— Он ненормален.

— Это ясно, но ведь и не безумен?

— Все упирается в то, что считать безумием. Разумеется, в глазах закона такой психоз не может стать основанием для признания невменяемости при совершении преступления, если вы имеете в виду именно это.

— Я имел в виду другое, — пояснил Мейсон. — Перестаньте витать в облаках, доктор, хватит заниматься казуистикой. Вы же не свидетелем выступаете, а разговариваете с коллегами. У него чисто функциональное расстройство, верно?

— Верно.

— И оно излечимо?

— Конечно, и полностью.

— Вот и хорошо, — раздраженно сказал Мейсон, — вернемся теперь к собаке, которая воет.

— Разумеется, — заметил Пит Доркас, поигрывая карандашом, — у нас нет других свидетельств, что пес действительно выл, кроме неподтвержденного заявления этого вашего Картрайта.

— Да бросьте вы, — возразил Мейсон. — От вас же не требуется выдавать ордер на арест. Напишите предупреждение Клинтону Фоули, сообщите, что на него ноступила жалоба о нарушении такого-то постановления окружного совета, и обрисуйте в общих чертах суть постановления. Если у него собака воет, он заткнет ей пасть, а если нет, позвонит вам и сам скажет.

Мейсон обратился к доктору Куперу:

— Эта воющая собака не может оказаться бредом, как по-вашему, доктор?

— При маниакально-депрессивном психозе возникают бредовые состояния, — ответил доктор Купер, — но, как правило, в виде мании преследования.

— Кстати, — заметил Доркас, — он считает, что его преследуют. Он считает, что Фоули специально заставляет пса выть.

Перри Мейсон бросил взгляд на часы.

— Вызовем-ка стенографистку, — предложил он, — надиктуем текст предупреждения по этому делу и отправим бумагу по назначению.

Доркас обернулся к доктору Куперу и вопросительно поднял брови.

Доктор Купер утвердительно кивнул.

Доркас нажал указательным пальцем на кнопку.

— Хорошо, — произнес он, — я продиктую и подпишу.

— А я, — сказал Мейсон, — хочу побеседовать с тем, кому будет поручено доставить предупреждение. Может быть, мне удастся немного ускорить дело, позаботившись, чтобы парень не стеснял себя в расходах на транспорт, и…

— И снабдив его парой сигар, — ухмыльнувшись, закончил Доркас.

— Может быть, — заметил Перри Мейсон. — я дал бы ему бутылочку, но не хотелось бы компрометировать себя в глазах заместителя окружного прокурора.

— Спуститесь к шерифу, — предложил Доркас, — и договоритесь, чтобы послал кого-нибудь из помощников. К тому времени, как вернетесь, у меня все будет готово. Если захотите, можете отправиться вместе с помощником.

— Ни-ни, — ухмыльнулся Мейсон. — Я знаю, что положено адвокату, а что — помощнику шерифа. Один сидит у себя в конторе, другой носится по округе, вручая повестки. Я буду в своем кабинете, когда он вручит письмо.

Открывая дверь, он обернулся к доктору Куперу:

— Не думайте, что я такой уж заядлый спорщик, доктор, но, прошу, войдите в мое положение, как я вхожу в ваше. Человек пришел ко мне за советом, я понял, что у него не в порядке с нервами. Но я не знал, сумасшедший он или нет, и хотел выяснить.

— Естественна, — ответил доктор Купер, — я не могу претендовать на исчерпывающий диагноз…

— Понимаю вас, — заверил его Мейсон.

— Он ни о чем больше с вами не говорил? — спросил Доркас. — Не просил совета по какому-нибудь другому вопросу, кроме как о воющем псе?

Перри Мейсон улыбнулся с бесконечным терпением.

— Однако, — заметил он, — вы уже и до вопросов дошли. Впрочем, могу сообщить, что Картрайт уплатил мне предварительный гонорар. Вы это хотели узнать?

— Наличными? — поинтересовался Доркас.

— Наличными.

— В таком случае все сомнения отпадают, — рассмеялся доктор Купер. — Это явный признак помешательства, потому как вопиющее отступление от нормы.

— Еще бы не отступление! — заметил Перри Мейсон и закрыл за собой дверь.

Глава III

Делла Стрит успела разобрать утреннюю почту, когда Перри Мейсон, толкнув дверь приемной, вошел с жизнерадостным:

— Доброе утро, Делла! Что новенького?

— Куча обычной рутины, — ответила она, — и кое-что необычное.

— Оставим необычное на десерт, — заметил он, улыбнувшись. — Что за рутина?

— Один из присяжных по последнему делу хочет обсудить с вами какой-то вопрос, касающийся акционерного общества. Еще двое позвонили поздравить с тем, как вы провели дело. Звонил мужчина, пытался договориться о встрече, но не захотел вдаваться в детали. Что-то связанное с какими-то горнорудными акциями, которые он купил. Есть письма по незначительным вопросам…

Мейсон скроил брезгливую мину, отмел жестом письма и прочее и сказал, ухмыльнувшись:

— К чертям все это, Делла. Не люблю рутины, хочу чего-то захватывающего. Хочу заниматься делами жизни и смерти, когда счет идет на минуты. Хочу странного и необычного.

