"Он сидит так по меньшей мере полчаса", - подумал отец Браун. По правде говоря, вид у Боулнойза был такой, словно он сидел не шевелясь с тех самых пор, как со стола убрали обеденную посуду.

- Не вставайте, мистер Боулнойз, - как всегда приветливо и обыденно сказал священник. - Я вас не задержу. Боюсь, я помешал вашим ученым занятиям.

- Нет, - сказал Боулнойз, - я читал "Кровавый палец".

При этих словах он не нахмурился и не улыбнулся, и гость ощутил в нем глубокое и зрелое бесстрастие, которое жена его назвала величием.

Он отложил кровожадный роман в желтой обложке, совсем не думая, как неуместно в его руках бульварное чтиво, даже не пошутил по этому поводу. Джон Боулнойз был рослый, медлительный в движениях, с большой седой, лысеющей головой и крупными, грубоватыми чертами лица. На нем был поношенный и очень старомодный фрак, который открывал лишь узкий треугольник крахмальной рубашки: в этот вечер он явно собирался смотреть свою жену в роли Джульетты.

- Я не стану надолго отрывать вас от "Кровавого пальца" или от иных потрясающих событий, - с улыбкой произнес отец Браун. - Я пришел только спросить вас о преступлении, которое вы совершили сегодня вечером.

Боулнойз смотрел на него спокойно и прямо, но его большой лоб стал наливаться краской; казалось, он впервые в жизни почувствовал замешательство.

- Я знаю, это было странное преступление, - негромко сказал Браун. - Возможно, более странное, чем убийство... для вас. В маленьких грехах иной раз трудней признаться, чем в больших... но потому-то так важно в них признаваться. Преступление, которое вы совершили, любая светская дама совершает шесть раз в неделю, и, однако, слова не идут у вас с языка, словно вина ваша чудовищна.

- Чувствуешь себя последним дураком, - медленно выговорил философ.

- Знаю, - согласился его собеседник, - но нам часто приходится выбирать: или чувствовать себя последним дураком, или уж быть им на самом деле.

- Не понимаю толком, почему я так поступил, - продолжал Боулнойз, - но я сидел тут и читал и был счастлив, как школьник в день, свободный от уроков. Так было беззаботно, блаженна... даже не могу передать... сигары под боком... спички под боком... впереди еще четыре выпуска этого самого "Пальца".. это был не просто покой, а совершенное довольство. И вдруг звонок в дверь, и долгую, бесконечно тягостную минуту мне казалось - я не смогу подняться с кресла... буквально физически, мышцы не сработают. Потом с неимоверным усилием я встал, потому что знал - слуги все ушли. Отворил парадное и вижу: стоит человечек и уже раскрыл рот - сейчас заговорит, и блокнот раскрыл - сейчас примется записывать. Тут я понял, что это газетчик-янки, я про него совсем забыл. Волосы у него были расчесаны на пробор, и, поверьте, я готов был его убить...

- Понимаю, - сказал отец Браун. - Я его видел.

- Я не стал убийцей, - мягко продолжал автор теории катастроф, - только лжесвидетелем. Я сказал, что я ушел в Пендрегон-парк, и захлопнул дверь у него перед носом. Это и есть мое преступление, отец Браун, и уж не знаю, какое наказание вы на меня наложите.

- Я не стану требовать от вас покаяния, - почти весело сказал священник, явно очень довольный, и взялся за шляпу и зонтик. - Совсем наоборот. Я пришел как раз для того, чтобы избавить вас от небольшого наказания, которое, в противном случае, последовало бы за вашим небольшим проступком.

- Какого же небольшого наказания мне с вашей помощью удалось избежать? - с улыбкой спросил Боулнойз.

- Виселицы, - ответил отец Браун.

------------------------------------------------------

1) - Джеймс Уильям (1842-1910) - американский психолог и

философ