Имелись убедительные свидетельства, что преступление совершил другой рыжеволосый мужчина. Проводились интенсивные поиски таинственного рыжего сезонного рабочего, на лице которого были царапины от ногтей, которого видели в очень нервном состоянии и кто бесследно исчез на следующий день после убийства девушки. Но розыск его был предпринят слишком поздно. Им занимались и отдельные группы любителей, которые считали, что полиция с этим не справится. Но все оказалось бесполезным. Этого человека так никогда и не нашли.

Дело Линдли служит отличным доказательством того, чего можно достичь в нужный момент тщательно обоснованным расследованием доказательств по делу, когда в вашем распоряжении имеются все факты.

Из слов умирающей девушки (если бы Линдли в самом деле был убийцей, она бы успела упомянуть его), из так называемого свидетельского опознания пастушка полиция пришла к выводу, что убийца ни кто иной, как Линдли. И они старательно искали все доказательства, которые помогли бы прокурору выдвинуть против Линдли обвинение в суде, отбрасывая все, что свидетельствовало в его пользу.

Тем не менее дело Линдли имело далеко идущие последствия.

Гарри Стигер, глава издательской фирмы, издававший журнал «Аргоси», с которым мы много лет состояли в теплых дружеских отношениях, связался со мной, предложив мне вести раздел приключений.

За год до этого я как-то предпринял путешествие по калифорнийскому полуострову Байа, начав его в Тихуане, и после нескольких недель приключений, одолев больше тысячи двухсот миль по горам и пустыням, вышел к южной оконечности полуострова, к мысу Сан Люкас.

Я написал книгу об этом путешествии, и с тех пор, несмотря на месяцы тщательной подготовки, очередное путешествие откладывалось в зависимости от того, как сложится дело Линдли; могу сказать, что лишь отмена приговора по этому делу дала бы нам возможность пуститься в путешествие. Об этом было необходимо упомянуть, потому что у нас осталось так мало времени на окончательную подготовку, что у нас не было выбора — пришлось покидать вещи как попало в машину, надеясь разобраться с ними по дороге.

Книга «Страна коротких теней» очень понравилась и Гарри Стигеру и его жене Ширли, члену Нью-Йоркского ботанического сада, которая с энтузиазмом неутомимо там работала.

В результате Гарри и Ширли Стигеры, два моих секретаря, Сэм Хикс из Вайоминга и я решили снова пуститься в это долгое тысячедвухсотмильное путешествие. Мы обзавелись кучей стенографических блокнотов, пленок, заряженных батарей для камер и на этот раз решили исколесить полуостров из конца в конец.

Даже с самым лучшим оборудованием, включавшим в себя джип с лебедкой с приводом от двигателя, с двумя ведущими осями и мощными тормозами и т.д., путешествие по полуострову было долгим, трудным, а порой и просто опасным. Бывали дни, когда нам удавалось покрывать не больше сорока миль, и случалось, что за два дня нам не встречалось на дорогах ни одной машины.

Так как экспедиция началась в конце февраля, дни были короткими, а ночи длинными. Лагерь приходилось разбивать при последних лучах заката, и после ужина, когда вся посуда была вымыта, воздушные матрацы надуты, спальные мешки раскинуты, пару часов мы просто сидели у костра.

Этот калифорнийский полуостров отличается неповторимым своеобразием. Слоновые деревья растут почти исключительно на его плоскогорьях и, насколько я разбираюсь, дерево «цирио» больше нигде на земле не встречается. Ночи тут всегда холодные и безоблачные. Днями часто ощущается горячее дыхание пустыни. Воздух сладостный и бодрящий. Ночью на небе мигают большие мохнатые звезды.

Мы чувствовали необъятность этих диких краев. Лишь огонь костра напоминал о присутствии человека. От круга света в тридцать или сорок футов диаметром падали блики на причудливые кактусы, которые тянули кверху свои колючие ветви.

За его пределами таились пространства, в которых человек по древней привычке инстинктивно чувствовал опасность… Внезапные вопли и вскрики из окружающей темноты невольно заставляли нас вздрагивать, пока мы не начали узнавать знакомый голос койота. Таясь в темноте, койоты, должно быть, ехидно ухмылялись нашим страхам. Они самые хитрые и пронырливые создания на свете, и если у человека есть овцы и куры, он не без основания считает койота заклятым врагом.

Так что естественно, что во время этих долгих вечеров, исчерпав привычные темы разговоров, мы невольно обращались к судьбам людей, которые стали жертвой неправедных судов.

Надо отметить, что свобода — понятие относительное. Нет человека, который пользовался бы абсолютной свободой. Мы связаны и цепями экономики, и понятием личной ответственности. Мы сидим на телефоне, ездим в такси и платим налоги; у нас есть профессии, войны и тревоги. Здесь, пока мы на полуострове Байа, жизнь носит предельно простой характер. Мы едим, спим и путешествуем. Мы больше ничего не делаем. У нас нет ни расписания неотложных дел, ни телефонных звонков, и свет уличной иллюминации не мешает спать по ночам.

