Она подошла к письменному столу и выдвинула один из ящиков. Через мгновение на столе вырос целый ворох газетных вырезок.

Я взял верхнюю статью. «Долой бюстгальтеры — да здравствует равноправие!»— гласил заголовок. В статье говорилось о причудах «Гневных амазонок», которые требовали у калифорнийского конституционного суда в Сакраменто пересмотреть «Билль о правах». Статья была выдержана в ироничном тоне, а между строчками можно было прочесть, что эти требования исходят как раз от тех женщин, которых супруги не заключили в достаточно жесткие объятия.

Я положил вырезку обратно на стол.

— Можно понять, что вам не нравится тон статьи,— сказал я без искреннего сочувствия,— но клеветой это назвать нельзя.

— Это не все,— коротко ответила она.— Далеко не все. Он угрожал лично мне и Линде. Как при встречах, так и по телефону. И если всего материала, который я представлю, вам окажется недостаточно, то вы совсем не такой адвокат, каким мне вас представили знакомые, она презрительно посмотрела на меня, и я сам себе сразу показался не мужчиной, а кем-то вроде свиньи в образе человека. Я поправил галстук, мило улыбнулся ей, но она все еще скептически смотрела на меня.

— Надеюсь, вы не чувствуете никакой симпатии к этому человеку?

— Каким образом он вам угрожал?— спросил я, пытаясь уклониться от прямого ответа.

—- Угрожал даже убить меня,— ответила она,— и обозвал меня, совершенно нормальную и здоровую женщину, агрессивной и холодной мужененавистницей. Сказал, что за свои преступления я заплачу жизнью. А когда я ответила, что преступники мужчины, а не женщины, он даже хотел перейти от слов к делу. Это все происходило в присутствии Линды.

— Линда его удержала?

— Ну что вы! Вы же видели Линду! Она маленькая и слабенькая. С детства была воспитана так, чтобы подчеркивать свою женственность как признак неполноценности. В отличие от меня она никогда не тренировала свое тело.

— Короче говоря, вы отдубасили этого Чарльза Моргана и выпроводили его за дверь.

Она довольно улыбнулась.

В четырнадцать лет я уже владела приемами дзюдо, в двадцать — карате. Я без труда выпроводила его за дверь — обратно к его пишущей машинке, к его единственному оружию, которое он может направить на меня. После нашей встречи Морган ограничивается лишь телефонными угрозами, но нет сомнения в том, что он на этом не остановится,— она холодно улыбнулась.— Меня все больше и больше удивляет, мистер Робертс, как легко можно задеть мужское самолюбие.

— Может быть, вы просто задали ему взбучку немного сильнее, чем было нужно?— заметил я.

— Чепуха! Я не причинила ему особого вреда. Пару синяков, правда, оставила, но не больше. Уверяю вас, что страдает его мужское самолюбие. Именно поэтому он считает себя оскорбленным.

— Оскорблений никто не любит. И он рассердился бы на вас, будь вы даже мужчиной.

Она медленно кивнула.

— Мне кажется, что вы такой же, как все остальные мужчины. Всегда готовы встать на их защиту. По всей вероятности, мне все-таки придется нанять женщину-адвоката, мистер Робертс.

— Боюсь только, что в настоящее время вы не найдете в Сан-Франциско ни одной подходящей кандидатуры,— ответил я,— и вам, наверно, об этом уже сказали ваши знакомые.

Она хмуро посмотрела на меня, и морщинки, появившиеся на лбу, немного испортили красоту ее лица.

— Да, вы правы. Но этого человека нужно обуздать. И он должен заплатить мне за все угрозы и оскорбления... Итак, что вы предлагаете?

Я переступил с ноги на ногу. Рядом с письменным столом стояло кресло, но она не предложила мне сесть.

— Мы, конечно, можем начать дело,— нерешительно сказал я,— но шансы его выиграть невелики, даже если вы воспользуетесь услугами такого опытного адвоката, как я,— и улыбнулся, давая ей понять, что последние слова всего лишь шутка.— Можете написать заявление о том, чтобы он прекратил преследовать вас и Линду,— продолжал я,— но я лично предпочел бы в первую очередь поговорить с ним. Возможно, достаточно лишь припугнуть его подачей жалобы в суд, и он прекратит свои выпады, если же это не подействует, у нас всегда в запасе останется возможность судебного разрешения конфликта.

Ее рот скривился в горькой усмешке.

— Не зря я подумала вначале, что вы ему симпатизируете. И не можете никак поверить, что его нападки безосновательны.

— Какое основание у него может быть?— сказал я.— Только одно: у него украли подружку, а вы вдобавок познакомили с приемами дзюдо. Я считаю, что Моргану еще повезло. Именно это и попытаюсь ему втолковать.

— Хорошо, мистер Робертс,— холодно сказала она.— Я послушаюсь вашего совета. Но травля с его стороны должна прекратиться. Передайте, что я потребую миллион долларов, если он немедленно не прекратит свои нападки на «Гневных амазонок».

— Миллион?

— Я могу обвинить не только Моргана, но и его газету. Вот пусть они вместе и платят.

