Энтони Беркли - Суд и ошибка

— Да, с самого начала, — невесело подтвердил мистер Читтервик.

Они уставились друг на друга и вдруг одновременно расхохотались.

— Но убедить присяжных не смогли! — сквозь смех выговорил Ферз.

— К счастью для нас, да.

Ферз отпил кларета.

— Признаться, Читтервик, я восхищен вашей смелостью. Вы выросли в моих глазах.

— Почему?

— А разве вы сами не фальсифицировали доказательства? И это сошло вам с рук. Наручные часы… мастерский удар! Долго пришлось уговаривать миссис Палмер подыграть вам?

— Совсем не пришлось, — признался мистер Читтервик. — Она уже один раз выручила нас — с пулей в цветочной клумбе. Это устроил сам Тодхантер.

— Вы хотите сказать, стрелял он? Да нет, револьвер же был в полиции.

— Он действительно стрелял, но гораздо раньше, чем вы полагаете. Миссис Палмер просто назвала другую дату. Свинцовые пули не ржавеют, поэтому обман не разоблачили.

— Лжесвидетельство достойно осуждения.

— А я уверен, ей не пришлось лжесвидетельствовать, — возразил потрясенный мистер Читтервик. — Просто кое-что перепутала, вот и все.

— А эти часы… Видимо, инициалы нацарапали вы?

— Нет, миссис Палмер: Мы решили, что почерк должен быть женским. Конечно, мисс Норвуд никогда не дарила ее мужу часов.

— Само собой. А потом вы спрятали их. Повторяю: никогда бы не поверил, что вы способны на такое. Вы же рисковали!

— Как видите, пришлось, — отозвался мистер Читтервик. — Палмер ни в чем не виноват. Я боялся, что его приговорят к пожизненному заключению. А сказать правду он не мог, как и Тодхантер. Представьте, каково было бы умирать Тодхантеру, зная, что его жертва тщетна и что Палмер до конца своих дней просидит за решеткой!

— Тодхантер знал, что Палмер невиновен?

— Ну разумеется, потому и тревожился за него.

— И знал настоящего убийцу?

— Не мог не знать. И восхищался им.

— Ялик у берега… — задумчиво произнес Ферз.

— Да, так она попала в сад. Наверное, надела брюки. Если не ошибаюсь, в наше время брюки — обычная принадлежность дамского гардероба.

— Сколько человек знают правду?

— Кроме нас — только трое. Мистер и миссис Палмер, и, конечно…

— Стало быть, Палмер все знал?

— Конечно, с самого начала. Потому и встал вопрос с револьвером.

— Я всегда думал, что с револьвером дело нечисто. И все-таки я не понимаю, зачем Палмер принес его в квартиру тем утром.

— Все было иначе, — мистер Читтервик в порыве откровенности склонился над столом. — Палмер принес туда револьвер несколькими днями раньше, но не знал об этом. Дело в том, что миссис Палмер изводилась из-за мисс Норвуд. Она знала, что ее муж — вспыльчивый человек, и решила на всякий случай убрать револьвер подальше от него. Поэтому она позвонила сестре и попросила взять оружие на хранение, а потом упаковала его и попросила мужа отнести сверток сестре, сообщив, что там просто какие-то домашние вещи. Только когда стало известно, что мисс Норвуд застрелили, Палмер стал искать револьвер и обнаружил, что тот пропал. Услышав, куда делся револьвер, он сразу бросился на квартиру к сестре жены.

— Так вот почему он примчался туда так рано!

— Действительно. Думаю, он сразу понял, кто застрелил мисс Норвуд. К счастью, он не потерял головы и только просил сестру и мать говорить полиции, что они провели дома весь воскресный вечер. Полицейские поверили им.

— А мистер Тодхантер пытался поменять револьверы местами, чтобы изъять из семьи Фарроуэй опасное оружие и заменить его безопасным, как и говорил Бэрнс?

— Именно так, но конечно, объяснить это Палмеру он не мог. Боюсь, Палмер недооценил Тодхантера, принял его за назойливого любителя лезть не в свое дело. Только гораздо позже Палмер понял, что задумал наш друг.

— Во время того же визита Тодхантер вступил в некий сговор с миссис Фарроуэй?

— Ему пришлось пойти на это. Она знала, что Тодхантер пытается помочь им, но не предполагала, что он готов на такие жертвы.

— Почему же они допустили, чтобы Палмер попал на скамью подсудимых?

— Никто из них и не думал, что его признают виновным. Он сам навел на себя подозрения, сообразив, что именно из-за его глупости погибла мисс Норвуд. Он всеми силами пытался выгородить истинного убийцу — даже если придется погибнуть самому… Но она, — продолжал мистер Читтервик, — не желала таких жертв. Видимо, родным было нелегко заставить ее молчать. Она все порывалась выступить с разоблачением. Я… имел с ней пренеприятную беседу.

— Вы?

— Да, я. Однажды я навестил ее, объяснил, что знаю правду, и попросил не мешать Тодхантеру. Боюсь, мне пришлось выражаться весьма высокопарно, виновато признался он, — чтобы переубедить ее. Кажется, я твердил о том, что он стремится принести пользу людям, пожертвовать собой ради их спасения, чего он не мог сделать при жизни… Словом, мне пришлось нелегко, — мистер Читтервик тяжело вздохнул, вспоминая злополучные полчаса.

