— Правы. — Он уже владел собой и не боялся пооткровенничать с человеком, который умрет раньше, чем успеет поделиться с кем-нибудь своими мыслями. — Откуда вы все это узнали, Тэлбот?

— По виду лакея… Того, что был в доме генерала. Я повидал немало таких случаев. Он страдает так называемой кессонной болезнью и никогда не излечится от нее. Когда люди работают под высоким давлением воздуха или воды и это давление понижается слишком быстро, у них в крови образуются пузырьки азота. Люди внутри опоры работали под давлением примерно в четыре атмосферы, около шести-десяти фунтов на квадратный дюйм. Если они там пробыли, скажем, полчаса, то нужны еще полчаса — и это по меньшей мере, — чтобы снизить давление. Но какой-то идиот совершил преступление, снизив давление слишком быстро, вероятно, с той быстротой, с какой оно могло упасть в естественных условиях. Даже в идеальных условиях кессонную или аналогичную ей работу могут выполнять только здоровые и молодые люди. Ваш друг инженер уже не был здоров и молод, и он погиб. Тем более что у вас, разумеется, не было декомпрессоров. Лакей сможет прожить еще долго, но он уже наверняка скоро забудет, что значит жить, не испытывая боли… Впрочем, вас это все мало трогает, Вайланд, не так ли?

— Мы теряем время. — На лице Вайланда было написано облегчение. В какой-то момент он заподозрил, что я — и, возможно, еще кто-нибудь — знаю слишком много о делах на Икс-13. Но сейчас успокоился. Однако в эту минуту меня интересовал не он, а генерал.

Генерал Рутвен смотрел на меня с каким-то действительно особым выражением. Он был озадачен, какая-то мысль беспокоила его, и к тому же, что было еще более неприятно, в его голове как будто забрезжили, еще слабо и неуверенно, первые проблески понимания.

Мне это не понравилось, очень не понравилось. Я быстро перебрал в уме все, что я говорил, все, что я подразумевал под тем или иным словом, и не мог вспомнить ни одного слова, которое могло бы вызвать на его лице подобное выражение. И тем не менее, если он действительно что-нибудь заметил, то и Вайланд мог это заметить! Правда, на лице последнего не было и намека на какое-либо понимание или подозрение. И видимо, совсем необязательно, чтобы он почуял то, что не укрылось от генерала. Генерал Рутвен был действительно умен, ведь дураки не способны начать с пустяка и в течение жизни накачать почти триста миллионов долларов.

Я не собирался давать Вайланду время всматриваться и вчитываться в выражение генеральского лица, я сказал:

— Итак, вашего инженера нет в живых, и вам нужен, если можно так выразиться, водитель вашего батискафа?

— Вовсе нет. Мы и сами умеем управлять им. Не думаете ли вы, что мы настолько глупы, что украли батискаф, а теперь не знаем, что с ним делать? В одном учреждении в Нассау мы получили полный свод инструкций на французском и английском языках. Будьте спокойны, мы знаем, как он управляется!

— В самом деле! Очень интересно! — Я сел на скамью даже без положенного «с вашего разрешения» и закурил сигарету. Я чувствовал, что от меня ожидается нечто подобное этому жесту. — Что же в таком случае вам от меня нужно?

Впервые за время нашего короткого знакомства Вайланд выглядел смущенным. После нескольких секунд замешательства он злобно взглянул на меня, произнеся резким голосом:

— Мы не знаем, как привести в действие этот проклятый двигатель!

Я глубоко затянулся и попытался выпустить колечко дыма. Колечка не получилось. Откровенно говоря, они у меня никогда не получались.

— Так, так, так! — протянул я. — Это нехорошо. Для вас, разумеется. А для меня это большая удача. Все, что вам нужно, — это запустить два маленьких двигателя — и пожалуйста! — вы получаете целое состояние за здорово живешь! Ведь вы с таким-то размахом играете, как я полагаю, не на орехи! И вы не можете запустить их без моей помощи? Да, это действительно большая удача для меня!

— Вы знаете, как привести машину в действие? — холодно спросил Вайланд.

— Возможно… Ведь это, должно быть, очень просто. Насколько я понимаю, там электромоторы на батареях. — Я улыбался. — Но зато сама цепь, включение и предохранители — это уже сложно. Правда, это все должно быть в инструкциях.

— И это действительно там есть. — В безупречной, словно полированной маске появилась трещинка, и голос почти превратился в рычание. — Но там все зашифровано, а у нас нет ключа!..

— Чудесно, просто чудесно! — Я неторопливо поднялся и встал напротив Вайланда. — И без меня вам не обойтись, я правильно понял?

Он промолчал.

— В таком случае я назначаю вам цену, Вайланд! И такой ценой будет гарантия, что я останусь жив… — Этот вопрос меня совсем не беспокоил, но я должен был играть этот спектакль, иначе Вайланд сразу же заподозрил бы неладное. — Какую гарантию предлагаете вы мне?

— О, Боже ты мой! О каких гарантиях тут может идти речь! — Генерал был возмущен и удивлен. — Кому нужно вас убивать?

— Послушайте, генерал, — терпеливо сказал я. — Возможно, что в дебрях Уолл-стрита вы — крупный и опытный тигр, но по ту сторону закона вы не поднялись и до уровня котенка. Всякого, кто служит Вайланду и знает слишком много, ждет один и тот же конец — разумеется, после того, как Вайланд уже не сможет извлечь пользы из этого человека. Вайланд признает только одно: свою выгоду, особенно если это ему ничего не стоит.

— Вы намекаете на то, что и меня ждет тот же самый конец? — осведомился генерал Рутвен.

— Вас — нет, генерал. Вы — в безопасности. Не знаю, что связывает вас и Вайланда, да это меня и не интересует. Возможно, он держит вас в руках, а может быть, наоборот, вы живете с ним душа в душу — это не имеет значения. Вы все равно в безопасности. Исчезновение самого богатого человека в стране подняло бы на ноги всех охотников за людьми и стало бы первым событием этого десятилетия. И прошу извинить меня, генерал, если мои слова покажутся вам циничными, но это сущая правда. За большие деньги можно купить максимум полицейской активности. На всех замешанных в этом деле людей было бы оказано огромное давление, а такие птички, как, например, вот этот молодой друг, — я сделал небрежный жест в сторону Ларри, — под давлением сразу заговорят. Вайланду все это хорошо известно. Вам ничто не угрожает. И когда все будет кончено, то он, если вы его преданный друг, все равно сумеет купить себе молчание с вашей стороны. К тому же у вас все равно не будет против него никаких улик — ведь даже ваша дочь, как мне кажется, ничего не знает о том, что здесь происходит. — Я повернулся к Вайланду и улыбнулся. — Но со мной ведь просто разделаться, не так ли? Поэтому я требую гарантию, Вайланд! Гарантию!

— Я вам гарантирую, Тэлбот, — спокойно сказал генерал. — Я знаю, кто вы. Я знаю, что вы убили человека. Я не допущу, чтобы даже убийца пал жертвою, каких-то происков. Если с вами что-нибудь случится, я не буду молчать, каковы бы ни были последствия. Вайланд прежде всего деловой человек. И ваша смерть не компенсирует ему те миллионы, которые он может потерять при этом. Вам нечего бояться.

Миллионы! Я первый раз услышал, по каким ставкам ведется игра. Миллионы! И добыть для них это богатство должен я!

— Благодарю вас, генерал, — сказал я. Потом, погасив сигарету, обратился к Вайланду: — Давайте сюда мешок с инструментами, приятель, и давайте осмотрим вашу новую игрушку!

Глава 9

У нас не принято проектировать гробницы в форме металлических цилиндров высотой в двести футов. Но если бы такое вошло в моду, то эта опора на Икс-13 произвела бы сенсацию: я имею в виду — в качестве гробницы. Она была холодной, сырой и темной, а три крохотных светлячка — наверху, посередине и внизу — не только не рассеивали, а наоборот, акцентировали эту тьму. В ней было жутко, мрачно, гулко, и человеческий голос, отдаваясь эхом в этом черном пещерном помещении, звучал как зловещий и роковой глас ангела смерти, произносящего ваше имя в день Страшного Суда. Таким и должно быть место, куда вы попадаете после своей смерти, подумал я мрачно. А я попал в него еще до смерти… Впрочем, «до» или «после» — это уже не имело значения, когда истекают последние минуты жизни.

Как гробница эта опора прекрасна, как путь куда-либо ужасна, единственным средством связи между верхом и ее основанием был ряд железных лестниц, вмонтированных в стенки опоры. Их было двенадцать. В каждой по 15 ступенек и никаких площадок, чтобы перевести дух. То ли из-за тяжелого мешка, висевшего у меня за спиной, то ли из-за того, что ступеньки были такими мокрыми и скользкими, что приходилось вцепляться в них изо всех сил, но мышцы моих рук вскоре начали сильно болеть. Еще раз такое расстояние я бы не преодолел.

Обычно, когда человек приходит в незнакомое место, хозяин идет впереди, но Вайланд не воспользовался этой привилегией. Может быть, он испугался, что, если он начнет спускаться первым, я воспользуюсь случаем и двину его по голове, чтобы сбросить вниз, где он найдет свою смерть на металлической площадке у основания опоры? Как бы то ни было, первым спускался я, еще двое мужчин следовали за мной. Ларри и генерал остались наверху, но едва ли кто-нибудь мог подумать, что Ларри может быть сторожем. Генерал был свободен в своих действиях. Вайланд, видимо, не боялся, что тот воспользуется своей свободой ему в ущерб. Раньше мне это казалось необъяснимым, но теперь я уже знал причины или думал, что знал.

— Откройте люк, Чибатти! — приказал Вайпанд.

Один из мужчин нагнулся и отодвинул крышку люка. Я глянул в узкий металлический цилиндр, который соединялся с входным отверстием батискафа, и сказал Вайланду:

— Полагаю, вы знаете, что должны наполнить этот отсек водой, когда отправитесь за своим сокровищем?

— Как, как? — Он подозрительно посмотрел на меня. — Зачем?

— Значит, вы собираетесь оставить его так? — спросил я, почти не веря, что он серьезно так думал. — Обычно такого рода отсек заполняется водой в тот момент, когда начинается погружение, но погружение начинается на поверхности. Мы же находимся на глубине ста тридцати футов. Разумеется, камера эта выглядит очень прочной, она выдержит вдвое большее давление, но одно я знаю точно: она окружена вашими резервуарами с бензином, почти восемь тысяч галлонов, и их дно непосредственно открыто морю. Давление внутри этих резервуаров соответствует давлению воды извне, поэтому их стенки сделаны из тонкого листового металла, и этого вполне достаточно. Но если в вашей камере будет только воздух, она не выдержит давления воды и море раздавит ее, как яйцо, бензин вытечет, батискаф потеряет плавучесть, и вы сядете на дно на глубине 450 футов. И останетесь там до скончания века.