Сэр Эрнест постепенно приближался к кульминации.

— …Действительно ли палец подсудимого нажал курок, дабы прогремел роковой выстрел? Вот в чем вопрос. Мотивы этого поступка можно считать как проявлением самонадеянности, так и вопиющей низости. Можно вообще не обращать на них внимания. Вы судите о факте, а не о мотивах, согласно этому и выносите свой вердикт. Мой долг — заявить, что подсудимый действовал умышленно, и даже мой ученый друг не может не согласиться, что произошедшее ничем не напоминает трагическую случайность.

Но дело не только в том, на стороне кого из адвокатов ваши симпатии. В эту минуту другому человеку уже вынесен смертный приговор за то же самое преступление. Вы видели его в зале, вы сами можете судить, в каком он состоянии. Вы слышали аргументы, на основании которых этого человека приговорили к смерти; вы слышали, как наш нынешний подсудимый рассказал о своем ужасном преступлении и о том, сколько стараний он приложил, чтобы исправить страшную ошибку.

Что же касается этой вопиющей ошибки правосудия, мы с моим ученым другом придерживаемся одного мнения. Мы уверяем вас в этом, прилагая все старания. Мы просим вас оценить запутанные доводы и умышленные искажения фактов, допущенные полицией, и сравнить их истинную ценность с ценностью наших простых, незамысловатых объяснений.

На плечах человека, сидящего в эту минуту на скамье подсудимых, лежит громадная ответственность. И мы, юристы, делим с ним эту ношу. Подсудимый не в состоянии говорить за себя, он рассчитывает, что мы поможем ему донести до вас истину. Ибо что бы там ни говорилось здесь о его поступках, с тех пор как мистер Тодхантер услышал, что второй жертвой его преступления стал невиновный, он повел себя безупречно. Он предпринимал такие отчаянные усилия, чтобы исправить ошибку суда, что полицейские решили, будто он давний друг семьи обвиненного. Но они ошиблись. Как все вы слышали, с этими людьми подсудимый едва знаком. С Палмером он виделся всего два раза, да и то на несколько минут. Альтруизма, о котором идет речь, здесь нет и в помине. Мистер Тодхантер вовсе не жертвует собой ради друзей, но это не умаляет его великодушия. Ему осталось жить всего несколько недель — а может, и несколько дней. Каждый час этих считанных недель и каждую минуту немногих дней он посвятил попыткам исправить страшную ошибку. Так позаботьтесь о том, чтобы ему не пришлось скончаться в муках, зная, что за совершенное им преступление будет казнен ни в чем не повинный человек!

Господа присяжные, я исполнил свой долг. Теперь дело за вами. В ваших руках судьба сразу двух человек. Пусть же небеса помогут вам вынести справедливый вердикт!

На последних словах у сэра Эрнеста сорвался голос. Несколько мгновений он стоял неподвижно, глядя на присяжных в упор, потом сел на место. Суд удалился на перерыв в полном молчании, которое стало высшей наградой красноречию сэра Эрнеста.

Мистер Тодхантер решил, что сэр Эрнест достоин всяческих похвал, какими только можно осыпать человека.

— Более блестящей речи я никогда не слышал, — признался он, выходя из зала бок о бок с адвокатом. И действительно, мистеру Тодхантеру никогда в жизни не доводилось присутствовать на суде.

— Торжествовать еще слишком рано, — сэр Эрнест подмигнул, снова становясь прежним. — Вы обратили внимание на судью? Видели, как старикан посмотрел на меня, когда я пытался разжалобить присяжных? Это мне не нравится.

— А по-моему, самое страшное уже позади, — высказался мистер Тодхантер в приливе несвойственного ему оптимизма. — Как вы считаете, Читтервик?

— Я думаю, — осторожно произнес мистер Читтервик, — что нам чрезвычайно повезло с адвокатами.

— За это я приглашаю вас выпить, — весело отозвался сэр Эрнест. — А вы возвращайтесь в здание суда, Тодхантер. Вам же запрещено спиртное.

* 2 *

Первые двадцать минут после перерыва были затрачены на элегантные попытки мистера Джеймисона сделать много шуму из ничего. Говорить ему было нечего, однако он высказался по поводу ведения процесса, метнул несколько камешков в огород отсутствующего мистера Бэрнса и в конце концов призвал присяжных признать мистера Тодхантера виновным только в случайном убийстве и на этом зыбком основании не приговаривать его к смертной казни.

Наконец судья начал подводить итоги.

— Господа присяжные, — заговорил он старчески слабым, но внятным голосом, — мой долг — вместе с вами пересмотреть доказательства, представленные нам по этому делу, как совершенно справедливо указал защитник, единственному в своем роде. Как вам известно, по этому же преступлению смертный приговор вынесен другому человеку, и, чтобы спасти его, убежденный в его невиновности мистер Ферз возбудил данный процесс. Нет причин сомневаться в мотивах мистера Ферза или полагать, что он руководствовался отнюдь не высшими принципами; справедливо будет воз дать должное беспристрастности и гражданской ответственности мистера Ферза. Прав он или нет, теперь решать вам.

