— Исчезла Вирджиния Лассер?— вставил я.

— Да... Неужели вы мне так и не дадите возможности удивить вас?

— Что удалось сделать детективу?

— Сначала ему удалось разыскать дом, где она когда-то выступала в довольно легкомысленном амплуа. По всей вероятности, детектив должен был выдать себя за клиента, чтобы иметь возможность собрать нужную информацию. Он, кажется, перенес это довольно спокойно, хотя мало похож на вас.

— Что он там узнал?— нетерпеливо спросил я.— Может быть, на этот раз вы действительно меня удивите?

— Ну, вряд ли это будет для вас большим сюрпризом. Узнал, что Белинда — наркоманка, что у нее был припадок истерии и что она пыталась покончить жизнь самоубийством. После этого ее удалось отправить на юг.

— Еще что-нибудь?

— Остается только сказать, что детектив продолжает работать над этим делом и что мистер Томас глубоко верит в него. Мистер Томас придерживается мнения, что эта Вирджиния Лассер является членом организации, которая занимается торговлей девушками. Скрываются они под вывеской «Гневных амазонок», и мистер Томас предполагает, что не только его дочь попала в эту ловушку.

— Предположения мистера Томаса основаны на чем-то реальном?

— Его убедили в этом какие-то сообщения детектива. Одна из девушек, с которой он разговаривал в увеселительном заведении, сама когда-то была членом «Гневных амазонок».

— Что ж, известия неплохие,— похвалил я свою секретаршу, послал ей поцелуй по телефону и повесил трубку.

После этого я позвонил врачу. Эрнест Бевлин с самого моего рождения пытался поддерживать мои плоть и дух в более или менее сносном состоянии. Это был старый друг моего отца.

— Хелло, Рэндолл, мой мальчик! - приветствовал он меня таким тоном, словно хотел спросить: «Ну, что ты там еще натворил?»

— У меня к вам всего один вопрос, доктор Бевлин,— сказал я поспешно.— Моя пациентка оказалась втянутой в историю с самоубийством, и я хотел бы получить у вас консультацию по вопросам, которые мне не совсем ясны.

— Понятно, мой мальчик.

— В данном случае смерть наступила от чрезмерной дозы снотворного. У женщины имелся рецепт на это снотворное. Сколько таблеток нужно было принять, чтобы доза оказалась смертельной?

— Сколько весила женщина?

— Сто фунтов наверняка.

— Ну, если она приняла таблетки сразу, хватит и четырнадцати гранов. Если она принимала их с алкоголем, то будет достаточно и меньшей дозы — в зависимости от того, сколько она выпила алкоголя.

— Вы считаете возможным заставить ее проглотить такое количество таблеток? Я имею в виду человека, которому она доверяла... Могли ей, например, сказать, что это совсем другое лекарство?

Некоторое время доктор молчал.

— На свете не существует лекарств, которые следует принимать такими дозами... Значит, вы сами не верите в самоубийство, мой мальчик, и считаете, что было совершено убийство?

— Вы угадали, доктор.

— Я уже подумал о том, как это можно было осуществить. Если ей давать в течение нескольких часов по несколько таблеток, то она, находясь в сознании, стала бы совершенно безвольной. А в таком состоянии ничего не стоило заставить ее принять любую дозу. И любое лекарство.

— Спасибо, доктор,— сказал я.— Когда мне понадобится укол пенициллина, сразу же позвоню.

— Передайте привет своему батюшке и уверьте его в моем почтении.

 12

Было уже половина девятого. Все телефонные разговоры я вел из комнаты Линды. Полицейские чиновники были еще внизу, когда я поднялся наверх. Но я им был больше не нужен. Ее уже увезли. И теперь в доме осталось три чиновника, которые допрашивали всех присутствующих. Либби вела себя как настоящая амазонка. Я остался в комнате, когда ее допрашивали, поскольку был ее адвокатом. Либби закончила давать показания, и все согласились с тем, что Дорис в припадке душевной депрессии, вызванной убийством супруга, приняла слишком большую дозу снотворного и отравилась. Все с этим согласились, кроме меня. А я держал рот на замке.

Либби ничего не сказала о том, что Дорис считала себя виновной в смерти супруга. Может быть, Линда ослышалась, а может быть, Либби не хотела вдаваться в подробности, потому что ей было тяжело. Но за ее молчанием могла скрываться и другая причина. Как бы то ни было, но она заявила, что ей неизвестно, почему Дорис в таком угнетенном состоянии. После этого полиция оставила ее в покое. Она отправилась наверх, чтобы подготовиться к общественному собранию, которое должно было состояться в половине первого на Юнион-сквер. Известие о собрании меня очень удивило, и я еще раз убедился, что очень мало знаю о деятельности амазонок. Может быть, все дело в том, что я был мужчиной. Внезапно поймал себя на мысли, что со мной обращаются как с какой-нибудь мебелью, с предметом, на который можно опереться, когда вдруг начинают дрожать колени.

В дверь просунулась голова Линды.

