Эдгар Аллан По - Стихотворения и поэмы в переводе Валерия Брюсова

Полоса успеха длилась около года. Благодаря публичным лекциям появились кое-какие деньги. Затем, в том же 1845 году, было выпущено отдельное собрание стихов Эдгара По, «Ворон и другие поэмы», потребовавшее повторения в том же году, а в следующем, 1846-м, переизданное в Англии. Ряд новых новелл Эдгара По был напечатан в разных журналах. Наконец, издатели нового «Brodway Journal» («Бродвейский Журнал») пригласили Эдгара По членом редакции. Последнее, однако, вряд ли послужило поэту на пользу. Он скоро рассорился с соиздателями и отважно принял на одного себя все ведение журнала. Но всего гения поэта, всей той изумительной трудоспособности, которую он умел проявлять по временам, оказалось недостаточно; был нужен капитал, а денег не было. Эдгар По занимал по маленьким суммам, опять обращался к Гризвольду за ссудой в пятьдесят долларов, но это не могло спасти издание. Уже 25 декабря 1845 года Эдгар По должен был сложить обязанности редактора.

С 1846 года возобновилась прежняя бедственная жизнь, — жалкие гонорары, скудные доходы с лекций, не всегда удачных, приступы алкоголизма, и все это — рядом с умирающей безумно любимой женой.

Поэт-энтузиаст строил химерические проекты, задумывал грандиозные литературные планы, но все это оставалось мечтами. В ту эпоху у Эдгара По уже были верные друзья, Уиллис, г-жа Осгуд, г-жа Шю и др., которые, сколько могли, помогали поэту. Из воспоминаний этих лиц рисуется мучительная картина жизни Эдгара По в этом году. Сидя у постели угасающей Виргинии, поэт опять не в силах был работать. Денег в доме не было; есть было нечего; зимой не было дров. Эдгар согревал руки больной своим дыханием или клал ей на грудь большую кошку: большего, чтобы защитить Виргинию от холода, он сделать не мог. 30 января 1847 года Виргиния умерла. Только благодаря помощи г-жи Шю похороны были «приличны», что особенно оценила м-с Клемм.

Последние годы жизни Эдгара По, 1847–1849, были годы метаний, порой полубезумия, порой напряженной работы, редких, но шумных успехов, горестных падений и унижений, и постоянной клеветы врагов (из коих одного поэт даже привлек к суду). Виргиния, умирая, взяла клятву с г-жи Шю не покидать Эдди (Эдгара); она и его другие друзья старались удерживать его от неосторожных поступков, но это было не легко. Эдгар По еще пленялся женщинами, воображал, что вновь любит, была речь о его женитьбе на подруге его юности, Эльмире Райт. В жизни он держал себя странно, вызывая недоумение окружающих. Однако он издал еще несколько гениальных произведений: «Юлалюм», «Колокола», «Аннабель Ли». Он написал также философскую книгу «Эврика», которую считал величайшим откровением, когда-либо данным человечеству.

Но недуг уже разрушал жизнь поэта; припадки алкоголизма становились все мучительнее, нервность возрастала почти до психического расстройства. Г-жа Шю, не умевшая понять болезненного состояния поэта, сочла нужным устраниться из его жизни. Осенью 1849 года наступил конец. Полный химерических проектов, считая себя вновь женихом, Эдгар По, в сентябре этого года, с большим успехом читал в Ричмонде лекцию о «Поэтическом принципе». Из Ричмонда Эдгар По выехал, имея 1500 долларов в кармане. Что затем произошло, осталось тайной. Может быть, поэт подпал под влияние своей болезни; может быть, грабители усыпили его наркотиком. Эдгара По нашли на полу в бессознательном состоянии, ограбленным. Поэта привезли в Балтимору, где Эдгар По и умер в больнице 7 октября 1849 года.