Для вас не должно играть никакой роли то обстоятельство, что дело было возбуждено частным лицом, а не государством, как в большинстве столь же важных случаев. Тем не менее вам следует задать себе вопрос, почему дело не было возбуждено государством и почему власти, располагающие всеми уликами и показаниями, представленными вам, не сочли нужным принять меры — вернее, предпочли не принимать никаких мер. Как указал мистер Бэрнс, одного признания для этого недостаточно. Примеры ложных признаний нередко встречаются в истории криминальных расследований. Такие признания делают по самым разным мотивам — от помешательства до желания защитить виновного, и зачастую от них отказываются, убедившись, что виновник спасен. Следовательно, не стоит чрезмерно доверять признанию подсудимого предпочтительнее принимать решение исключительно на основании показаний, подтверждающих это признание.

А теперь я повторю эти показания и, ввиду важности рассматриваемого дела, во всех подробностях.

Судья продемонстрировал верность своему слову. Медленно, методично и бесстрастно он повторял показания свидетелей на протяжении всего дня, а потом — на возобновившемся заседании суда на следующее утро. Слушая монотонный старческий голос, мистер Тодхантер испытал широкий диапазон эмоций. Произносимые этим спокойным голосом показания почему-то теряли убедительность — в устах сэра Эрнеста они звучали гораздо внушительнее. Сказать по правде, доказательства виновности мистера Тодхантера выглядели почти жалко. Показания свидетелей подтверждали его намерения, но отнюдь не поступки. Мистер Тодхантер, знавший об этом с самого начала, но почему-то надеявшийся на лучшее, с каждой минутой тревожился все сильнее. Судья ни в коей мере не умалял важность показаний, но тем не менее они теряли большую часть значимости. В приливе тревоги мистер Тодхантер осознал, как много зависит от способа представления доказательств.

Один пассаж судьи, прозвучавший сравнительно рано утром, усилил беспокойство мистера Тодхантера: судья перешел к показаниям, свидетельствующим о том, что подсудимый побывал на месте преступления скорее после наступления смерти мисс Норвуд, нежели до нее. Сделав краткую паузу, судья добавил:

— В этой связи должен вас предостеречь: даже если вы признаете нынешнего подсудимого виновным, это не обязательно означает, что по предыдущему процессу был вынесен неверный вердикт. Существует еще одна гипотеза, на которой я не стану заострять ваше внимание, но которую вы тем не менее должны учесть: что Палмер и Тодхантер действовали по сговору. Доказательств тому, что они и вправду в сговоре, нет, но нет и доказательств обратного. Вы должны помнить, что и такое возможно, и я упоминаю об этом, дабы вы не поддались искушению вынести обвинительный приговор ради спасения жизни молодого и полного сил мужчины за счет другого, который в любом случае обречен. Подобная сентиментальность совершенно неуместна, и я уверен, вы не допустите ее. Поэтому и предупреждаю: даже если вы проявите сентиментальность, она может не возыметь желаемого эффекта.

Мистер Тодхантер занервничал. Пожалуй, он напрасно возлагал такие надежды на сентиментальность и чувствительность присяжных. Он был убежден в том, что ему вынесут обвинительный приговор, и его неизбежным следствием станет признание Палмера невиновным. А теперь выяснялось, что благодаря некой лазейке в законах власти в любом случае имеют право по-своему распорядиться судьбой несчастного юноши. Мистеру Тодхантеру хотелось вскочить и выпалить: "Он невиновен! Хватит болтать чепуху, признайте истину! Говорю вам, он невиновен — мне это известно лучше, чем кому-либо другому!"

И действительно, мистер Тодхантер был почти единственным человеком в мире, знающим о невиновности Палмера, но убедить в этом других людей оказалось не так-то просто. Мистеру Тодхантеру хотелось бы, чтобы невиновность Палмера производила впечатление прочной, нерушимой гранитной глыбы, чтобы никому и в голову не приходило усомниться в ней. Но только теперь, когда судья подвел итоги процесса, мистер Тодхантер понял, насколько ограничены его возможности.

До сих пор поведение судьи было безупречным, с точки зрения подсудимого. Преодолевая искушение объяснять окружающим, как следует жить в соответствии со сводами законов, которое в состоянии преодолеть лишь немногие судьи, он высказывался строго по делу. Но в конце процесса не устоял; его последние слова указывали, что на высоком посту судьи он руководствуется не столько законами, сколько нормами этики и морали.

— Господа присяжные, возможно, кое-кто из вас уже мысленно отдал предпочтение еще одному вердикту, не упомянутому вслух. Я имею в виду вердикт "виновен, но невменяем". Когда защита предлагает такой вариант, судья обязан отметить, согласуется ли он с фактами по делу. На случай, если кто-то из вас обдумывает подобный приговор, сообщаю: в отсутствие каких-либо доказательств на этот счет такой вердикт недопустим. В сущности, и защита не предлагала его. Я упомянул о нем лишь потому, что некоторых из вас признания подсудимого могли навести на мысли о его невменяемости.