Когда Сол докладывает о чем-то, никаких дополнительных вопросов задавать ему не требуется, но я все же спросил:

— Ты уже позавтракал?

— Еще нет. Вначале я хотел позвонить тебе, а сейчас позавтракаю.

— Ешь больше мяса. К празднованию Дня четвертого июля мы попытаемся освободить тебя. Кстати, перед уходом с поста ты видел Алису Портер?

— Да. Она подстригала траву.

Я сказал, что все понял, положил трубку, минуты две рассматривал ее, а затем по лестнице поднялся в оранжерею. Между мною и целью моего прихода находились тысяч десять орхидей, многие из них в полном цвету. Это могло ослепить каждого, даже такого человека, как я, видевшего все это довольно часто, но тем не менее я продолжал свой путь в то помещение оранжереи, где производится пересадка растений. Теодор стоял у раковины и мыл цветочные горшки, Вулф возился с торфом. Услыхав мои шаги, он повернулся ко мне, поджал губы и вздернул подбородок, так как понимал, что по какому-нибудь пустяку я не стал бы подниматься три пролета по лестнице и врываться к нему.

— Не волнуйтесь, — начал я. — Она еще жива или, во всяком случае, была живой два часа назад — подстригала траву на лужайке. Однако Сол и Фред в кутузке, а у Дол Боннер возник роман с местным фараоном.

Вулф поставил на верстак бутыль, которую держал в руке, повернулся ко мне и предложил.

— Продолжай.

Я продолжил рассказ и повторил, что сказал Сол мне и что я ответил ему. Вулф опустил подбородок, но губы у него оставались сжатыми. Как только я закончил, он заметил:

— Но ты все же рассматриваешь мое обещание не есть мяса как тему для издевательских шуток.

— Ничего подобного. Просто я был очень огорчен.

— Уж я-то знаю тебя… Заместитель шерифа, очевидно, болван. Ты уже позвонил Паркеру?

— Нет.

— Позвони ему немедленно. Скажи ему, чтобы он добился, если возможно, аннулирования предъявленных обвинений, а если это не удастся — освобождения Сола и Фреда под денежный залог. Кроме того, позвони или мистеру Харвею, или мисс Баллард, или мистеру Тэббу и сообщи, что я буду на заседании в половине третьего.

— Что, что? — удивился я.

— Может быть, мне повторить?

— Не нужно. Я поеду с вами?

— Конечно.

Проходя по оранжерее среди рядов орхидей и спускаясь по лестнице, я думал, что до окончания расследования этого дела мы поставим рекорд по нарушениям своих правил, если, конечно, когда-нибудь закончим его вообще. Из кабинета я позвонил адвокату Натаниэлю Паркеру, к услугам которого Вулф всегда прибегает в тех случаях, когда требуется вмешательство именно адвоката, и застал его в конторе. Положение ему не понравилось. По его словам, местные власти за городом терпеть не могут, когда у них шныряют частные детективы из Нью-Йорка, особенно если объектом их внимания является не какой-то хорошо известный преступник, а местный житель, да еще владелец какой-то собственности. И к нью-йоркским адвокатам никакой нежности они не питают. По его мнению, было бы целесообразнее поручить все сделать одному адвокату в Кармеле, которого он знал, а не появляться там самому; я одобрил его предложение. По меньшей мере еще девятьсот долларов будет выброшено на ветер.

Я было начал набирать номер телефона Филиппа Харвея, но вовремя вспомнил, что обещал не звонить ему раньше полудня, и поэтому вместо него позвонил Джерому Тэббу. Женский голос ответил мне, что мистер Тэбб работает и беспокоить его сейчас нельзя; может быть, ему передать потом что-нибудь? Женщина была, видимо, удивлена и даже, кажется, несколько рассержена, что в мире нашелся человек, не знавший этого. Я попросил ее сообщить Тэббу, что Ниро Вулф приедет на заседание совета, назначенное на два тридцать, однако, зная, что поручения не всегда передаются по назначению, тут же позвонил Коре Баллард в канцелярию НАПИД. Мисс Баллард была рада слышать, что мистер Вулф будет присутствовать на заседании. Я позвонил также домой Орри Кэтеру и Сэлли Корбетт в контору Дол Боннер, информировал их о цирке и сообщил, что впредь до новых указаний операция отменяется. Орри, нигде не служивший, спросил, можно ли ему заняться теперь чем-нибудь еще в другом частном агентстве. Я ответил отрицательно и велел ему быть в готовности. В конце концов сорок долларов (его ставка в день) были мелочью.

Придя на кухню, я сказал Фрицу, что завтрак должен быть подан точно в час, так как в два мы должны будем уехать по делу. У Фрица был вопрос ко мне. Он готовил для Вулфа особый омлет, изобретенный им самим, и ему хотелось знать, буду ли я тоже есть этот омлет или, может быть, ему следует поджарить ветчины для меня? Я спросил, что будет в его омлете. Он ответил: четыре яйца, соль, перец, столовая ложка эстрагонного масла, две столовые ложки сливок, две столовые ложки белого сухого вина, пол чайной ложки мелко накрошенного лука шалот, треть чашки целого миндаля и двадцать свежих грибов. Я подумал, что этого будет вполне достаточно для нас обоих, но Фриц ответил, боже мой, нет, конечно, и спросил, не приготовить ли мне такой же омлет. Я согласился. Фриц предупредил меня, что в последнюю минуту он, может быть, добавит еще джем из абрикосов. Я ответил, что готов пойти на такой риск.

