— Ничего щекотливого в моей претензии нет.

— Я говорю не об этом. Газета рискует быть привлеченной к суду по обвинению в клевете, хотя, казалось бы, для этого нет никаких оснований. Конечно, чтобы принять окончательное решение, газета хочет ознакомиться с рассказом. Мистер Вулф счел, что у вас должен быть экземпляр и вы передадите его мне. Верно ли его предположение?

Ее глаза встретились с моими. До сих пор она все время отводила от меня взор, но теперь посмотрела мне прямо в глаза.

— Вы ловкий человек, — сказала она.

— Благодарю вас, — улыбнулся я в ответ. — Мне самому хочется так думать, но я человек суеверный. Значит, вы считаете, что я ловкий? Очень ловкий?

— Да. Вы очень ловко управляете вашим языком. Я должна буду все это продумать. Так я и сделаю. Все обдумаю. А сейчас, как я уже сказала, я не хочу говорить по поводу этого. Ни единого слова. — Она поднялась.

— Но ведь вы не хотели говорить, думая, будто мистера Вулфа наняла Эми Винн или «Виктори пресс»

— Мне безразлично, кто нанял его, я не желаю об этом разговаривать. Прошу меня извинить. Я занята. — Она направилась к дому. Песик поглядел на меня, затем на нее и, решив, что она ему ближе по крови, засеменил за ней. Я сел за руль и включил мотор. На взгорке человек с охапкой дикого водосбора гнал перед собой стадо из сорока семи коров, каждая из которых больше предпочитала быть сбитой моим «героном», чем быть выдоенной. Поэтому прошло не менее пяти минут, пока я пробился сквозь стадо.

В воскресенье, на даче у Лили Роуэн, когда полдюжины ее гостей нежились на солнце у плавательного бассейна, я рассказал им о Ривердейле (опустив имя и причину моего появления там) и спросил, не считают ли они, что она не в своем уме. Три женщины проголосовали отрицательно, двое мужчин положительно, и это, конечно, кое-что доказывает, но я до сих пор не решил, что именно.

Поздно вечером в воскресенье, надышавшись свежим воздухом, с обгоревшим на солнце носом, я поставил чемодан в прихожей старого особняка, прошел в кабинет и на своем рабочем столе обнаружил записку: А.Г. Звонил Харвей. Явится к нам со своей комиссией в 11.15. Н.В.

6

На этот раз их было семеро вместо шести. В дополнение к трем из АКА — Джеральду Кнаппу, Томасу Декстеру и Рубену Имхофу — и к трем из НАПИД — Эми Винн, Мортимеру Ошину и Филиппу Харвею — прибавилась женщина средних лет по имени Кора Баллард, чей позвоночник был прям, как кочерга, и когда она стояла, и когда сидела. Харвей объяснил, что, не являясь членом комиссии, она присутствует здесь в качестве должностного лица, так как является исполнительным секретарем НАПИД. Харвей позаботился о том, чтобы она села рядом с ним. Заметив, какие взгляды бросали в ее сторону Декстер и Кнапп, я отчетливо понял, что в случае общенациональных выборов лучшего секретаря года голоса книгоиздателей не будут отданы Коре Баллард, а ее ответные взгляды свидетельствовали, что она не станет горевать из-за этого. На коленях у нее лежал наготове блокнот для стенографической записи, в руке — карандаш.

Филипп Харвей позевывал, сидя в красном кожаном кресле, возможно, из-за того, что вот уже во второй раз на этой неделе ему пришлось проснуться до полудня. Джеральд Кнапп заявил, что отменил два деловых свидания ради того, чтобы присутствовать здесь, и высказал свое согласие с мистером Имхофом в том, что обвинение Эми Винн и «Виктори пресс» со стороны Алисы Портер требует немедленного и самого решительного отпора; только поэтому он и согласился с мистером Харвеем, что они все вместе должны повидать мистера Вулфа и узнать, как продвинулось дело.

Вулф сидел, сжав зубы, и сердито смотрел на него.

— Если, конечно, — закончил Кнапп, — оно продвинулось.

— Нет, не продвинулось, — отозвался Вулф. — Если и продвинулось, то назад.

Все удивленно воззрились на Вулфа.

— Как так? — вопросила Кора Баллард.

— В самом деле, — воскликнул Мортимер Ошин, — как назад, черт побери?

Вулф глубоко вздохнул.

— Я вкратце все объясню вам и, если вы пожелаете, по первому вашему слову верну пять тысяч долларов, полученных в качестве аванса. Во вторник я говорил вам, что дело это может оказаться трудоемким и дорогостоящим. Теперь выяснилось, что оно может потребовать больше труда и времени, чем я могу уделить, и обойтись дороже, чем вы готовы заплатить. Вы сочли, что успех шантажа Алисы Портер в отношении Эллен Стюрдевант явился дурным примером для остальных, но вы ошиблись. Алиса Портер явилась всего лишь орудием в чужих руках, так же как Саймон Джекобс, Джейн Огильви и Кеннет Реннерт.

Кора Баллард оторвалась от блокнота.

— Вы сказали «орудием».

— Я так сказал. Я пришел к подобному заключению исходя из двух обстоятельств. Одно возникло в результате проведенной мною экспертизы рассказов, использованных первыми тремя поименованными мною людьми в качестве основы для их притязаний. Все эти рассказы написаны одним и тем же лицом. Доказательства бесспорны: словарь, стиль, синтаксис и разделение на абзацы. Если вы люди, профессионально занимающиеся литературой, сделаете сравнительный анализ этих рассказов, вы согласитесь со мной.