Она вышла из-за письменного стола и протянула мне руку. Я с дурацким видом посмотрел на эту руку, словно понятия не имел, что с ней делать, но тут же пожал ее.

— До свидания, мистер Робертс. Позвоните мне, как только переговорите с Морганом.

— Хорошо, мисс Холмс,— ответил я деловым тоном.

.— Называйте меня просто Либби,— сказала она и улыбнулась,— меня все так называют.

В последний момент мое решение быть хладнокровным и деловым растаяло под ее очевидным сарказмом. ,

— Если на Моргана угроза поплатиться миллионом не подействует,— бросил я небрежно,— то скажу ему, что вы собираетесь натравить на него банду лесбиянок, специалисток по кастрации, которые обычно устраивают свои налеты по ночам, без всякого предупреждения. Такой угрозы, наверное, не выдержит ни один мужчина.

Она стойко выдержала мой взгляд.

— Вы, как и все мужчины, полагаете, что достаточно лишиться этой маленькой игрушки, и вы превращаетесь в ничто, в абсолютный нуль. Возможно, вы правы.— Ее тон изменился, стал намного жестче.— Говорите Моргану все, что сочтете нужным. Главное, чтобы он перестал клеветать на нас.

Я мог бы ей ответить, но внезапно у меня пропала охота шутить. Я вышел в холл и направился к выходу. Проходя мимо грузовика, я пощупал грудь безголовой Венеры. Она была холодной, и я подумал, неужели какая-нибудь женщина сможет превратить свою мягкую теплую плоть в холодный бесчувственный камень?

 2

Чарли Морган жил на самом дорогом, верхнем, этаже, в апартаментах с видом на бухту и на Голденгейтский мост. Вероятно, в газете его ценили и он неплохо зарабатывал, снимая такую дорогую квартиру.

Он открыл мне дверь лишь после третьего звонка. Вид у него был хмурый еще до того, как меня увидел.

— Извините, но сейчас я работаю над новой статьей, очень важной. Может быть, вы зайдете в другой раз?..

— И название статьи приблизительно такое: «Долой мужеподобных женщин, да здравствует господство мужчин!»— осведомился я.

— Кто вы?

— Поклонник ваших взглядов. Полностью согласен с тем, что женщина должна быть рабой мужчины... Но я боюсь, что статью вам придется отложить, если не хотите навязать себе на шею дорогостоящий судебный процесс.

— Я еще раз спрашиваю: кто вы?

— Пригласите меня войти, тогда узнаете.

Он пропустил меня, сунув обе руки в карманы своей куртки, словно опасался, что они против его воли схватят меня за горло. Приятное лицо с волевым подбородком все еще было хмурым.

— Меня зовут Рэндолл Робертс,— представился я.— Я адвокат.

— Какой сюрприз! — его губы скривились в насмешливой улыбке.— А я-то всегда думал, что адвокаты — джентльмены. Я принял бы вас скорее за опустившегося частного сыщика.

Слово «опустившийся» сделало свое дело. Теперь мне было легче выполнять порученное мне дело.

— Судя по всему, Ланетте Холмс не нравятся кое-какие ваши статьи. И она решила обратиться в суд с жалобой.

Он улыбнулся — так, наверное, паук улыбается мухе.

— И сколько она собирается с меня вытянуть?

— Миллион.

— Я думал, гораздо больше.

Морган презрительно рассмеялся и покачал головой. Потом первым вошел в гостиную с красной кушеткой и бело-голубыми креслами. На полу, перед стеклянной дверью, ведущей на балкон, лежал большой светлый ковер. Из окна видно было, как поблескивает вода в бухте.

— Она советует вам охладить свой пыл, в особенности это касается угроз, направленных по ее адресу,— сказал я.

Он остановился перед полированным домашним баром и оперся на него руками. Через несколько секунд повернулся ко мне с таким выражением лица, которое можно было назвать наглым и смущенным одновременно.

— Я допустил ляпсус, честно признаюсь вам,— сказал он.— Но что бы вы сделали на моем месте? Представьте, что толстая баба схватила вас в охапку и вышвырнула за дверь, чуть не проломив затылок.

— Не знаю... Не приходилось испытывать такое.

— Она вам об этом не рассказывала?

— Нет. Сказала только, что вы ей угрожали.

Он засопел.

— Она отлично понимает, что все эти угрозы нельзя принимать всерьез.

— Конечно, может вырваться неосторожное замечание, когда на тебя набрасывается разозленная амазонка, но мне хотелось бы знать, насколько оно было неосторожным.

— Да я не знаю, право.— Он покачал головой и взял бутылку бурбона.— Что-то вроде: «Поганая ты сука, доберусь я до тебя и прикончу!»

— Очень остроумно.

— Ну и что? Я был вне себя от бешенства. А в такие минуты не очень-то выбираешь выражения.

— И теперь вы утверждаете, что с вашей стороны это было несерьезно?

— Конечно, несерьезно,— он налил себе бурбона и повернулся в мою сторону.— Но я разозлился не только из-за того, что она вышвырнула меня. Я разозлился еще из-за Линды. Мы с ней повздорили — опять-таки виновата эта чертова баба,— и Линда сказала, что между нами все кончено... Но к чему я рассказываю вам это?