— У мисс Данбар.

— Да, возможно.

Холмс взглянул на часы:

— Сейчас мы позаботимся о разрешении на свидание с мисс Данбар в тюрьме и немедленно выедем в Винчестер. Хотелось бы думать, что после этого свидания от меня будет больше пользы, но не буду вас обнадеживать: быть может, выводы, к которым я приду, вас совсем не устроят.


Нам не удалось получить пропуск сразу, поэтому вместо Винчестера мы отправились в Торн-Плейс — хэмпшир-скую усадьбу Гибсона. Он с нами не поехал, но адресовал нас к сержанту Ковентри, местному участковому инспектору полиции. Именно он вместе с врачом освидетельствовал труп миссис Гибсон и предпринял первые следственные шаги.

Он был высок и невероятно худ, просто живой труп. В разговоре напускал легкого тумана, создавая впечатление, что рассказывает далеко не обо всем, что знает или подозревает. Да еще вдруг переходил на шепот, и только вы настраивались узнать что-нибудь важное и очень секретное, как тут же слышали очередной пустяк. Но, несмотря на все эти провинциальные ухищрения, человек он был честный и порядочный. Он даже не пытался скрыть, как рад нашей помощи в этом непосильном для него деле.

— Я очень рад сотрудничать с вами, мистер Холмс, а не со скотленд-ярдскими всезнайками. Когда в дело вмешиваются эти столичные штучки, на нас, провинциалов, сыплются все шишки. Поневоле впадаешь в апатию. А вы, говорят, надежный партнер.

— Я предпочел бы не фигурировать в отчетах, — заявил Холмс. Наш новый знакомец явно повеселел, а Холмс продолжил: — Если истина нам в конце концов откроется, то имя мое прошу нигде не упоминать.

— Это очень великодушно, честное слово! Ну, а доктор Уотсон, я уверен, умеет хранить секреты. Так вот, мистер Холмс, я хотел бы обсудить с вами один вопрос, пока нас никто не слышит. Но только с вами! Тс-с! — шептал он, оглядываясь. — Не приходило ли вам в голову, что дело надо возбуждать против самого Гибсона?

— Я рассматривал такую возможность.

— Вы еще не видели мисс Данбар! Она настоящая красавица. Ради такой женщины можно пожелать избавиться от жены. Особенно если ты американец — они ведь чуть что хватаются за оружие. Револьвер-то был его!

— Вы это точно знаете?

— Да, сэр. Понимаете, у него была пара...

— То есть два одинаковых револьвера? А где второй?

— У Гибсона полно оружия, не дом, а арсенал. Ужас! Любое, какое хотите. Но мы все перерыли, а второго точно такого же не нашли, хотя ящик изготовлен для пары одинаковых револьверов.

— Вы уверены, что если бы он там был, вы бы его определили?

— Конечно. Впрочем, может быть, вы сами хотите взглянуть? Сейчас все оружие сложено в одном месте.

— Это лучше отложим на потом, а сейчас пройдем на место происшествия.

От скромного коттеджа, где помещался полицейский участок сержанта Ковентри, до боковых ворот Торского парка идти надо было около полумили через продуваемую всеми ветрами вересковую пустошь. За воротами находился вольер для фазанов, и с этого места уже был виден большой дом, деревянный, на каменном фундаменте, широко раскинувший два крыла по гребню холма. Холм плавно переходил в поляну, и от этой поляны нас отделял длинный, весь заросший камышом водоем. Он резко сужался посередине, именно здесь был каменный мост, по которому проходила подъездная аллея. По обе стороны от моста водоем вновь расширялся, образуя как бы два небольших озера.

У самого въезда на мост сержант ткнул пальцем вниз:

— Этим камнем я отметил место, где лежала убитая.

— Труп унесли при вас?

— Да. За мной послали сразу же, как поднялась тревога.

— Кто послал?

— Мистер Гибсон. Он прибежал сюда вместе с остальными, приказал ничего не трогать до прихода полиции и послал за мной и врачом.

— Ну что ж, разумно. В газетах писали, что стреляли в упор.

— Да, сэр.

— В правый висок?

— Чуть позади.

— Как она лежала?

— На спине, сэр. И никаких следов борьбы, ни просто следов, ни отпечатков, ни орудия убийства. Только в левой руке записочка от мисс Данбар.

— И она не выпала из руки убитой?

— Что вы, сэр! Она была крепко зажата. Мы еле разжали пальцы, чтобы забрать ее.

— Вы представляете себе, как это важно? Значит, никто не мог сунуть записку в руку покойной, чтобы пустить следствие по ложному пути. Эта версия исключена. Так, прекрасно! Правильно ли я запомнил записку? Она была весьма краткой: «Буду у Торского моста в девять вечера. Г. Данбар».

— Все так, сэр.

— Мисс Данбар не отрицала своего авторства?

— Нет, она его подтвердила.

— Как она этот факт объясняет?

— Никак. Она заявила, что все объяснения даст суду присяжных во время выездной сессии.

— Да, чем дальше, тем любопытнее. Смысл записки не очень-то понятен — что вы скажете, сержант?

— Наверное, вы правы, сэр. А впрочем, не знаю, — отвечал полицейский. — Осмелюсь доложить, мне эта записка представляется единственным ясным моментом во всей этой неразберихе.

