных источников совершенно точно знает, что Луис Ламберт был убит не ради ограбления, а стал жертвой мести в войне бутлегеров, что он серьезно сомневается, знал ли вообще Вэнс Харди что-то об этом убийстве, и посему он должен предстать перед новым судом.

Конечно, новое слушание никак не могло вынести Харди обвинительный приговор, учитывая тот факт, что Бруно Марсел — ключевой свидетель — объявил, что он не только не мог опознать Вэнса Харди, но и готов доказать, что и то опознание был вынужден сделать под давлением и сейчас он готов со всей ответственностью заявить, что Харди — не тот человек, которого он видел на месте преступления.

Словом, обвинение прекратило дело, и Вэнс Харди вышел из зала суда свободным человеком.

Обстоятельства не позволили мне покинуть ранчо в день финального слушания дела под председательством судьи Гиллиса, но я знал, что дело было в надежных руках, что Шерман и Мартин камня на камне от него не оставили и что они не сомневаются в решении судьи Гиллиса. Лемойн Снайдер, который отдал этому делу много месяцев, был тут же рядом, вместе с Томом Смитом и Алексом Грегори, и я поддерживал с ними самую тесную связь. Мы чувствовали, что обстоятельства наконец складываются в нашу пользу и Вэнсу Харди наконец удастся «побег из тюрьмы».