— Встреча была назначена на половину девятого?

— Встреча была назначена на половину девятого.

— Но вы не можете этого доказать?

— Разумеется, не могу. С какой стати мне доказывать время каждой деловой встречи? Я адвокат. Я встречаюсь с людьми по договоренности. За день я договариваюсь о множестве встреч. Кстати, то, что я не могу доказать времени встречи, не подозрительное обстоятельство, а, напротив, единственное свидетельство, что я договорился о встрече в обычном рабочем порядке. Если б я представил с дюжину свидетелей, готовых подтвердить, что я договаривался переговорить о чем-то с Клинтоном Фоули, вы бы сразу пораскинули мозгами над тем, с чего это я приложил столько сил, чтобы засвидетельствовать время встречи. Если, понятно, у вас есть чем пораскинуть.

И вот еще что я вам скажу. Что на свете могло помешать мне отправиться туда в половине восьмого, убить Фоули, вернуться в центр города на такси, сесть в другое такси и поехать к нему домой на встречу к половине девятого?

На минуту воцарилось молчание, потом сержант Хоулком сказал:

— Как я понимаю, ничто не могло.

— В том-то и дело, — заметил Мейсон. — Только если б я так сделал, уж я бы постарался записать номер такси, которое доставило меня туда к половине девятого, и обзавестись свидетелями, что встреча назначена на половину девятого, верно?

— Не знаю, как бы вы стали действовать, — раздраженно парировал сержант Хоулком. — Стоит вам взяться за дело, как вы забываете о логике. С начала и до конца ведете его так, что ничего не поймешь. Какого черта вы упрямитесь! Признались бы, рассказали все как на духу, а после отправились себе домой, легли спать и предоставили нам заниматься всем этим.

— Я не мешаю вам заниматься, этим делом, — возразил Перри Мейсон, — и особого удовольствия от того, что вы, доблестные сыщики, наставили на меня эти лампы, расселись вокруг и глаз не сводите, надеясь прочитать в моем лице что-то такое, что подскажет вам ключ, тоже не испытываю. Выключили бы лампы, посидели в темноте да подумали, было бы куда как лучше. А то взяли меня в окружение и изучаете мою физиономию.

— Далась мне ваша физиономия, меня другое донимает, — буркнул Хоулком.

— А Тельма Бентон? — спросил Перри Мейсон. — Где она была в это время?

— У нее стопроцентное алиби. Она может отчитаться за каждую минуту.

— Кстати, — заметил Мейсон, — а вы где были, сержант?

Сержант Хоулком опешил.

— Я? — переспросил он.

— Вот именно, вы.

— Вы что, хотите из меня сделать подозреваемого?

— Отнюдь, — возразил Мейсон. — Я просто спросил, где вы были.

— На пути сюда, в участок, — ответил сержант Хоулком. — Ехал в автомобиле из дома на службу.

— Сколько свидетелей могут это подтвердить? — спросил Мейсон.

— Не валяйте дурака, — сказал сержант Хоулком.

— Напрягли бы извилины, так поняли, что я дурака не валяю, — возразил Мейсон. — Мне не до шуток. Сколько свидетелей могут это подтвердить?

— Никто, понятно, не может. Я могу показать, когда выехал из дома и когда приехал в участок.

— В этом-то вся и хитрость.

— Какая хитрость?

— Такая, какая должна была бы насторожить вас в отношении стопроцентного алиби Тельмы Бентон. Если у человека железное алиби и он может отчитаться за каждую минуту, это, как правило, означает, что он не пожалел сил устроить себе алиби. А значит, это лицо либо соучастник убийства и алиби у него фальшивое, либо знало о предстоящем убийстве и лезло вон из кожи, чтобы устроить себе непробиваемое алиби.

Наступило долгое молчание. Затем сержант Хоулком произнес, как бы размышляя вслух:

— Значит, по-вашему, Тельма Бентон знала, что Клинтона Фоули убьют?

— Я ничего не знаю о том, что знала или чего не знала Тельма Бентон, — ответил Перри Мейсон. — Я всего лишь сказал, что без причин у человека обычно не бывает стопроцентного алиби. Человек не может отчитаться за каждую минуту своего обычного рабочего дня. Он не может доказать, что в такую-то минуту был именно там-то, как не смогли и вы сами. Готов поспорить, что никто из присутствующих не сможет доказать — бесспорно и со ссылкой на свидетелей, — чем занимался каждую минуту с половины восьмого до восьми нынче вечером.

— Вы-то, — устало заметил Хоулком, — уж точно не можете.

— Конечно, — согласился Мейсон, — и если б не ваша тупость, вы бы поняли, что это лучшее свидетельство моей невиновности, а не признак вины.

— И не можете доказать, что приехали к Фоули в половине девятого. Кто видел, как вы туда отправились? Кто знает, что вы договорились о встрече? Кто открывал вам дверь? Кто видел вас там в половине девятого?

— Вот это, — заметил Перри Мейсон, — я как раз могу доказать.

— Чем? — спросил сержант Хоулком.

— Тем, — ответил Перри Мейсон, — что сразу после половины девятого позвонил в полицейское управление и сообщил об убийстве. Это доказывает, что я был там в половине девятого.