— Вы тоже идете на собрание?— осведомилась она таким тоном, словно приглашала меня на похороны.

Я понял, что мне еще нужно какое-то время на обдумывание. В основном все было уже ясно, но отсутствовали кое-какие детали. Думать я мог и на собрании.

— Да, пойду,— ответил я.— Надеюсь, там не будут бросаться камнями?

— Конечно, нет... Будьте готовы к десяти. Могу я на минутку попасть в свою комнату, чтобы переодеться?

— Разумеется,— ответил я.— Кстати, где вы прячете свое оружие? Это так, на всякий случай.

Она молча вышвырнула меня из комнаты.


На Юнион-сквер было полно женщин в белых костюмах. Они выходили из контор и магазинов, образуя плотную толпу, сквозь которую было трудно пробиться. Полицейские молча наблюдали за порядком. В стороне стояла кучка мужчин, которые насмешливо улыбались, видимо, ожидая интересного зрелища.

Сперва выступила не известная мне амазонка, а потом на трибуну поднялась Либби.

Позади нее уселись: Линда, Дениз, Керри и еще какие-то не знакомые мне женщины. Один стул был не занят.

— Сестры! — обратилась к толпе своим металлическим голосом Либби.—- Сестры, оглянитесь по сторонам, и вы увидите, что окружены мужчинами. И они готовы погасить пламя ваших душ, как берег гасит набегающие волны. Наша женская честь не позволяет нам терпеть это.

— Тебе ли говорить о чести,— прорычал чей-то суровый мужской голос.

— О чести своей она уже давно забыла! — выкрикнул какой-то старик с бородой, видимо, любитель выпить.— Посмотрите только на ее сиськи!

— Ты, наверно, боишься, что мы тебя изнасилуем, дорогуша?— громко спросил мужчина в темном костюме.

Толпа женщин недовольно загудела. На мужчин стали бросать недовольные и ядовитые взгляды. Но те лишь раскатисто смеялись.

Либби же продолжала говорить как ни в чем не бывало, словно не слышала никаких криков.

— И каждый день вам приходится сталкиваться с этими испытаниями. Мужчины вас оскорбляют, бьют, насилуют, вьют из вас веревки... Во всем виноваты МУЖЧИНЫ!

Радостный вой толпы заглушил отдельные возгласы мужчин.

— И в таком положении находитесь не только вы, друзья мои. В таком же положении находятся ваши матери и ваши сестры, ваши бабушки и прабабушки. В таком же положении находятся все женщины с самого начала цивилизации...

— А когда наши предки были еще обезьянами? Тогда что, мужчины и женщины были равноправны?— издевательски спросил старичок — любитель выпить. >

Некоторые женщины, стоящие с краю, начали двигаться в его сторону, и он сразу замолк.

— А вы находитесь в этой ситуации,— продолжала Либби,— потому что еще в древности вы были рабынями патриархальной семьи. Иными словами, физическая сила мужчин является единственной предпосылкой общественных традиций, которые дошли до нас и согласно которым женщины являются слабыми неполноценными существами, способными только на то, чтобы рожать детей.

— A-а! Ну, теперь все понятно! Вы хотите, чтобы с этого времени рожать стали мужчины! - эти слова прокричал мужчина в добротном, сшитом по фигуре костюме.

Либби сделала паузу, чтобы перевести дыхание.

— Но в этой вековой традиции есть исключение, это общество, которое доказало, что женщины отнюдь не зависят от милости мужчин и способны решать проблемы жесткого, равнодушного мира. Организуя всю свою внутреннюю силу, они действовали решительно и четко. В этом обществе мужчины играли подчиненную, а женщины главную роль. И эти женщины были амазонки.

Из толпы послышались приветственные возгласы. Когда они стихли, снова объявился старичок — любитель выпить.

— Это что, те бабы, которые отрезали себе сиськи?

Раздался чей-то мужской смех.

— Ха-ха! Кроха! Разве ты можешь назвать себя амазонкой, имея такие буфера?

Дружный смех мужчин внезапно замолк, когда они увидели, что на них бросилась группа разъяренных женщин. Из двух тысяч глоток раздался мощный воинственный клич.

Я инстинктивно отступил назад и почти сразу наткнулся на фасад здания. С удивлением наблюдал, как мужчины бросились бежать вниз по улице, спасая свою жизнь, а за ними мчалась толпа женщин, пытавшихся доказать обществу свое превосходство над мужчинами. Вскоре группка мужчин человек в десять, бежавшая сзади, исчезла в женской толпе — взлетали руки, ноги. Напротив меня какие-то молодые люди уверяли разгневанных женщин в своей невиновности таким тоном, словно молили жестокого судью о снисхождении. Один из них даже встал на колени, что оказалось грубой тактической ошибкой, так как тут же угреватая особа в очках, видимо конторская служащая, схватила его за шею и пыталась задушить.

Немного правее какого-то парня избивали с садистским наслаждением две особы женского пола. У меня холодок пробежал по коже. Я решил отыскать какой-нибудь бар, напиться там до бесчувствия и забыть эту ужасную сцену.