— Предположим, мисс Данбар действительно написала это письмо, а миссис Гибсон получила его примерно за час до смерти. Ну подумайте, почему она не выпускала его из рук? С какой стати ей понадобилось брать его с собой и так крепко держать? Даже если бы она вздумала сослаться на него при объяснении... Вас это не настораживает?

— Теперь, сэр, после ваших слов, и мне это кажется странным и непонятным. — Сержант в недоумении пожимал плечами.

— Я немножко тут посижу и подумаю, — сказал Холмс.

Я отошел и со стороны смотрел, как, сидя на каменном парапете, он бросает по сторонам внимательные взгляды. Вдруг серые глаза его оживились, он соскочил со своего парапета, перебежал к противоположному, извлек из кармана брюк свою неразлучную лупу и стал тщательнейшим образом изучать каменную кладку.

— Очень интересно, — молвил он.

— Да нет там ничего интересного, — заметил сержант. — Думаете, мы не обратили внимания на этот скол? Какой-нибудь мальчишка набезобразничал.

Камни парапета давно потемнели от старости и были ровного серого цвета; свежее белое пятно чуть больше шестипенсовой монеты было хорошо заметно. Как следует приглядевшись, я убедился, что каменная поверхность выщерблена одним резким и сильным ударом.

— Чтобы так набезобразничать, нужно было приложить немалое усилие. — Холмс говорил задумчиво и одновременно с силой ударял своей палкой по парапету. Тот оставался невредимым. — Удар был очень резкий, и направление у него странное — снизу вверх. Поглядите, скол на нижнем краю парапета.

— Но убитую нашли в пятнадцати футах отсюда.

— Да, конечно. Очень может быть, что это чистая случайность и к делу никак не относится. Так вы сказали, что никаких следов не было?

— Какие тут могут быть следы, сэр?! Земля утоптанная и укатанная, твердая как камень.

— Ну, попробуем зайти с другой стороны. Для начала посетим дом и полюбуемся на оружие. А уже потом поедем в Винчестер. Думаю, мне необходимо поговорить с мисс Данбар, прежде чем продолжать расследование.

Хозяина Торн-Плейса еще не было дома, но нервный мистер Бейтс, управляющий, с которым мы познакомились утром, находился на месте. Он со злорадством продемонстрировал нам огромную коллекцию огнестрельного оружия разных типов, изготовленного разными фирмами в разное время. Можно было смело заключить, что жизнь владельца этой коллекции была весьма насыщена приключениями.

— У мистера Гибсона всюду враги. Да и как иначе, с его-то характером и стилем работы, — болтал управляющий. — Перед сном он всегда кладет заряженный пистолет в ночной столик. Это страшная фигура, сэр, мы все его боимся. А покойную хозяйку он просто терроризировал.

— Он бил ее? Вы можете засвидетельствовать?

— До этого не дошло. Но я не раз слышал, как он оскорблял ее словесно, чуть ли не нецензурной бранью, и даже при слугах.

— Похоже, наш клиент не блещет благородством и хорошими манерами, — так начал разговор Холмс, когда мы, уже вдвоем, шли на станцию. — В нашем распоряжении, Уотсон, немало интересных фактов, в том числе и совсем новых. Но не будем спешить с выводами. Как ни ненавидит Бейтс своего хозяина, однако он, безусловно, подтвердил, что, когда поднялась тревога, тот был у себя в библиотеке. Из-за стола встали в половине девятого, все было как обычно. Хотя о несчастье узнали поздно вечером, трагедия разыгралась, скорее всего, в девять, как указано в записке. Гибсон вернулся из города в пять часов, и никто не видел, чтобы он после этого выходил из дома. Ну а мисс Данбар, как вы слышали, подтверждает, что это ее записка. Дальнейшие объяснения и показания она, по совету адвоката, приберегает до судебной сессии. Есть несколько очень существенных вопросов, на которые, кроме нее, никто нам не ответит. Был момент, когда я совершенно отчаялся, но одна деталь вселяет надежду.

— Что за деталь?

— Револьвер, который обнаружился в ее чемодане под бельем.

— Помилуйте, Холмс! — вскричал я. — Разве это не самая серьезная улика, не основание для обвинения?

— Как раз нет, Уотсон. С самого начала это обстоятельство показалось мне чудовищно нелепым, необъяснимым. Теперь, когда я уже многое знаю, я смотрю на этот факт, вернее на его нелогичность, как на единственный якорь надежды. Где не хватает логики — ищи ложь.

— Вы говорите загадками.

— Ну попробуйте себе представить, Уотсон, что бы вы делали, будь вы женщиной, которая спокойно и обдуманно решила устранить соперницу. План ваш составлен заранее, подчеркиваю: расчетливо и хладнокровно. Вы посылаете жертве записку, и она приходит туда, где вы ждете ее с оружием. Вот она уже убита, все прошло гладко, и никто ничего не видел и не слышал. Неужели, так тщательно обдумав и подготовив преступление, вы вдруг ни с того ни с сего поставите себя под удар и понесете орудие убийства к себе домой, в свою комнату, и спрячете в собственном чемодане? Ведь всякому понятно, что обыск начнется оттуда. Когда проще всего и логичнее всего было бы бросить револьвер с моста в камыши — там он был бы похоронен гораздо надежнее. Конечно, никто из ваших друзей, в том числе и я, не считает вас, Уотсон, опытным преступником, но все равно я убежден, что вы не могли бы наделать таких глупостей.