— Можете не трудиться, — произнес он, — она ничего не скажет.

Глава XV

Бодрый и свежевыбритый Перри Мейсон пружинистым шагом вошел в контору. Делла Стрит изучала утренние газеты.

— Ну, Делла, — спросил он, — что новенького?

Она посмотрела на него, недоуменно наморщив лоб.

— И вы намерены это допустить?

— Что именно?

— Арест миссис Форбс.

— Ничем не могу помочь — ее уже арестовали.

— Вы знаете, что я имею в виду. Вы намерены допустить, чтобы ей предъявили обвинение в убийстве и продержали в тюрьме, пока идет следствие?

— Ничем не могу помочь.

— Ничего подобного, можете, и прекрасно знаете как.

— Как?

— Вам не хуже моего известно, — сказала она, встав из-за стола и отодвинув газеты, — что Клинтона Фоули, или Клинтона Форбса, если вам угодно называть его настоящим именем, убил Артур Картрайт.

— Однако, — улыбнулся Перри Мейсон, — насколько хорошо вам это известно?

— Настолько хорошо, что и говорить тут не о чем.

— Зачем тогда говорить?

Она покачала головой:

— Послушайте, шеф, я в вас верю. Я знаю, вы все делаете по справедливости. Можете сколько угодно упражняться себе в остроумии, но вам не удастся меня убедить, будто справедливо упрятать эту женщину за решетку, чтобы дать Артуру Картрайту время уйти от полиции. Рано или поздно это обязательно выяснится. Почему не дать женщине передышку и не сказать правду прямо сейчас? В конце концов, у Картрайта и без того было вдоволь времени, а вы оказались на грани преступления, покрывая убийцу.

— Каким это образом? — осведомился он.

— Утаив от полиции то, что вам известно о мистере Картрайте. Вы прекрасно знаете, что он намеревался убить Клинтона Фоули.

— Это ровным счетом ничего не значит, — отчеканил Перри Мейсон. — Возможно, он и хотел его убить, но из этого не следует, что убил. Чтобы обвинить человека в убийстве, нужны хоть какие-то доказательства.

— Хоть какие-то! — воскликнула она. — Мало вам тех, что есть? Он пришел сюда и заявил, можно сказать, в открытую, что намерен совершить убийство. Затем он посылает вам письмо, из которого явствует, что он все окончательно продумал и собирается действовать. Потом он бесследно исчезает, а того, кто причинил ему зло, находят убитым.

— Вам не кажется, что вы поставили все с ног на голову? — спросил Мейсон. — Раз уж хотели выстроить дело, не лучше ли было сказать, что он совершил убийство и потом исчез? Не странно ли звучит заявление о том, что он исчез, а человека, на которого он имел зуб, убили после его исчезновения — не до, но после?

— Все это сойдет для присяжных, — сказала она, — по меня не обвести. То, что он составил завещание и прислал вам деньги, говорит о намерении сделать последний и решительный шаг, и вам не хуже моего известно, что это за шаг. Он наблюдал и подглядывал за человеком, который разбил его семью, выжидая случая сообщить о себе женщине, запутанной в этом деле. Такой случай открылся. Он увез женщину из дома и скрыл в надежном месте. Затем вернулся, осуществил задуманное и присоединился к жене.

— Вы забываете о том, — парировал Перри Мейсон, — что все сведения я получил как адвокат строго доверительно. Я имею в виду сообщенное Картрайтом.

— Все это прекрасно, — сказала она, — но зачем же вам допускать, чтобы невиновную женщину обвинили в убийстве?

— Я не допускаю, чтобы ее обвиняли в убийстве, — возразил он.

— Нет, допускаете, — сказала она. — Вы посоветовали ей молчать. Она хочет о себе рассказать, но не смеет, потому что вы приказали ей молчать. Вы защищаете ее интересы, однако допускаете, чтобы ей причинили ущерб, чтобы тот, другой вага клиент успел скрыться.

Перри Мейсон вздохнул, улыбнулся, покачал головой.

— Давайте поговорим о погоде, — предложил он, — здесь больше ясности.

Она подошла к нему и с возмущением поглядела в глаза.

— Перри Мейсон, — произнесла она, — я вас боготворю. Я не знаю других мужчин такого ума и таких способностей. Вам удавались настоящие чудеса, но сейчас вы творите явную и откровенную несправедливость. Вы ставите под удар эту женщину, чтобы получить возможность защищать интересы Картрайта. Рано или поздно они его поймают и отдадут под суд; вы считаете, что, если вам удастся на какое-то время пустить полицию по ложному следу, это повысит шансы Картрайта.

— Вы мне поверите, — спросил он, — если я скажу, что вы попали пальцем в небо?

— Нет, — ответила она, — потому что знаю, что попала куда надо.

Он стоял, смотря на нее сверху вниз, агрессивно выпятив подбородок и сердито сверкая глазами.

— Делла, — произнес он, — знай полиция столько, сколько мы, она бы могла построить основательное обвинение против Картрайта, опираясь на косвенные улики. Но не нужно себя обманывать, будто она не способна построить такое же обвинение на тех же уликах против Бесси Форбс.

