Уильям Леннокс слегка шепелявил и глотал слова. Вообще, он говорил как–то слишком быстро, словно хотел выговориться, до того как забудет, что хотел сказать. То ли это действительно транквилизатор, то ли в нем произошла за эти минуты какая–то внутренняя перемена.

— Поехали, — сказал он. — Время не ждет. Я хочу видеть своего сына. Он тяжело ранен?

— Не думаю. Но вряд ли ему сейчас до гостей. Может, вам лучше остаться с миссис Хэпгуд?

— Мне надо принять ряд решений.

— Но вы можете принять их здесь.

Он побагровел.

— Если вы не повезете меня, я сам поеду. В конце концов это машина моего сына!

— Вам вряд ли следует вести машину.

Он снял шляпу и ударил по ней тощим костлявым кулаком.

— Черт возьми, перестаньте объяснять мне, чего делать и чего не делать! Я запрещаю вам это. Вылезайте из машины!

Слова сами по себе были достаточно внушительны, но в голосе сквозила неуверенность. Его седые волосы напоминали воду под ветром. Он угодил в старую ловушку стариков: он был слишком слаб, чтобы ехать, но слишком взволнован, чтобы бездействовать.

Он испытал и гнев и облегчение одновременно, когда Конни подошла к машине и сказала:

— Мистер Арчер не едет в город. Ему надо сделать здесь кое–что еще. Да и тебе все равно надо отдохнуть.

— Кому это надо отдохнуть?

— Тебе. И мне тоже. Нам обоим. Пошли, Уильям, или я напущу на тебя доктора Лангсдейла.

Она говорила и как мать, и как соблазнительница. Он вылез из машины и нахлобучил на голову помятую шляпу. Она рассмеялась и натянула шляпу ему на самые уши. Он тоже рассмеялся. Ему понравилась ее грубоватая шутка. Они пошли к дому бок о бок, пара мало сыгранных, но старающихся вовсю комедиантов.

Когда я съезжал в долину, то подумал, что во всем этом есть что–то настоящее. Они, несомненно, заключили своеобразную сделку. Она ухаживает за ним до его смерти, а после его смерти за ней будут ухаживать его деньги.

Глава 24

У розового дома на Лоренцо–драйв был немного заброшенный вид. Кустарники и цветы вокруг него отчасти переросли, отчасти погибали, и когда я выключил мотор «кадиллака», в воздухе повисла тишина.

Я обошел дом и заглянул в гараж. Там были пожилой «мерседес», женский велосипед и садовые инструменты. Ни зеленого «фалькона», ни кровавых следов.

Тогда снова вернулся к парадной двери и постучал. Миссис Шерри отозвалась не скоро. Наконец я услышал ее тихое шевеление в доме. В замке повернулся ключ, и дверь открылась на цепочке.

Это была сильно полинявшая женщина, и она заслонялась от света ладонью так, словно весь день провела впотьмах.

— Что вам угодно?

— Поговорить с вами немного.

— Кто вы?

— Частный детектив. — Я назвался.

— Вы насчет Гарольда?

— Боюсь, что да. Разрешите войти, миссис Шерри.

— А зачем? Он больше здесь не живет. Недавно мы с сыном решили жить каждый своей жизнью. — Она говорила, как женщина, положившая конец неудачному роману или едва выжившая после тяжелой болезни.

— Но вы сразу догадались, что я явился сюда именно из–за него?

— Вы так думаете? — она была искренне удивлена. — Вы ошибаетесь. Я понятия не имела — и не имею, что вас ко мне привело.

— Вот об этом я и хотел бы поговорить. Так я могу зайти, миссис Шерри?

Она колебалась. Вокруг рта и глаз кожа натянулась. Она явно собиралась с силами, чтобы захлопнуть дверь перед моим носом…

— Гарольд, судя по всему, ранен.

Лицо ее исказила чуть заметная гримаса. Похоже, ей не раз случалось получать от жизни такие удары, и она уже научилась сносить их. Если запрятать душу подальше, с глаз долой, больше шансов сохранить ее от полного уничтожения. Но тогда возникает опасность, что душа ослепнет в потемках внутреннего Я.

Она неловко загремела цепочкой и наконец открыла дверь.

— Входите и рассказывайте. — Она задала главный вопрос, лишь когда мы уселись в ее тусклой, симметричной гостиной. — Гарольд может умереть?

— Не думаю.

— Где он?

— Не знаю. Сегодня утром на озере Сэндхилл я видел человека, похожего на него. Он ехал в зеленом «фальконе».

— Тогда это не Гарольд. У моего сына нет такой машины. У него вообще нет машины.

— Откуда вы знаете, если потеряли с ним контакт?

— Я этого не говорила. Он дает о себе знать. — И она добавила с неожиданной безжалостностью. — Когда ему от меня что–то надо.

— Вы сегодня с ним говорили?

— Вчера.

— Что он хотел?

— Одолжить мою машину. Я отказала. — Она смотрела на меня с отчаянной надеждой, словно этот отказ мог сделать ее бесчувственной к новой боли.

— Зачем ему понадобилась ваша машина?

— Он не сказал. Но я поняла: что–то неладно.

