Остаюсь искренне ваш

Дж. Нейл Гибсон

— Прочли? — спросил Холмс. Пока я читал, он успел выколотить трубку и снова набить ее. — Теперь мы с вами ждем этого джентльмена. Ну, а о самом деле... Вы все равно не успеете прочесть всю эту груду, вот вам краткое резюме. Гибсон — человек незаурядного характера и необузданных страстей. О его жене, которой суждено было стать в этой трагедии жертвой, я знаю только, что она была уже не очень молода и глубоко страдала после появления в доме весьма привлекательной гувернантки. У Гибсонов двое детей. Вот вам список действующих лиц, а сцена — большая старинная усадьба и ее окрестности.

Теперь о пьесе.

Миссис Гибсон в одиннадцать часов вечера нашли мертвой в полумиле от дома. Покойную увидел лесник, труп осмотрели полицейский и врач, который и засвидетельствовал смерть от огнестрельного ранения в голову. Затем ее перевезли в дом. Она была в вечернем туалете, на плечи накинута шаль. Ни при ней, ни вокруг нее не нашли никакого оружия, никакого, подчеркиваю, Уотсон. Следов убийцы также не обнаружили. Судя по всему, трагедия произошла поздно вечером. Я достаточно ясно говорю или нужны подробности?

— Да нет, пока ясно. Но при чем здесь гувернантка?

— К сожалению, в деле имеются прямые доказательства. Во-первых, из черепа погибшей извлекли револьверную пулю, а револьвер этого самого калибра, без одного патрона, нашли на дне чемодана мисс Данбар, под бельем...

Тут взгляд Холмса остановился и как бы обратился вовнутрь, а сам он несколько раз медленно и раздельно повторил: «Да, на дне чемодана... чемодана». Затем его лицо приобрело и вовсе отсутствующее выражение, и я почувствовал, что не надо задавать ему вопросы, чтобы не помешать ненароком этому напряженно работающему мозту. Внезапно он взглянул прояснившимися глазами и продолжал:

— Итак, Уотсон, в ее белье нашли револьвер. Оба состава присяжных сочли это неопровержимой уликой. Вы согласны? Во-вторых, в руке у покойной миссис Гибсон была записка, в которой гувернантка назначила ей свидание — в том самом месте, где все и случилось. Ну как, вам этого достаточно? Если нет, вот вам третий довод — мотив преступления. Мистер Гибсон завидный кандидат в мужья. По слухам, он был неравнодушен к этой молодой особе и не скрывал этого. Если бы он овдовел, какие возможности открылись бы перед ней: любовь, богатство, власть. И на пути к ним стоит рано постаревшая женщина, которую давно не любят. Некуда податься, Уотсон.

— В самом деле, некуда.

— И алиби у нее нет. Напротив, она сама призналась, что примерно в то самое время, когда погибла миссис Гибсон, она была у Торского моста. К тому же ее видел там какой-то прохожий.

— Ну, если так, то дела ее плохи.

— Хуже плохого, Уотсон, хуже... Но слушайте дальше. По мосту идет дорога к усадьбе. Мост однопролетный, каменная арка, перекинутая через самую узкую совершенно заболоченную часть Торского озера. По краям довольно высокий гранитный парапет. Покойная лежала прямо на въезде... А вот, кажется, и наш клиент. Приехал даже немного раньше одиннадцати.

Однако, когда наш рассыльный Билл отворил посетителю дверь и доложил о нем, его имя — мистер Мэрлоу Бейтс — оказалось нам обоим совершенно незнакомым.

Мы увидели небольшого человека, с испуганными глазами и робкими манерами. Лицо его время от времени передергивало — типичный пример того, что обыватель называет «комком нервов», а профессионал — «человеком, находящимся на грани полного нервного истощения».

— Садитесь, прошу вас, мистер Бейтс, — Холмс старался придать своему голосу успокаивающую интонацию. — Чем вы так взволнованы? Боюсь, что в нашем распоряжении всего несколько минут, в одиннадцать у меня деловое свидание.

— Знаю я! Мистер Гибсон явится. Хозяин мой. — Слова вылетали короткими отрывистыми залпами, будто его душили. — Я у него управляющий. Это ужасный тип, мистер Холмс. Негодяй! Мерзавец!

— Сильно вы выражаетесь, мистер Бейтс.

— Вынужден, мистер Холмс. Поторопимся. Чтоб он ни в коем случае не застал меня у вас. А он сию минуту явится. Я только нынче утром узнал, что он к вам собирается. Фергюсон мне сказал — его секретарь. А раньше мне было не вырваться. Я человек подневольный.

— Вы его управляющий, я правильно понял?

— Я уже заявил об уходе. Две недели осталось мне терпеть его грубость. Это рабство! Он груб со всеми. Вся его хваленая благотворительность — это маска. Лишь бы скрыть, что творится в доме. И миссис Гибсон — первая жертва. Уж не знаю, как она погибла, но что жизнь ее была мученьем — это точно. Она из Бразилии. Нежное и хрупкое тропическое растение. Орхидея. Вы это знали?

— Нет, об этом мне ничего не известно.

