— Да так, ничем.

— В таком случае не хотите ли зайти ко мне, выпить чаю? Я живу совсем рядом.

По глупости, мистер Тодхантер распознал в этом приглашении только возможность развлечься.

— Это было бы замечательно, — учтиво отозвался он.

У него за спиной Судьба отложила в сторону настоящий слиток золота, убрала с глаз долой фальшивый и засунула обратно в карман обманные весы. Простофиля попался.

* 2 *

Едва увидев квартиру Фарроуэя, мистер Тодхантер понял, что насчет ее владельца серьезно заблуждался. Он озадаченно обвел взглядом комнату, в которой его оставили одного. Нет, ему и в голову не приходило причислить Фарроуэя к людям, украшающим пианино китайскими вышивками, а телефонные аппараты — куклами в кринолинах. Фарроуэй был невысок ростом, но аккуратен и подтянут по-мужски. Никто и не заподозрил бы, что у него такие женственные вкусы, мало того — дурные вкусы. Мистер Тодхантер был изумлен. Квартира оказалась роскошной. Комната, в которой с беспокойством поджидал хозяина мистер Тодхантер, была просторной, с широкими окнами и видом на парк; она сделала бы честь загородному дому. В холле мистер Тодхантер успел заметить два широких и длинных коридора с выходящей в них полудюжиной дверей. Аренда такой квартиры должна была обходиться в кругленькую сумму. Жизнь в подобном окружении способна истощить средства даже преуспевающего романиста.

Размышляя таким образом, мистер Тодхантер не услышал шаги приближающегося хозяина. Тот вернулся в сопровождении молодого привлекательного мужчины.

— Мой зять, — отрекомендовал его Фарроуэй. — Винсент, вы уже пили чай?

По какой-то причине молодой человек, апломба которого хватило бы на десятерых, вдруг смутился.

— Нет, я ждал… вас, — пауза перед последним словом была непродолжительной, но заметной.

— В таком случае позвоните, — предложил Фарроуэй более сухим тоном, чем требовалось для такой обычной просьбы.

Очередная пауза затянулась так надолго, что стала неловкой. Мистер Тодхантер рассудил, что, если у Фарроуэя есть зять, значит, есть и жена именно этим и объясняется женственность убранства комнаты. И все-таки он не понимал, откуда у женщины, занимающей положение жены Фарроуэя, такой отвратительный вкус и почему Фарроуэй позволяет ей заниматься обстановкой дома. Фарроуэй, который некоторое время изучал узор на ковре, взглянул на зятя снизу вверх, поскольку последний был выше его на целых четыре дюйма белокурый, кудрявый юный гибрид Аполлона и гребца из университетской команды, красивый почти до неприличия, как думалось мистеру Тодхантеру.

— Джин говорила, когда вернется?

Молодой человек устремил отсутствующий взгляд в окно.

— Я ее не видел, — коротко отозвался он.

Облокотившись на каминную полку, он отчужденно курил, что придавало ему почти вызывающий вид. Мистер Тодхантер не отличался проницательностью, но даже он не мог не заметить: в доме что-то произошло. Двое его обитателей питали друг к другу чувства, близкие к враждебности. Кем бы ни была неизвестная Джин, женой или дочерью Фарроуэя, у его зятя отсутствовали явные причины раздражаться при упоминании ее имени.

Это раздражение передалось Фарроуэю.

— Фирма дала вам выходной, Винсент? — осведомился он, причем в его негромком голосе послышались резкие нотки.

Молодой человек смерил его надменным взглядом.

— Я здесь по делу.

— Вот как? По делу "Фитча и сына"? — сарказм на грани оскорбления.

— Нет, по частному, — ледяным тоном ответил молодой человек.

— Да неужели? Не стану расспрашивать. А мы с мистером Тодхантером…

— Ладно, — грубо перебил его зять. — Я все равно собирался уходить.

Коротко кивнув мистеру Тодхантеру, он покинул комнату. Фарроуэй безвольно обмяк в кресле и вытер лоб. Мистер Тодхантер, смущение которого росло с каждой минутой, невпопад заметил:

— Редкостно красивый молодой человек.

— Винсент? Да, это точно. Он инженер, служит в компании "Фитч и сын". Это большая компания, она специализируется на стальных конструкциях. И на железобетоне — кажется, это так называется. Винсент далеко не гений, но знает толк в своем деле. Он женат на моей старшей дочери, — Фарроуэй снова вытер лоб, словно эта краткая биографическая справка лишила его последних сил.

От необходимости отвечать мистера Тодхантера избавила вошедшая с подносом смазливая горничная, изящество которой подчеркивал наряд в духе музыкальных комедий — чересчур короткая черная шелковая юбка, совсем крошечный фартук в оборочках и замысловатый чепчик.

— Чай, сэр, — объявила она дерзко.

— Спасибо, Мари, — вяло отозвался Фарроуэй. Горничная направилась к двери, и он окликнул ее: — Мари, я жду звонка из Парижа. Если мне позвонят, доложите сразу же.

— Слушаюсь, сэр, — девушка грациозно выпорхнула из комнаты. Мистер Тодхантер уже ждал, что на пороге она лихо прищелкнет каблучками.