— Как вам это удалось?

— Я знаю сына. Он был жутко возбужден. Оно охватывает его всегда, когда его посещает очередная великая идея.

Еще один псевдо–киднэппинг, чуть было не сказал я вслух, но вовремя удержался. Жизнь и без меня сильно потрепала ей нервы. Я не хотел ее слишком травмировать, я не хотел ее терять. Кроме того, опять возникла опасность ошибки — я мог говорить не о том человеке и не с той матерью.

Она тем временем достаточно совладала с нервами, чтобы спросить:

— Что все–таки случилось на озере Сэндхилл? Мой муж… отец Гарольда там бывало охотился.

— Там была стрельба. Перестрелка.

Она поднесла руку к горлу, словно желая задержать вопрос, но он все равно вырвался наружу:

— Гарольд тоже в кого–то стрелял?

— Да, похоже. Но прежде чем задавать новые вопросы, я бы хотел взглянуть на какую–нибудь его фотографию.

Она повеселела.

— Вы все–таки, значит, не уверены, что в этом замешан Гарольд?

— Не на сто процентов. У вас есть какая–нибудь недавняя его фотокарточка?

— Да, есть, сделанная пару лет назад. Она у меня в спальне.

Она вынесла ее так, словно это была бомба, которую надо обезвредить. Маленькая фотокарточка молодого человека, который заметно потерял в весе и приобрел в возрасте с тех пор, как снимался для ежегодника школы Ривер–Вэлли. Это, безусловно, был человек, которого я видел в ресторане Бланш, и, скорее всего, тот, кто подстерег Джека Леннокса в башне на озере Сэндхилл.

— Боюсь, это он. — Я положил карточку на соседний столик.

— В кого он стрелял?

— В Джека Леннокса.

Жизнь покинула ее лицо. Миссис Шерри упала в кресло и стала покачиваться из стороны в сторону, обхватив голову руками.

— Значит, — сказала она, — все начинается сначала.

— Я вас не понимаю.

— Неприятности с семьей Ленноксов. Все началось, когда Гарольд был еще мальчишкой. Он не был тем преступником, которым его выставили. Физически он был старше своих лет, это была его главная беда. Он хотел жениться на Лорел. Потому–то они и поехали в Лас–Вегас. Они думали найти там священника, который бы их обвенчал. Но у них кончились деньги, тогда Лорел пришла блестящая идея притвориться, будто ее похитили. Идея принадлежала Лорел, но отвечать пришлось Гарольду. Ее отец приехал в Лас–Вегас, отыскал их, страшно избил Гарольда и отправил его за решетку. Гарольду было лишь восемнадцать лет. Он так и не оправился от той травмы. Есть врачи, готовые показать это под присягой в суде. В моей семье и в семье его отца все окончили колледж, но Гарольд так и не окончил школу. Где сейчас Гарольд?

— Если бы я знал!

— Но вы сказали, его ранили.

— Он покинул озеро своим ходом. Джека Леннокса увезла скорая помощь.

— Мистер Леннокс ранен серьезно?

— Не знаю. Он ранен в голову. Мне показалось, что рана поверхностная, но я не врач.

— Лорел имеет к этому какое–то отношение?

— Боюсь, что да, миссис Шерри. Ее опять похитили. Ваш сын встретился на озере с ее отцом, чтобы получить от него выкуп. Сумма значительно возросла со времен Лас–Вегаса. На сей раз это сто тысяч долларов.

— Гарольд потребовал у Ленноксов эту сумму?

— Не только потребовал, но и получил. Их привез ему на озере Сэндхилл Джек Леннокс. Сегодня днем. Судя по всему, между вашим сыном и Джеком Ленноксом завязалась перестрелка.

Она помотала головой, словно стараясь отринуть услышанное.

— Жаль, что я вообще родила его, — Но когда она услышала самое себя, ее окатило ледяной волной одиночества. — Но его подставила Лорел. Поймите, тогда это была ее идея.

— Может быть. Но это случилось давно, а люди меняются. На этот раз похищение могло стать настоящим.

— Думаете, он похитил Лорел?

— Похоже. Он потребовал у ее отца выкуп.

— Так чего вы хотите? Вернуть деньги?

— Не деньги, а Лорел. Это главное. О деньгах никто особо не волнуется. Если вы могли бы передать это Гарольду, вы бы очень помогли делу.

— Я не знаю, как его найти. — Но она взглянула на меня, как секретный агент, готовый выгодно продать информацию.

— Вы говорили, он вам вчера звонил?

— Да, он хотел мою машину.

— Откуда он звонил?

— Он не сказал.

— Звонок был междугородный?

— Не знаю. Разговор длился с минуту. Когда я отказалась дать ему машину, он рассердился и швырнул трубку. — Ее лицо исказилось такой болью, словно трубка только что ударила ее по уху. — Но я рада, что не дала ему машину.

— Вы сказали, что сразу поняли: что–то неладно.

— Я ничего толком не поняла. Но он был возбужден. А я уже научилась с подозрением относиться к такому его состоянию. Мой сын слишком молод для своих лет и очень легко возбуждается.

— Гарольду лет тридцать, так?