— Вы понимаете, что я имею в виду не это, — возразил сержант. — Я имею в виду, можете ли вы доказать, что прибыли туда точно в восемь тридцать?

— Разумеется, нет, мы это уже установили.

— Да, мы это установили, — ответил сержант Хоулком. Он поднялся, со скрипом отодвинув стул.

— Вы победили, Мейсон, — сказал он. — Я вас отпускаю. В нашем городе вы человек известный, если вы нам понадобитесь, я всегда вас найду. Готов признаться, что на самом деле я не считаю, будто вы убили Фоули, но уверен — и тут меня не переубедит сам черт, — что вы кой-кого выгораживаете, и не кого-то там вообще, а своего клиента. Поэтому хочу вам сказать, что своим поведением вы его не только не выгородили, но заставили меня подозревать его еще больше.

— Считайте, что уже сказали, — заметил Мейсон.

— Я думаю, — неторопливо продолжал сержант Хоулком, — что Артур Картрайт сбежал с женой Фоули; что она рассказала ему, как муж над ней издевался, и Картрайт вернулся и застрелил Фоули. Я думаю также, что Картрайт позвонил вам, сообщил о содеянном и сказал, что хочет явиться с повинной; что вы велели ему не двигаться с места и ждать вас; что вы приехали, быстро спровадили Картрайта в надежное место, дали ему пятнадцать-двадцать минут форы и затем позвонили в полицию. Честно говоря, не вижу, что могло помешать вам обтереть лицо мертвеца и сунуть полотенце со следами пены под ванну, где валялась цепь для собаки.

— В кого я тогда превращаюсь? В соучастника после события преступления, укрывателя или кого-то еще в том же духе? — спросил Перри Мейсон.

— Вот именно, черт побери! — ответил сержант Хоулком. — Если мне удастся доказать это, я уж возьму вас в оборот.

— Очень приятно от вас это слышать, — сказал Перри Мейсон.

— Что приятно от меня слышать? — рявкнул сержант Хоулком.

— Что вы возьмете меня в оборот, если вам удастся это доказать. По тому, как вы работали, я было решил, что вы возьмете меня в оборот независимо от того, удастся вам что-нибудь доказать или нет.

Сержант Хоулком устало махнул рукой:

— Давайте проваливайте и будьте готовы, что мы вас вызовем для нового допроса, когда потребуется.

— Прекрасно, — сказал Перри Мейсон. — Если вы так настроены и наша беседа окончена, выключите эти проклятые лампы. У меня от них уже голова заболела.

Глава X

Перри Мейсон сидел в кабинете у Поля Дрейка. Поль Дрейк покачивался в скрипучем вращающемся кресле за обшарпанной конторкой. У дальней стены на стульях с жесткими спинками неловко сидели двое мужчин.

— Зачем тебе это понадобилось? — спросил Поль Дрейк.

— Что понадобилось? — осведомился Мейсон.

— Чтобы я отозвал ребят.

— Просто я узнал все, что нужно, и не хотел, чтобы ребят застукали в тех местах.

— А что в тех местах произошло? — поинтересовался Дрейк.

— Не знаю, — ответил Перри Мейсон. — Я даже не знал, что что-то должно произойти, но подумал, что на всякий случай неплохо бы отозвать соглядатаев.

— Послушай, — проворчал Дрейк, — в этом деле ты мне о многом не сообщаешь.

— Неужели? — спросил Перри Мейсон, зажигая сигарету. — Я-то считал, что это твое дело — узнавать и сообщать мне, а не мое — узнавать и сообщать тебе. Это те двое, что следили за домом?

— Да. Слева Эд Уилер, другого зовут Джордж Доук.

Перри Мейсон обратил на них взгляд.

— В каком часу заступили, ребята? — спросил он.

— В шесть.

— И оба все время были на месте?

— Большей частью. Раз в четверть часа кто-то один ходил звонить.

— А где вы, приятели, прятались? Я вас не видел, когда приехал.

— Зато мы вас видали, — ухмыльнулся Уилер.

— Так где вы скрывались? — повторил Мейсон.

— От дома не так уж близко, — признался Уилер, — но оттуда видели все, что происходит. У нас были ночные бинокли, и мы сидели в укрытии. Если спуститься на полквартала, пустой дом; там мы и сидели, в одной из комнат.

— И не спрашивай, как они туда попали, — произнес Поль Дрейк, растягивая слова, — это профессиональная тайна.

— Хорошо, — согласился Мейсон, — пусть каждый хранит свои профессиональные тайны. Я хочу, ребята, чтобы вы рассказали все, что видели, ничего не опуская.

Эд Уилер вынул из кармана пальто записную книжку в кожаном переплете, полистал ее и сказал:

— Мы заступили в шесть часов. Примерно в четверть седьмого из дома вышла Тельма Бентон, экономка.

— Через парадную или через заднюю дверь? — спросил Мейсон.

— Через парадную.

— Хорошо, и куда же она направилась?

— За ней заехал в «шевроле» какой-то мужчина.

— Номер заметили?

— А как же — 6М-9245.

— Тип кузова — «купе», «седан» или «родстер»?