Она взглянула на него заботливо и нежно.

— Вы очень неосторожны, шеф, — возразила она. — Любовь к риску еще выйдет вам боком. Мало вам судебных разбирательств, так вы еще ввязываетесь в дела за стенами суда, сколько раз было!

Он улыбнулся мальчишеской улыбкой.

— Во-первых, — ответил он, — мне нравятся острые ощущения. Во-вторых, я выигрываю дела потому, что узнаю всю подноготную. Я наголову разбиваю обвинение, получая от этого массу удовольствия… Так что у нас там необычное, Делла?

— Крайне необычное, шеф, — заметила она. — Письмо от вчерашнего клиента.

— Какого клиента?

— Который говорил с вами о воющем псе.

— Ага, — ухмыльнулся Мейсон, — от Картрайта, да? Интересно, удалось ли ему поспать ночью?

— Письмо, — сообщила она, — пришло срочной доставкой. Его, должно быть, отправили уже ночью.

— Что-нибудь новенькое про собаку? — спросил он.

— В письме завещание, — сказала она, понижая голос и украдкой оглядываясь, словно опасалась, что кто-нибудь услышит, — и десять тысячедолларовых банкнотов.

Перри Мейсон уставился на нее с высоты своего роста, наморщив лоб и прищурив глаза.

— Вы хотите сказать, десять тысяч долларов наличными? — спросил он.

— Да.

— Отправлены по почте?

— По почте.

— Заказным?

— Нет, только срочной доставкой.

— Чтоб меня черти взяли! — произнес Перри Мейсон.

Делла встала из-за стола, подошла к сейфу, открыла дверцу, отомкнула тайник, вынула конверт и вручила Мейсону.

— Так, говорите, завещание?

— Да.

— А сопроводительный документ?

— Есть записка.

Перри Мейсон извлек десять тысячедолларовых банкнотов, тщательно осмотрел их, тихо присвистнул, сложил купюры и засунул в карман. Затем прочитал вслух записку:


«Уважаемый мистер Мейсон.

я видел Вас на слушанье последнего дела об убийстве и убедился, что Вы человек честный и умеете биться. Я хочу, чтобы Вы взялись за это дело. Вкладываю в письмо десять тысяч долларов, а также вкладываю завещание. Десять тысяч долларов — Ваш предварительный гонорар. Вознаграждение получите по условиям завещания. Я хочу, чтобы Вы выступали от лица наследницы, поименованной в завещании, и защищали ее интересы до победного конца. Теперь я знаю, почему выла собака.

Я составляю завещание так, как Вы меня научили. Возможно, Вам не понадобится утверждать завещание через суд или защищать наследницу. В таком случае Вы оставите себе эти десять тысяч плюс триста долларов, что я вручил вчера.

Спасибо, что заинтересовались моим делом.

С уважением,

Артур Картрайт».

Перри Мейсон с сомнением покачал головой и вытащил из кармана сложенные банкноты.

— Хотелось бы оставить себе эти деньги, да еще как, — заметил он.

— Оставить! — воскликнула Делла Стрит. — Разумеется, вы их оставите. В письме ясно сказано, что это за деньги. Законный предварительный гонорар, или я ошибаюсь?

Перри Мейсон со вздохом бросил деньги на ее письменный стол.

— Этот парень рехнулся, — произнес он. — Спятил вчистую.

— С чего вы взяли, что он рехнулся? — спросила Делла.

— Со всего, — ответил Мейсон.

— Вчера еще вы так не считали.

— Я считал, что он нервный и, может быть, болен.

— Но ведь не сумасшедший?

— Ну, не то чтобы сумасшедший.

— Значит, из-за этого вот письма вы и решили, что он рехнулся?

Перри Мейсон ухмыльнулся в ответ.

— По крайней мере, — сказал он, — доктор Купер, психиатр из судебно-психиатрической экспертизы, направляющий в больницу душевнобольных, заметил, что по нынешним временам выплата предварительного гонорара наличными — отступление от нормы. Этот парень дважды расплатился наличными в течение суток, причем отправил десять тысяч долларов незаказным письмом.

— Может быть, отправить их другим способом он просто не мог? — предположила Делла Стрит.

— Может быть, — согласился Мейсон. — Вы прочли завещание?

— Нет. Когда принесли письмо, я посмотрела, что в нем, и сразу же заперла в сейф.

— Ну что же, — сказал Мейсон, — поглядим на завещание. — И он развернул сложенный листок, на обратной стороне которого было выведено: «Последняя воля Артура Картрайта».

Пробежав бумагу глазами, он задумчиво кивнул.

— Однако, — заметил он, — Картрайт составил добротное рукописное завещание: подпись, число и прочее — все на месте.

— Он вам что-нибудь отказал? — полюбопытствовала Делла Стрит.

Перри Мейсон поднял глаза от бумаги и хихикнул:

— Что-то вас с утра обуяла корысть.