По собственному распоряжению Эдгара По, редактором посмертного издания его сочинений был избран Р. Гризвольд. Это роковым образом предопределило посмертную судьбу поэта на долгие десятилетия. В память ближайших поколений благодаря заботам Гризвольда Эдгар По вошел как полусумасшедший пьяница, автор занимательных, но диких и извращенных произведений. Медленно, очень медленно стараниями истинных ценителей творчества Эдгара По удавалось изменять такое предвзятое мнение. Только в конце XIX и в начале XX века была восстановлена, в документально обоснованных биографиях, подлинная судьба поэта, составлено действительно полное собрание его сочинений и дана возможность читателям правильно судить о величайшем из поэтов новой Америки.

Валерий Брюсов

Меня, на утре жизни, влек

В просторном мире уголок,

Что я любил, любил до дна!

Была прекрасна тишина

Угрюмых вод и черных скал,

Что бор торжественный обстал.

Когда же Ночь, царица снов,

На все бросала свой покров

И ветр таинственный в тени

Роптал мелодию: усни! —

Я пробуждался вдруг мечтой

Для ужаса страны пустой.

Но этот ужас не был страх,

Был трепетный восторг в мечтах:

Не выразить его полней

За пышный блеск Голконды всей,

За дар Любви — хотя б твоей!

Но Смерть скрывалась там, в волнах

Тлетворных, был в них саркофаг —

Для всех, кто стал искать бы там

Покоя одиноким снам,

Кто скорбной грезой — мрачный край

Преобразил бы в светлый рай.

Был полдень в июне

И полночь в ночи;

С орбит своих звезды

Бледно лили лучи

Сквозь холодные светы

Царицы Луны.

Она была — в небе,

Блеск на гребнях волны.

Дышал я бесплодно

Улыбкой холодной, —

Холодной слишком — для меня!

Ее диск туманный,

Как саван обманный,

Проплыл, — и обернулся я

К Звезде вечерней…

О, как размерней

Ласкает красота твоя!

Мечте так милы,

Полные силы,

Сверканья твои с вышины.

Пью, умиленный,

Твой огонь удаленный,

А не бледные блики Луны.

В виденьях темноты ночной

Мне снились радости, что были:

Но грезы жизни, сон денной,

Мне сжали сердце — и разбили.

О, почему не правда дня —

Сны ночи тем, чей взгляд

В лучах небесного огня

Былое видеть рад!

О сон святой! — о сон святой! —

Шум просыпался в мире тесном,

Но в жизнь я шел, ведом тобой,

Как некий дух лучом чудесным.

Пусть этот луч меж туч, сквозь муть,

Трепещет иногда, —

Что ярче озарит нам путь,

Чем Истины звезда!

Под миртами меч я укрою в свой срок,

Подобно героям старинным,

Что в сердце тирану вонзили клинок,

Возвращая свободу Афинам.

Любимые тени! Бессмертны вы там,

Где все, кто по славе нам ведом,

В Элисии бродят по белым цветам,

Где пирует Ахилл с Диомедом.

Свежим миртом копье я укрою, как встарь

Гармодий, храбрый и славный,

Когда окропил он священный алтарь

Тирании кровью державной.

Вы, с Афин и с их мраморов смывшие стыд,

Вы, отмстители древней свободы,

Для веков без конца ваша слава звенит.

Умащенная звуками оды!

Сумрак неизмеримый

Гордости неукротимой,

Тайна, да сон, да бред:

Это — жизнь моих ранних лет

Этот сон всегда был тревожим

Чем-то диким, на мысль похожим

Существ, что были в былом.

Но разум, окованный сном,

Не знал, предо мной прошли ли

Тени неведомой были.

Да не примет никто в дар наследий

Видений, встававших в бреде,

Что я тщетно старался стряхнуть,

Что, как чара, давили грудь!

Оправдались надежды едва ли;

Все же те времена миновали,

Но навек я утратил покой

На земле, чтоб дышать тоской.

Что ж! пусть канет он дымом летучим,

Лишь бы с бредом, чем был я мучим!

И будет дух твой одинок.

Под серым камнем сон глубок, —

И никого — из всех, из нас,

Кто б разгадал твой тайный час!

Пусть дух молчание хранит:

Ты одинок, но не забыт,

Те Духи Смерти, что с тобой

Витали в жизни, — и теперь