— Южанка — этим все сказано. Южное происхождение, южная натура. Любила его, как только такие женщины и любят. Но южные женщины и блекнут рано. И ей уже было его не удержать. А говорят, она была необычайно хороша. Мы все ее любили. А его ненавидели. Он позорно с ней обращался. А мы сочувствовали. Но я не это хотел сказать. Я хотел предупредить. Он лицемер. Он умеет завоевывать доверие. Не дайте себя обмануть, не верьте ему! Все. Мне пора. И не удерживайте меня. Он уже близко.

Взглянув в последний раз на часы, наш странный посетитель испарился.

— Что за преданные слуги у этого бедняги Гибсона! — Холмс покрутил головой. — Ну что ж, всякая информация полезна. Посмотрим теперь на хозяина.

Ровно в одиннадцать мы услышали уверенные шаги на лестнице, а мгновением позже увидели воочию миллионера Нейла Гибсона. При одном взгляде на него многое становилось понятным: и нервные подергивания управляющего Бейтса, и нелестные отзывы конкурентов-бизнесменов. Скульптору, который пожелал бы изваять воплощение духа делового мира, обладателя стальных нервов, лишенного при этом признаков совести, невозможно было бы найти лучшую модель, чем Нейл Гибсон. Высокорослый, угловатый, с длинными руками и ногами, с сухим удлиненным лицом, он был бы похож на Авраама Линкольна, если не было бы очевидно, что этот великий человек преследует низменные цели. Лицо как гранитная скульптура, жесткое, беспощадное, не знающее сомнений и колебаний, иссеченное морщинами — следами житейских бурь. Из холодных, стального цвета глаз этого богача до сих пор не исчезло выражение голода и неутоленной алчности. Он скользнул по нашим лицам проницательным взглядом и, когда Холмс представил меня, слегка кивнул. Затем, не обращая более на меня внимания, он придвинул стул и уселся напротив Холмса, почти касаясь его колен своими мослами.

— Я буду прям, мистер Холмс, — заявил он. — Деньги для меня в этом деле не имеют значения. Если нужно делать из них факелы, чтобы осветить путь в тумане, — пожалуйста. Девушка невиновна, и я готов на все ради ее спасения. Вся моя надежда на вас. Назовите сумму вашего гонорара.

Лицо Холмса стало холоднее обычного.

— У меня постоянная ставка, — сказал он. — Бывают, правда, случаи, когда я ничего не беру.

— А слава? В случае удачи ваши портреты будут на первых полосах всех английских и американских газет. О вас долго будут говорить и в Старом и в Новом Свете.

— Должен вам заметить, мистер Гибсон, что я не любитель всей этой суеты и предпочитаю выступать инкогнито. А к вашей задаче у меня чисто спортивный интерес. Не будем же тратить время зря и пересмотрим заново факты.

— Но основные факты вы, безусловно, знаете из газет. Ума не приложу, что бы еще я мог добавить. Впрочем, я здесь для того, чтобы ответить на ваши вопросы. Я вам уже писал, что полностью нахожусь в вашем распоряжении.

— Пока я хочу задать вам только один вопрос.

— Какой?

— Каковы ваши подлинные отношения с мисс Данбар?

Золотой Король почти подскочил на стуле, но взял себя в руки.

— Допускаю, что я дал вам право задавать такие вопросы, мистер Холмс, а может быть, это даже ваша обязанность?

— Будем считать, что так, — обронил Холмс.

— Тогда я отвечаю вам официально, что это чисто деловые отношения между хозяином и наемной служащей. Они никогда не выходили за эти рамки. Я даже никогда не разговаривал и не виделся с мисс Данбар иначе, как в присутствии детей, ее воспитанников.

Холмс встал и выпрямился.

— Мистер Гибсон, — сказал он, — мне дорого мое время, и я никогда не трачу его на пустые разговоры. Будьте здоровы.

Собеседник тоже встал. Он был много выше Холмса и склонился над ним, как Пизанская башня. Из-под густых нависших бровей вылетели маленькие молнии гнева, а на желтоватых впалых щеках появились пятна румянца.

— Черт побери, мистер Холмс, вы что — отказываетесь от дела?

— Да, отказываюсь, мистер Гибсон. Если не от дела, то, во всяком случае, от клиента. Надеюсь, вы поняли?

— Не совсем. Я не понял, в чем дело? Цену вы себе набиваете или боитесь не справиться и попортить свою репутацию? А может, еще что-нибудь? Я плачу и вправе требовать объяснений.

— Ну что ж, — сказал Холмс, — я вам объясню понятнее. Во-первых, дело и так бесконечно запутано, и дополнительные ложные сведения могут только...

— Вы хотите сказать, что я лгу?

— Я старался довести это до вас как можно более вежливо, но вы сами сформулировали иначе. Я не возражаю.

Я вскочил со стула и стал рядом с Холмсом, над головой которого любезный собеседник занес свой внушительный кулак. На скулах Гибсона играли твердые желваки.

Но Холмс только улыбнулся и взялся за трубку.

— Успокойтесь, мистер Гибсон. После завтрака люди становятся необычайно вспыльчивы. Моцион на свежем воздухе и спокойные размышления в этом случае необычайно полезны.

Нелегко было Гибсону совладать со своим гневом. У меня вызвало невольное восхищение то, как он мгновенным усилием воли подавил приступ бешенства. Спокойным и высокомерным тоном он сказал: