Эдгар Аллан По - Стихотворения и поэмы в переводе Валерия Брюсова

Ты взял, прекрасный остров, меж цветов

Нежнейшее из всех названий нежных!

Как много будит пламенных часов

В мечтаньях вид холмов твоих прибрежных!

Как много сцен — каких блаженств былых,

Как много грез — надежд похороненных,

И ликов той, что не мелькнет на склонах,

Вовек не промелькнет в лесах твоих.

«Вовек!» о звук магически-печальный,

Все изменяющий! и ты — вовек

Не будешь мил, о, остров погребальный!

Кляну цветы вдоль тихоструйных рек,

Край гиацинтовый! пурпурный Занте!

Isola d'oro, fior di Levante!

Обручена кольцом,

Вдыхая ладан синий,

С гирляндой над лицом,

В алмазах, под венцом, —

Не счастлива ль я ныне!

Мой муж в меня влюблен…

Но помню вечер синий,

Когда мне клялся он:

Как похоронный звон

Звучала речь, как стон

Того, кто пал сражен, —

Того, кто счастлив ныне.

Смягчил он горечь слез

Моих, в тот вечер синий;

Меня (не бред ли грез?)

На кладбище отнес,

Где мертвецу, меж роз,

Шепнула я вопрос:

«Не счастлива ль я ныне?»

Я поклялась в ответ

Ему, в тот вечер синий.

Пусть мне надежды нет,

Пусть веры в сердце нет,

Вот — апельсинный цвет:

Не счастлива ль я ныне?

О, будь мне суждено

Длить сон и вечер синий!

Все ужасом полно

Пред тем, что свершено.

О! тот, кто мертв давно,

Не будет счастлив ныне!

В той долине изумрудной,

Где лишь ангелы скользят,

Замок дивный, замок чудный

Вырос — много лет назад!

Дух Царицы Мысли веял

В царстве том.

Серафим вовек не реял

Над прекраснейшим дворцом!

Там, на башне, — пурпур, злато, —

Гордо вились знамена.

(Это было — все — когда-то,

Ах, в былые времена!)

Каждый ветра вздох, чуть внятный

В тихом сне,

Мчался дальше, ароматный,

По украшенной стене.

В той долине идеальной

Путник в окна различал

Духов, в пляске музыкальной

Обходивших круглый зал,

Мысли трон Порфирородной, —

А Она

Пела с лютней благородной

Гимн, лучом озарена.

Лаллом, жемчугом горела

Дверь прекрасного дворца:

Сквозь — все пело, пело, пело

Эхо гимна без конца;

Пело, славя без границы,

Эхо, ты —

Мудрость вещую Царицы,

В звуках дивной красоты.

Но, одеты власяницей,

Беды вторглись во дворец.

(Плачьте! — солнце над Царицей

Не затеплит свой венец!).

И над замком чудным, славным,

В царстве том,

Память лишь о стародавнем,

Слух неясный о былом.

В той долине путник ныне

В красных окнах видит строй

Диких призраков пустыни,

В пляске спутанно-слепой,

А сквозь двери сонм бессвязный,

Суетясь,

Рвется буйный, безобразный,

Хохоча, — но не смеясь!

Смотри! огни во мраке блещут

(О, ночь последних лет!).

В театре ангелы трепещут,

Глядя из тьмы на свет,

Следя в слезах за пантомимой

Надежд и вечных бед.

Как стон, звучит оркестр незримый:

То — музыка планет.

Актеров сонм, — подобье Бога, —

Бормочет, говорит,

Туда, сюда летит с тревогой, —

Мир кукольный, спешит.

Безликий некто правит ими,

Меняет сцены вид,

И с кондоровых крыл, незримый,

Проклятие струит.

Нелепый Фарс! — но невозможно

Не помнить мимов тех,

Что гонятся за Тенью, с ложной

Надеждой на успех,

Что, обегая круг напрасный,

Идут назад, под смех!

В нем ужас царствует, в нем властны

Безумие и Грех.

Но что за образ, весь кровавый,

Меж мимами ползет?

За сцену тянутся суставы,

Он движется вперед,

Все дальше, — дальше, — пожирая

Играющих, и вот

Театр рыдает, созерцая

В крови ужасный рот.

Но гаснет, гаснет свет упорный!

Над трепетной толпой

Вниз занавес спадает черный,

Как буря роковой.

И ангелы, бледны и прямы,

Кричат, плащ скинув свой,

Что «Человек» — названье драмы,

Что «Червь» — ее герой!

Есть свойства, бестелесные явленья,

С двойною жизнью; тип их с давних лет, —

Та двойственность, что поражает зренье:

То — тень и сущность, вещество и свет.

Есть два молчанья; берега и море,

Душа и тело. Властвует одно

В тиши. Спокойно нежное, оно

Воспоминаний и познанья горе

Таит в себе, и «больше никогда»

Зовут его. Телесное молчанье,

Оно бессильно, не страшись вреда!

Но если встретишь эльфа без названья, —

Молчанья тень, в пустынях без следа,

Где человек не должен ставить ногу,

Знай: все покончено! предайся Богу!

Расколот золотой сосуд, и даль душе открыта!

Лишь тело тут, а дух несут, несут струи Коцита

А! Ги де Вер! рыдай теперь, теперь иль никогда!

Твоя Линор смежила взор, — в гробу, и навсегда!

Обряд творите похорон, запойте гимн святой,

Печальный гимн былых времен о жертве молодой,

О той, что дважды умерла, скончавшись молодой!

«Лжецы! вы в ней любили прах, но гордость кляли в ней!

Когда в ней стебель жизни чах, вы были с ней нежней.

Так как же вам творить обряд, как петь вам гимн святой?

Не ваш ли взгляд, недобрый взгляд, не вы ли клеветой

Невинность в гроб свели навек, — о! слишком молодой!»

Peccavimus. Но наших уз не отягчай! звучит

Пусть грустный звон, но пусть и он ее не огорчит.

Линор идет, — «ушла вперед», — с Надеждой навсегда.

Душа темна, с тобой она не будет никогда, —

Она, дитя прекрасных грез, что ныне тихий прах.

Жизнь веет в золоте волос, но смерть в ее очах…

Еще есть жизнь в руне волос, но только смерть в очах.

«Прочь! в эту ночь светла душа! Не плакать мне о ней!

Меж ангелов пою, спеша, пэан далеких дней.

Пусть звон молчит, пусть не смутит, в ее мечтах, вдали,

Ту, что плывет к лучам высот от проклятой земли,

К друзьям на зов, от всех врагов (и сон земной исчез)!

Из ада ввысь несись, несись — к сиянию небес,

Из мглы, где стон, туда, где трон властителя небес!

Тропкой темной, одинокой,

Где лишь духов блещет око,

Там где ночью черный трон

(Этим Идолом) взнесен,

Я достиг, недавно, сонный,

Граней Фуле отдаленной,

И божественной, и странной, дикой области, взнесенной

Вне Пространств и вне Времен.

Бездонный дол, безмерности потока,

Пещеры, бездны, странные леса;