Картер Браун

Страсти гневных амазонок

 1

На воротах старого красивого дома в Пало-Альто современным шрифтом было написано: «Владения амазонок». Я немного знал о женщине, распорядившейся прибить эту броскую вывеску. Ее звали Ланетта Холмс. Она являлась наследницей скромного состояния и основательницей общества женщин, которые назвали себя «Гневные амазонки».

Массивные железные ворота были под стать высокой каменной стене, увенчанной колючей проволокой. Рядом с воротами висела еще одна вывеска, поскромнее: «Прошу звонить». Здесь же торчала медная проволока — звонок. Я почувствовал себя кем-то вроде маклера, который собирается продать председателю фирмы «Дженерал Электрик» холодильник. И решительно дернул за проволоку.

— Кто там?— сразу же раздался сухой женский голос.

— Это студентка-заочница,— ответил я искусственным сопрано.— Зарабатываю свой хлеб насущный продажей газет и журналов. Не хотели бы вы подписаться на «Плейбой»?

Хриплый репродуктор внезапно замолчал. Мое предположение о серьезном характере женщин-амазонок подтверждалось. Появилось желание посоветовать Ланетте Холмс нанять женщину-адвоката, а самому бросить это дело. Но подумал, что потом буду упрекать себя за мужское тщеславие, да и Ланетта Холмс вряд ли найдет женщину-адвоката такой квалификации, как у меня. К тому же хотелось узнать, зачем «Гневным амазонкам» понадобился адвокат.

Я снова позвонил.

— Это опять вы?

— Совершенно верно,— ответил я, на сей раз тем голосом, которым наградила меня природа.

— Но у вас уже успел измениться голос!

— Я просто пошутил. Газет я не продаю.

— Что же тогда вы продаете? Юморески с картинками?

— Нет, я адвокат, и я...

— Вас зовут Робертс? Рэндолл Робертс?

— Да. И если хотите убедиться в этом, я могу предъявить удостоверение личности. Я знаю, что войти к вам может не всякий мужчина.

— Ваш голос звучит удивительно молодо, но я тем не менее рискну.

— Премного благодарен за доверие.

— Либби ожидает вас... Но я боюсь, что ваш юмор придется ей не по душе.

— Может быть, в таком случае, ей понравятся другие мои мужские достоинства?

— Их вам лучше оставить за воротами. Когда будете возвращаться, подберете их и возьмете с собой,— неумолимо прозвучал голос из репродуктора.

В тот же момент раздался металлический стук и ворота открылись.

Я вошел в полную тишину. Даже птички не чирикали за этой тюремной оградой. Довольно большое поместье амазонок производило впечатление, несмотря на определенную запущенность — теперь мало кто обращает внимание на аккуратно подстриженные газоны и кустарники.

Дом был белым, одноэтажным, с колоннами и крышей над порталом. Между окнами портала порхали гипсовые ангелочки. В стоявшем на дорожке грузовике лежала Венера без головы. Мне она напоминала оскверненный труп, превратившийся в камень.

За домом виднелись деревья. Набухающие почки, казалось, стыдливо намекали о приближающемся лете. Я обошел грузовик и начал подниматься по ступенькам портала.

Дверь была уже открыта. Маленькая златовласка поджидала меня на пороге.

— Мистер Робертс?

— Вы, должно быть, спутали меня с кем-то. Я продаю газеты...

— Мне ваш юмор не нравится, мистер Робертс. Вы действительно лучший адвокат в Сан-Франциско?

— Кто вам об этом сказал?— спросил я, стараясь скрыть удивление.

— Наверно, тот, кто собирается саботировать наше движение,— холодно ответила она.— Но мы уже привыкли к злобным выпадам враждебно настроенных мужчин. Да будет вам известно, мы находимся под постоянным обстрелом этих господ Вселенной.

— Я всегда думал, что на этот пьедестал следует поставить женщин.

— Конечно! — Ее зеленые, как изумруд, глаза бросили взгляд на грузовик.— Как объектов наслаждения! Как бесправных идолов, которых можно безжалостно эксплуатировать, задаривая подарками. Но кому хочется быть идолом, мистер Робертс? Я лично предпочитаю быть живым человеком, способным дышать и чувствовать...

— Ну-ка, ну-ка, вдохните еще раз поглубже,— попросил я, сам задерживая дыхание.

Через тонкий белый полувер просвечивала кожа. На ней не было бюстгальтера — упругие груди не нуждались ни в какой поддержке. Над левой грудью виднелась татуировка — рука и обнаженная сабля.

— Что с вами, мистер Робертс?— спросила она, бросив на меня презрительный взгляд.— Что вас испортило? Постоянное чтение «Плейбоя»? Или вы похотливы от природы?

— Просто я мужчина,— скромно ответил я.

— Ну, это еще можно простить.