— Но вы говорите только об обвинениях, — возразила она, — тогда как Артур Картрайт виновен, а Бесси Форбс невиновна.

Он терпеливо и упрямо покачал головой:

— Послушайте, Делла, вы слишком широко забираете. Не забывайте о том, что я адвокат. Я не судья и не присяжные. Я всего лишь представляю в суде интересы других. Дело защиты — проследить, чтобы факты, говорящие в пользу обвиняемого, были представлены присяжным в самом выигрышном свете. Ничего другого от адвоката не требуется. Дело окружного прокурора — проследить, чтобы факты, поддерживающие обвинение, были представлены присяжным в самом благоприятном свете. Дело судьи — проследить, чтобы интересы обеих сторон были соблюдены должным образом, а доказательства приведены, как положено в согласии с принятым порядком. Наконец, дело присяжных — вынести решение и объявить вердикт. Я адвокат — и только. Моя задача — в меру способностей наилучшим образом представлять интересы клиентов, с тем чтобы добиться решения дела с максимально возможной для них пользой. В этом моя святая обязанность, и ничего другого от меня не требуется.

Если вы попробуете спокойно разобраться в созданной нами правовой системе, то выясните, что судебному адвокату ничем другим и не остается заниматься. Сплошь и рядом защитник в суде начинает проявлять чуть чуть больше ловкости, чем нужно, и тогда его осуждают, однако забывают при этом, что окружной прокурор — тот же адвокат, причем самый ловкий из всех, каких может выставить государство. Защитнику же приходится противостоять натиску со стороны обвинения, выстраивая самую искусную и убедительную защиту, на какую он способен. Таковы условия, на которых народу даны конституционные права.

— Мне все это известно, — сказала она, — я понимаю, как часто у обычных непосвященных людей возникают неверные представления о судопроизводстве. Они не могут взять в толк, что именно требуется от адвоката или почему так важно, чтобы он это делал. Однако на вопрос по данному делу это все же не дает ответа.

Перри Мейсон вытянул правую руку, сжал в кулак, разжал и сжал снова.

— Делла, — произнес он, — в этой руке я держу оружие, благодаря которому разобью оковы на запястьях Бесси Форбс и верну ее в мир свободной, но оружием этим надлежит пользоваться определенным образом. Я должен нанести удар в нужный миг и только так, как требуется, в противном случае я только затуплю оружие, а подзащитную оставлю в еще худшем положении, чем сейчас.

Во взгляде, каким посмотрела на него Делла Стрит, сквозило восхищение.

— Мне нравится, когда вы так говорите, — сказала она. — Когда в вашем голосе звучат эти нотки, у меня дух захватывает.

— Ладно, — заметил он, — но только никому ни слова. Не хотел я вам говорить, да вот проболтался.

— Вы обещаете, что непременно воспользуетесь этим оружием? — спросила она.

— Разумеется, воспользуюсь, — ответил он. — Я представляю интересы Бесси Форбс и уж позабочусь о том, чтобы защитить их самым лучшим образом.

— А почему бы, — спросила она, — не нанести удар прямо сейчас? Не проще ли разбить обвинение, когда еще не дошло до суда?

Он терпеливо покачал головой:

— Только не в этом деле. Никто не понимает, насколько серьезно предъявленное ей обвинение. Я хочу сказать, искусный юрист сумеет выстроить очень сильное обвинение. Я не смею нанести удар, пока не узнаю всей силы обвинения. Я могу ударить только один раз и обязан сделать это так впечатляюще, чтобы хватило и одного удара. Сперва мне нужно пробудить в публике интерес к Бесси Форбс. Нужно склонить общественное мнение на ее сторону.

Вы понимаете, что это значит — склонить общественное мнение на сторону женщины, обвиняемой в убийстве? Стоит начать с одного неверного шага — и газеты отправят специальных корреспондентов брать интервью у женщины-тигрицы, женщины-львицы; они на целые полосы начнут пускать слюни о кошачьей грации в движениях, о львином блеске в глазах, о тигриной жестокости, скрытой за мягкой внешностью.

В настоящее время я пытаюсь пробудить к ней интерес. Пытаюсь склонить общественное мнение на ее сторону. Я хочу, чтобы у тех, кто читает газеты, сложился образ женщины тонкой, которую бросили за решетку, обвинив в убийстве; женщины, которая способна и хочет доказать свою невиновность, но не может раскрыть рта по милости своего адвоката, приказавшего ей молчать.

— Это и вправду привлечет общественное мнение на ее сторону, — возразила Делла Стрит, — но вас выставят в дурном свете. Публика решит, что вы просто рисуетесь, чтобы побольше заработать на этом процессе.

— Именно этого я и добиваюсь, — ответил он.

— Это подорвет вашу репутацию.

Он невесело рассмеялся:

— Только минуту назад вы, Делла, выговаривали мне за то, что я мало делаю для Бесси Форбс. Сейчас вы ударились в противоположное и пеняете, что я делаю для нее слишком много.