15

В 2.35 мы с Вулфом, предварительно плотно заправившись омлетом, вышли из шаткого, старенького лифта на третьем этаже клуба «Клевер» на одной из Шестидесятых улиц недалеко от Пятой авеню. Мы оказались в высоком просторном старинном холле, выглядевшем вполне прилично. Никого в нем не было. Мы оглянулись, услыхали чьи-то голоса за закрытой дверью, распахнули ее и вошли.

Человек около сорока (за исключением шестерых мужчин) сидели за длинным прямоугольным столом, покрытым белой скатертью, на котором стояли кофейные чашки, стаканы для воды, пепельницы, лежали блокноты и карандаши. Мы стояли, Вулф со шляпой в одной руке и с тростью в другой. Трое или четверо присутствовавших говорили одновременно, причем никто не обращал внимания на нас. За столом справа сидели трое членов комиссии: Эми Винн, Филипп Харвей и Мортимер Ошин. С другой стороны стола сидела Кора Баллард, а рядом с ней президент НАПИД Джером Тэбб. Я узнал его по фотографии на суперобложке его книги, которую когда-то читал. Рядом с ним сидел его вице-президент, который, если верить недавно прочитанной мною статье, зарабатывал ежегодно около миллиона долларов на музыкальных комедиях, составляя для них либретто и сочиняя стишки. Я узнал еще кое-кого из присутствующих: четырех романистов, трех драматургов и чьего-то биографа, но затем к нам подошел Харвей. Разговор прекратился, и головы присутствовавших повернулись к нам.

— Ниро Вулф, — представил нас Харвей. — Арчи Гудвин.

Харвей взял у Вулфа шляпу и трость, а какой-то писатель или драматург пододвинул к столу два стула для нас. Если бы я был председателем, президентом или секретарем, стулья, конечно бы, уже стояли там; ведь, в конце концов, было заранее известно о нашем приходе.

— Вы пришли несколько раньше, мистер Вулф, — заявил Джером Тэбб, но, взглянув на свои часы, тут же добавил: — Я знаю, что время именно то, о котором мы договаривались, но мы еще не закончили обмен мнениями.

— Если бы вы поставили часового в вестибюле, он мог бы остановить нас, — недовольно возразил Вулф, раздраженный, как всегда, тем, что стул был узок и неудобен для него. — Если обмен мнениями не имеет отношения ко мне, вы можете закончить его после моего ухода. Если же это касается меня — продолжайте.

Знаменитая писательница захихикала, а двое писателей засмеялись.

— Давайте послушаем, что он скажет. Почему бы нет? — заявил знаменитый писатель.

— Господин президент. Как я уже говорил раньше, все это совершенно неправильно, — подняв руку, сказал неизвестный мне человек. — Мы почти никогда не разрешаем посторонним присутствовать на наших заседаниях, и я не вижу оснований делать какие-либо исключения из этого правила сейчас. Председатель Объединенной комиссии по вопросам плагиата сделал сообщение, доложил разработанные им рекомендации, и это должно стать основой нашей…

Он закончил эту фразу, но я не расслышал ее конец, так как одновременно заговорили человек пять-шесть.

Тэбб постучал ложкой по стакану, и все утихли.

— Вопрос о присутствии мистера Вулфа уже обсуждался, — властно заявил он. — Я доложил вам о том, что пригласил его, вопрос этот был поставлен на голосование и решен. Голосовать вновь мы не будем. Кроме того, я не представляю себе, как мы можем определить свою позицию на основании только доклада и рекомендаций председателя Объединенной комиссии. Одна из причин назначения этого внеочередного заседания как раз и состоит в том, что трое членов комиссии от НАПИД не согласны с ними. Они категорически возражают. Я хочу попросить мистера Вулфа изложить свое мнение, но вначале ему следует в общих чертах познакомиться с ходом нашего обсуждения. Прошу никого не прерывать. Мистер Харвей, начните вы, но коротко.

Председатель комиссии откашлялся, посмотрел вокруг, а затем сказал:

— Ну, что ж, я скажу вам, что чувствую на сей счет. Я не проявляю никакого энтузиазма по поводу использования услуг частного детектива, но подчинился мнению большинства. Сейчас вопрос вышел далеко за рамки тех задач комиссии, для реализации которых она была создана. Убиты уже трое. В прошлую среду Ниро Вулф заявил комиссии, что он разоблачит убийцу Саймона Джекобса вне зависимости от того, аннулируем ли мы свой договор с ним или нет. Я полагаю, что теперь он, очевидно, заявит о своем намерении разоблачить убийцу Джейн Огильви и Кеннета Реннерта. Конечно, все это хорошо, и я за разоблачение убийц, но это вовсе не дело нашей комиссии. Это не только не дело комиссии, но и незаконно, и может вовлечь нас в серьезные неприятности. Мы не руководим действиями Ниро Вулфа и ничего не знаем о них. Он заявил, что должен располагать полной свободой действий, что не скажет нам, что делает и что намерен делать. По-моему это опасно. Как я уже говорил, если совет НАПИД не предложит комиссии аннулировать договор с Ниро Вулфом, единственное, что я могу сделать, это выйти из состава комиссии. Иного выхода для себя я не вижу.