Блеск ее бездонных зеленых глаз подсказывал мне, что «простить»— это не совсем то слово, которое было бы здесь уместно. Но я решил на первых порах не вдаваться в подробности, поскольку знал, что амазонки борются против диктатуры мужчин. Однако не сомневался, что мне удастся выразить златовласке искреннее восхищение ее женскими чарами — только в подходящий для этого час и в подходящем месте.

Золотисто-рыжие волосы вольными прядями падали на плечи. Не утаивала женских прелестей синяя модная юбка, обтягивающая бедра. Короче говоря, это была здоровая нормальная женщина в полном соку, хотя и разыгрывала роль мужененавистницы.

— Меня зовут Линда Лазареф,— неожиданно сказала она.— Я журналистка и пишу для амазонок. Возможно, вы даже читали кое-какие мои статьи.

— Возможно... Не вы ли провозгласили, что мужчина является потенциальным Гитлером, пока женщина позволяет ему командовать собой?

— Мысль эта исходила от Либби, но я с ней согласна.

— От Либби?

— Мы все так ее называем... Ланетту Холмс. Председателя нашего общества.

Я ждал, что меня встретят фанфары и возгласы ликования, но вместо этого услышал лишь ясный сухой голос:

— Линда, это ты там с этим проклятым адвокатом?

Линда бросила на меня взгляд, провоцирующий на бестактное замечание.

— Да,— крикнула она.— Мы как раз идем в дом.

— Тогда поспешите. Надо как можно быстрее закончить дело и избавиться наконец от этой свиньи в человеческом образе.

Я не имел ни малейшего представления о том, кто подразумевается под свиньей в человеческом образе, но зато хорошо понял, как она к нему относится.

Я последовал за Линдой в просторный холл. На полу лежал большой толстый ковер серого цвета. Вешалка на стене казалась реликвией тех далеких времен, когда здесь еще принимали мужчин. Теперь они в этом доме не появлялись. Либби, по-моему, придерживалась мнения, что мужчин как таковых вообще не существует на свете.

В холле никого не было. Я вопросительно посмотрел на Линду.

— Первая дверь направо,— сказала она тихо и с большим уважением.— Можете входить не стесняясь,— она улыбнулась, как римский центурион, приглашающий христиан выйти на арену.

Неожиданной для меня оказалась внешность Либби. Перед массивным письменным столом из красного дерева стояла высокая, статная и красивая женщина. Короткие волосы вились, а бледно-голубые глаза в тени больших темных ресниц смотрели сурово и испытующе.

— Перейдем сразу к делу, мистер Робертс,— сказала она решительно.— Я связалась с вашей конторой, потому что слышала много лестного о ней от одного из моих хороших знакомых. Мне хотелось бы расправиться с одним человеком за злостные сплетни и клевету...

— Прежде чем мы его распнем на кресте,— вставил я,— хорошо бы знать, что он, собственно, натворил?

Она с холодной задумчивостью посмотрела на меня. Сшитые в обтяжку брюки и высокие сапожки на каблуках хорошо смотрелись на ее крепких и полных ногах. Под оранжевым пуловером скрывались груди, такие же полные и округлые, как и все остальное в ней. Держалась она небрежно и в то же время самоуверенно, а глаза излучали недюжинную внутреннюю силу. Нетрудно было понять, почему она решила назвать свое общество «Гневные амазонки», а не как-нибудь иначе. Я не мог еще ничего определенного сказать о других членах общества, но его основательница Ланетта Холмс была похожа на гневную амазонку как внешне, так и внутренне. Тем не менее я был рад отметить, что она не ампутировала себе правую грудь, как это делали истинные амазонки, чтобы легче было натягивать тетиву лука. Я даже хотел поздравить ее с таким благоразумием, но предпочел промолчать. Ведь она могла расцепить мое поздравление по-своему.

— Он нам угрожал... Всему обществу и мне в частности,— заявила она своим громким голосом.— И даже организовал против нас поход...

— Может быть, это злобное существо в обличье мужчины имеет все-таки какое-то имя?-— осторожно осведомился я.

Она бросила на меня воинственный взгляд, подозревая, видимо, в моих словах иронию, но я постарался придать своему лицу совершенно невинное выражение.

— Чарльз Морган,— ответила она.— Он интересуется одной из наших женщин. Интерес его самый что ни на есть примитивный и животный. Вы только что познакомились с этой женщиной.

— Линдой Лазареф?

— Раньше между ними были интимные отношения. Морган, разумеется, никогда не смотрел на Линду как на человека и совершенно не считался с ее взглядами. А когда она пришла в наше общество, он взбесился.

— Разозлился на Линду?

— В первую. очередь он обратил свой гнев на меня. Но когда увидел, что его нападки на меня никак не действуют, и понял одновременно, что Линда может иметь собственное мнение, тогда Морган начал поход против всего нашего общества. Он систематически обливал нас грязью, пытаясь выставить на посмешище.

— Он открыто нападал?

— Да, конечно. Он журналист, так же как и Линда. Они работали раньше в одной газете — до тех пор, пока Линда не покончила со своим подневольным положением.