Живя в обстановке полной свободы от забот и тревог, мы не переставали думать о людях, обреченных всю жизнь существовать за решетками, в серых стенах; и мысли эти неустанно мучили нас, даже когда мы бодрствовали.

Длительность сна определялась необходимостью постоянно подбрасывать дрова в костер по ночам. Вечером мы притаскивали сухостой, чтобы было на чем приготовить завтрак, и благополучно сжигали его ночью. Когда на месте вечернего пламени образовывались тлеющие угли, мы придвигались поближе, ловя тепло слабых язычков огня. Кто-то оставался следить за углями, чтобы они окончательно не потухли, а остальные залезали в спальные мешки.

Много раз во время этих ночных бдений я лежал без сна, думая о проблемах, связанных с тем, как обеспечить максимальную справедливость. И чем острее я ощущал свою собственную свободу идти, куда хочу и делать, что хочу, тем больше я думал о невинных людях, погребенных в камерах. Мысли эти тревожили и терзали меня, и временами я старался загонять их куда-то в подсознание — но не очень далеко, потому что они не могли находиться там долго.

Словом, в один прекрасный день я поделился своими мыслями с Гарри Стигером, и выяснилось, что он думает о том же самом. Каждый раз, просыпаясь по ночам, он ловил себя на размышлениях, что он может сделать как издатель для решения этой проблемы.

И как-то, когда мы обсуждали подобную ситуацию, Гарри нашел решение.

— Эрл, — сказал он, — если ты найдешь еще одно дело, в котором человек, по твоему мнению, неправильно осужден, «Аргоси» отведет достаточно места для публикации такого материала, и мы увидим, какова будет реакция публики. Ты знаешь, что я пытаюсь сделать из «Аргоси». Когда мы купили его у «Манси компани» это был старомодный журнал приключений, печатавшийся на рыхлой бумаге. Мы превратили его в иллюстрированное издание для настоящих мужчин, и люди стали обращать на него внимание. И я думаю, что из всех журналов, которые мы издаем, «Аргоси» наилучшим образом подойдет для этой цели.

Все последующие вечера мы решали, как довести эту мысль до логического конца и как реально воплотить ее в жизнь.

За несколько месяцев до нашего путешествия мы выяснили, что, как ни странно, нет ни одного журнала, посвященного вопросам законности, хотя весь американский образ жизни зиждется на представлении о законах и справедливости.

Здесь, в глуши этого дикого полуострова, мы начали обсуждать идею, как объединить эти два замысла — проверить реакцию американской публики, в самом ли деле она интересуется юридическими делами, и в то же время использовать площадь журнала, чтобы исправлять некоторые специфические ошибки и бороться с несправедливостью.

Ночь за ночью мы прикидывали, как подавать материалы, какова может быть реакция американской публики и какой эффект она окажет на те правительственные службы, которым принадлежит последнее слово.

С самого же начала мы поняли, что журнал никогда не обретет популярность во всей стране, если будет просто громогласно провозглашать: «Этот человек считает, что он невиновен. Он был осужден за убийство. Эрл Стенли Гарднер считает, что в словах этого человека что-то есть, и поэтому просит губернатора помиловать его».

Мы понимали, что нам будут нужны факты и только факты, и они должны быть поданы читающей публике так, чтобы вызвать у нее искренний интерес. Неважно, сколько места «Аргоси» отведет тому или иному делу, но ничего не произойдет, пока люди не прочитают о нем. Но даже тогда ничего не произойдет, пока люди не поймут, что они должны что-то делать.

Общественным мнением можно управлять, но мы должны добиваться, чтобы мнение общества носило просвещенный характер, основанный на фактах и только на фактах, в противном случае мы будем обвинены — и обвинены совершенно справедливо — что пользуемся тактикой возмутителей спокойствия.

В юридических кругах принято называть высшую юридическую инстанцию «Судом последней надежды». И здесь, глядя на открывающиеся перед нами широкие свободные пространства, мы пришли к выводу, что в такой стране, как наша, ни один официальный суд не может быть на самом деле судом последней надежды. Подлинным таким судом, как мы считали, должен стать сам народ. Это была новая и смелая концепция, и в ней было здравое начало. В соответствии с нашей теорией закона народ — высший суверен над любым государственным учреждением, законодательным, исполнительным или судебным. Он должен, конечно, высказывать свои пожелания в порядке, предписанном Конституцией, но в соответствии с ней воля народа является высшим законом в этой стране.

Это не означало, что если нам казалось, что Джон Доу* осужден неправильно, мы обращались к мнению народа или же, если мы приходили к выводу, что он в самом деле осужден по ошибке, требовали поправки к Конституции, чтобы его освободить.