— Надеюсь, я буду иметь честь познакомиться с вашей женой?поинтересовался он.

Фарроуэй взглянул на него поверх чайника.

— Моя жена дома.

— Дома?

— На севере. Мы живем в Йоркшире. Я думал, вы знаете, — Фарроуэй произнес все это монотонно, разливая чай, как автомат. Казалось, после ухода греческого бога он впал в меланхолию. — С молоком и сахаром?

— Один кусочек сахара, поменьше, потом налейте заварки и добавьте чуточку молока, пожалуйста, — подробно объяснил мистер Тодхантер.

Фарроуэй растерянно посмотрел на поднос.

— А я уже налил заварки… так не годится? — он неуверенно посмотрел на колокольчик, словно гадая, стоит ли попросить принести чистую чашку.

— Ничего, не беспокойтесь, так тоже можно, — вежливо заверил мистер Тодхантер. Однако его мнение о Фарроуэе, которое неуклонно снижалось с тех пор, как он вошел в эту комнату, упало еще на пару дюймов. Человек, не знающий, что в чашку сначала кладут сахар, а уж потом льют заварку, гораздо хуже человека, который позволяет жене застилать пианино вышитой дорожкой и одевать горничную в стиле кабаре. — Нет, — продолжал он с деланным оживлением, — я не знал, что вы живете на севере. Значит, этот лондонский дом — ваше временное пристанище?

— В некотором роде, — похоже, Фарроуэй сконфузился. — Видите ли, это не моя квартира, точнее… словом, я пользуюсь ею, когда бываю в Лондоне. Скажем так: у меня здесь есть спальня. Мне часто приходится бывать в Лондоне. По делам… и так далее. А обе моих дочери постоянно живут здесь, в столице.

— А, вот оно что! — мистер Тодхантер задумался: зачем его собеседник счел своим долгом оправдываться перед почти незнакомым человеком?

— Моя младшая дочь не замужем, — сбивчиво продолжал Фарроуэй. — Я решил, что за ней следует присматривать. Жена согласна со мной.

Мистер Тодхантер согласно кивал, вопросов у него прибавлялось.

— Знаете, эта сцена… — туманно высказался Фарроуэй и рассеянно откусил тонкий, как вафля, ломтик хлеба с маслом, которым только что размахивал в такт словам.

— О, ваша дочь играет на сцене?

— Фелисити? Нет, кажется, нет… Точно не знаю. Раньше играла, но, если не ошибаюсь, ушла… Во время нашей последней встречи она собиралась уйти со сцены. С тех пор мы не виделись.

Не будь мистер Тодхантер безупречно воспитан, он вытаращил бы глаза. Теперь он ничуть не сомневался, что имеет дело с умалишенным, а таких людей он побаивался.

В нарастающей тревоге он взял с блюда маленький кекс с сахарной глазурью, хотя от кексов с глазурью у него неизменно случалось несварение. Пока он думал, под каким предлогом уйти, Фарроуэй продолжал совсем другим тоном:

— Кстати, вы заметили ту маленькую картину маслом, которую выставили сразу после большого Лоуренса? Ту самую, которую приписали одному из Остаде? Но, по-моему, это совсем не их стиль. Зато я не удивился бы, если бы оказалось, что это ранний Франс Хальс. Я чуть было не купил ее. И купил бы, будь у меня хоть один шанс.

Временное прояснение, решил мистер Тодхантер и поспешил поощрить собеседника.

— Помню, помню! — солгал он. — Постойте-ка, за сколько ее продали?

— За двадцать четыре фунта.

— Ах да, конечно. Очень любопытно. Да, вполне возможно… — мистер Тодхантер мельком удивился, узнав, что человек с доходами Фарроуэя не в состоянии позволить себе заплатить двадцать пять фунтов за картину, но задерживаться на этой мысли он не стал, чтобы не потерять нить разговора.

На протяжении десяти минут они обсуждали произведения искусства, Фарроуэй оказался идеальным образцом воодушевленного и опытного знатока. Его апатию как рукой сняло, речь стала точной и решительной. Затем откуда-то послышалась трель, и Фарроуэй навострил уши.

— А вот и мой звонок, — заметил он.

Спустя минуту на пороге опять возникла горничная из комедии.

— Париж на проводе, сэр, — объявила она с ослепительной улыбкой и кокетливым взмахом юбок, который мог предназначаться и мистеру Тодхантеру.

Мистер Тодхантер скромно отвел взгляд, его собеседник извинился и вышел. Если что и пугало мистера Тодхантера и отталкивало его, так это кокетливые авансы противоположного пола. К счастью, с таковыми он сталкивался крайне редко. Оставшись в одиночестве, мистер Тодхантер провел ладонью по веснушчатой лысине, протер пенсне и задумался: как быть дождаться хозяина или сбежать, пока путь к двери свободен? Преимущества второго решения были очевидны, но природное любопытство (а природа наделила мистера Тодхантера изрядной долей любопытства) призывало его остаться и перевести разговор на частную жизнь Фарроуэя, поскольку ее сомнительный характер был столь же явным, как блеск отполированной лысины мистера Тодхантера. Но не прошло и полминуты таких размышлений, как их прервали голоса за дверью комнаты, в которой сидел мистер Тодхантер.