Харвей обернулся к Вулфу.

— Если это так, то это очень важно. Я хочу просмотреть эти рассказы.

— Не только важно, — заявил Кнапп, — но и просто удивительно! Должен заметить, что вы все же достигли определенного продвижения вперед.

— Я и сам так считал, — произнес Вулф, — пока не сделал следующий шаг. Мне казалось, что остается только узнать, кто из троих написал эти рассказы, и тогда все прояснится. Я достал книги Алисы Портер и Саймона Джекобса, сравнил их и затем перечел три стихотворения Джейн Огильви, которые она огласила на суде. Я не стану входить в детали, скажу только, что я пришел к убеждению, что ни один из трех не является автором этих рассказов.

— Но кто же тогда автор, черт побери?! — вскричал Имхоф. — И Алиса Портер повторяет теперь тот же трюк!

— Клянусь, это Реннерт! — заявил Ошин, разминая очередную сигарету в пепельнице. — Кеннет Реннерт!

Вулф покачал головой.

— Сомневаюсь. Основания для сомнений не решающие, но достаточно убедительные. — Он поднял руку ладонью кверху. — Так вот, после того как мы расстались с вами шесть дней назад, я думал, что мне нужно разобраться с четырьмя подозреваемыми лицами. Прочитав рассказы, я счел, что нужно определить только одного из четырех, — задача несложная. Остальные трое явились всего лишь орудием в руках этого одного. Это показалось мне продвижением вперед. Теперь тоже остается только один подозреваемый, но кто он и где? Он не является ни одним из четырех. Единственная возможность напасть на его след через связи, которые он должен был поддерживать со своими контрагентами. Подобные поиски, выходящие к тому же за рамки моих интересов, могут продлиться долго и будут стоить дорого. Они потребуют исчерпывающего и дотошного расследования связей этих троих, даже четверых, включая Кеннета Реннерта. Это уже продвижение назад, а не вперед.

— Вы хотите сказать, что отказываетесь от ведения дела? — спросил Декстер.

— Я хочу сказать, что при создавшемся положении это дело больше не подходит мне. Чтобы вести его, потребуется по меньшей мере дюжина опытных оперативных сотрудников, которые должны будут работать под компетентным руководством. Стоить это будет шестьсот или больше долларов в день плюс расходы при семидневной рабочей неделе. Я не берусь руководить подобной операцией. Позвольте мне закончить… Как я уже говорил мистеру Харвею в субботу, я послал мистера Гудвина повидать всех этих четверых, и он видел их. Арчи!

Я бросил записную книжку через плечо на свой письменный стол и подумал, что мы даже не сможем возместить понесенные расходы и тогда прощай мои три доллара и восемьдесят центов за жареного цыпленка, которого я съел в «Зеленом заборе».

— Доложить вам все подробно? — спросил я.

— Не мне. Им. Мисс Баллард ведет стенограмму. Если это не будет слишком пространно.

— Нет, не будет. Я провел всего две минуты с Саймоном Джекобсом. Семь — с Кеннетом Реннертом. Одну — с Джейн Огильви, восемь — с Алисой Портер.

— Тогда подробно.

Я подчинился. Так как я развил эту способность до такой степени, что мог дать Вулфу полный и точный отчет о двухчасовой беседе с тремя или четырьмя лицами, то это задание было для меня проще простого. Докладывая, я заметил, что Мортимер Ошин больше не чиркает спичками, чтобы закурить, и я воспринял это как высокую оценку своему дарованию рассказчика, пока не сообразил, что, будучи драматургом, он просто внимательно прислушивается к моим оборотам речи. Когда я умолк, он был первым, кто взял слово.

— Конечно, вы слегка приукрасили речь Джейн Огильви. Чертовски здорово!

— Никаких украшательств, — ответил я. — Когда я отчитываюсь, я только отчитываюсь.

— И вы считаете, что Кеннет Реннерт не… не зачинщик всего? — спросил Джеральд Кнапп.

— Да. Я уже привел доказательства.

— Мне кажется, — произнес Филипп Харвей, что все то, что рассказал нам мистер Вулф, не слишком меняет ситуацию. — Он оглядел присутствующих. — Ну, что мы решим?

Они провели совещание комиссии. Я счел это совещанием, потому что трое из них начали говорить одновременно, а Харвей вопил, что ничего не слышит. Наконец, четверть часа спустя, они пришли к соглашению.

Первым слово взял Томас Декстер.

— Предлагаю в течение двадцати четырех часов обдумать ситуацию и встретиться завтра сызнова. Возможно, что мистер Вулф…

— Минуточку. У меня есть идея, — вмешался Ошин, снова жуя сигарету. Он вытянул шею и из-за спины Джеральда Кнаппа взглянул на меня. — Вопрос к вам, мистер Гудвин. Кто из четверых, которых вы видели, больше всего нуждается в деньгах?

— Это зависит от того, что вы подразумеваете под словом «деньги», — ответил я. — Десять долларов, тысяча или миллион?

— Что-нибудь посередине. Вот в чем моя идея: мы сделаем одному из них предложение. Ниро Вулф от нашего имени предложит, скажем, десять тысяч долларов. Какого черта, я сам готов заплатить такую сумму! Мой адвокат считает, что мне, может быть, придется уплатить Реннерту что-нибудь от пятидесяти до ста тысяч, и если моя идея приведет к успеху, то с Реннертом будет покончено. Вы, мисс Винн, в точно таком же положении в отношении Алисы Портер. Она тоже намерена ограбить вас…