— Так-так… — Ферз вертел в руках бокал. — Полагаю, всей правды мы никогда не узнаем. Взять, к примеру, того сержанта… Во время допроса в суде я искренне посочувствовал ему. Но ведь он был прав? Из револьвера Тодхантера и вправду никто не стрелял?

— Конечно! Господи, это же был откровенный блеф. Наш друг приложил немало стараний, чтобы ему поверили.

— Только потому, что присяжные оказались сентиментальными, иначе он бы так легко не отделался, — Ферз улыбнулся. — Кстати, он и вправду выбросил ту самую пулю?

— О да. Бэрнс ошибся только в предположении насчет пули. Тодхантер выбросил ее в реку в роковой вечер, и это спасло его. Если бы пулю нашли, всем сразу стало бы ясно, из какого револьвера застрелили женщину. К счастью, Тодхантер все предусмотрел, хотя еще и не знал имени убийцы. В этом ему просто повезло.

— Значит, вы одобряете Тодхантера? — озадаченно спросил Ферз. — Думаете, он был вправе обманывать служителей правосудия?

— Боже мой, а что такое правосудие? — мистеру Читтервику явно стало неуютно. — Говорят, преступник так или иначе понесет наказание. Но так ли это? Неужели человеческая жизнь настолько ценна, что дарить жизнь подонкам справедливее, чем уничтожать их, делая счастливыми множество порядочных людей? Давным-давно, за ужином у Тодхантера, мы говорили об этом. Трудный вопрос. Страшный. Тодхантер не стал уклоняться от ответа. Не могу сказать, что считаю его неправым.

— Но верите ли вы, что он и вправду сам застрелил ту женщину, когда наступил последний, решающий момент?

— Кто знает? Лично я думаю, что он мог быть и невиновным. Но это еще неизвестно. Тот, кто твердо уверен в своей правоте, способен действовать в состоянии экзальтации… полагаю, это и происходит, поскольку такое случается — например, Хью Лонг… — мистер Читтервик осекся и погрузился в подавленное молчание.

— Читтервик, кто застрелил Этель Мэй Биннс?

Мистер Читтервик вытаращил глаза.

— Боже милостивый, разве вы не знаете? — ужаснулся он. — А я думал… Боже, я проболтался… нарушил cлово… О господи!

— Догадки у меня имеются, — с расстановкой признался Ферз. — Но наверняка я ничего не знаю.

— И я тоже, — с вызовом солгал мистер Читтервик. — Иногда полезнее ничего не знать, верно? У нас свои взгляды на добро и зло. Но если кто-нибудь и заслуживал смерти, так это Джин Норвуд. Если кто и имел право убить ее, так это убийца, и если смерть когда-либо бывала оправданной, так лишь в нашем случае. Только мы строим верные предположения. Так не лучше ли, если наши догадки останутся невысказанными подозрениями?

— По-моему, вы совершенно правы, — ответил Ферз.

Мистер Читтервик испустил вздох облегчения. Тайна Фелисити Фарроуэй осталась тайной.

Последний роман с мистером Читтервиком. Книга, удачно задуманная и очень профессионально выполненная, так что по ее прочтении остается смесь самых разных эмоций. Автору удалось создать многоплановое произведение, включающее юридическую дуэль, достойную пера Эрла Гарднера, политический подтекст в стиле романов Джона Диксона Карра, и блистательный язык, напоминающий повести Хенри Сисила.

Трудно сказать сможет ли русский читатель, в соответствии с авторским замыслом, принять образ Лоренса Тодхантера в качестве идеальной человеческой личности, обладающей умом, совестью, порядочностью, а главное, гуманизмом. Но надо признать, что при обилии юмора и легкости стиля этот роман следует расценивать как программный, выражающий глубокие убеждения автора по вопросам преступления и наказания.

Роман наиболее безобидным образом призван показать, что государство не способно предложить сколь-либо удовлетворительные ответы на философские вопросы о человеческой жизни, а в своем функционировании опирается на формализм и примитивные понятия об объективности.

Социальная критика романа направлена и на столпов общества (никто не выражает сожаления по поводу отставки министра внутренних дел), и на профессиональные слои (издателей, литераторов, один из которых показан в весьма уничижительном виде), и на частных лиц (упрек в адрес служащего редакции, унизившегося до доносительства). Критерии порядочности-непорядочности, считает автор, должны относиться ко всем членам общества без оглядки на положение.

Мистер Читтервик, которому посвящено значительно меньше романов, чем Роджеру Шерингэму, в конце концов выступает намного более значимым поборником справедливости. Ему чужда увлеченность Шерингэма игрой ума, вместо этого он демонстрирует тонкую, впечатлительную натуру, смесь деликатности и решительности, так необходимые при решении трудноразрешимых этических проблем. В последней главе ему отведена краткая, но значимая тирада о том, что ценность человеческой жизни не зачеркивает тот факт, что некоторые особи намеренно выбирают образ жизни "отбросов человечества". Как и Эркюль Пуаро, мистер Читтервик в первую очередь думает о невинно страдающих людях.