В клубах пара к станции с грохотом подкатил лондонский экспресс, и из вагона первого класса на платформу выпрыгнул невысокий крепкий энергичный человек, видом своим напоминающий бульдога. Он пожал нам руки, и по тому, как почтительно Лестрейд смотрел на моего друга, я сразу понял, насколько переменилось его отношение к Холмсу с тех пор, когда они только начинали работать вместе. Я-то хорошо помнил, с каким пренебрежением этот практик относился к теориям Холмса.

– Ну как, дело стоящее? – спросил Лестрейд.

– Одно из крупнейших за последние годы, – сказал Холмс. – Но у нас есть еще свободных часа два. Мы можем пока пообедать, а потом дадим возможность вам, Лестрейд, подышать ночным дартмурским воздухом, чтобы прочистить ваши забитые лондонским туманом легкие. Вам не приходилось здесь бывать? Что ж, думаю, свой первый визит сюда вы не скоро забудете.

Глава XIV

Собака Баскервилей

Одной из отрицательных черт Шерлока Холмса (если, конечно, это можно назвать отрицательной чертой) было то, что он никогда не рассказывал о своих планах до того мгновения, когда приходило время действовать. Частично причиной этому был его властный характер и, как следствие, желание управлять людьми, удивлять тех, кто находился рядом с ним. Частично – профессиональная осторожность, заставлявшая его не болтать лишнего, чтобы исключить любые неожиданности. Но помощникам Холмса и всем тем, кто выполнял его поручения, это доставляло массу неприятностей. Мне и самому частенько приходилось томиться в неведении, но никогда еще я не мучался так, как во время того долгого ночного путешествия. Нам предстояло суровое испытание, – наконец-то настало время нанести удар по врагу, – но Холмс продолжал молчать как рыба. Мне оставалось только догадываться, что он затеял. Я уже с трудом сдерживал волнение, когда холодный ветер, ударивший нам в лицо, и зловещая непроглядная тьма, сгустившаяся по обе стороны узкой дороги, указали на то, что мы снова вернулись на болота. С каждым шагом лошадей, с каждым оборотом колеса мы приближались к развязке.

Мы не могли обсуждать дело в присутствии нанятого кучера, поэтому нам приходилось беседовать о посторонних вещах, хотя нервы у всех были напряжены до предела от волнения и ожидания. Когда мы миновали дом Френкленда и стали подъезжать к Холлу, то есть к тому месту, где будут разворачиваться решающие события, я испытал настоящее облегчение. Не доехав до дома, мы остановили экипажу калитки в Тисовой аллее, расплатились с кучером и отправили его обратно в Кум-трейси, а сами пошли в сторону Меррипит-хауса.

– Лестрейд, вы захватили какое-нибудь оружие?

Маленький человек улыбнулся.

– Раз на мне брюки, значит у меня есть задний карман, а раз у меня есть задний карман, значит он не пустой.

– Хорошо. Мы с Ватсоном тоже готовы к непредвиденным обстоятельствам.

– Мистер Холмс, ну теперь-то вы можете рассказать, что нас ожидает?

– Терпение.

– Да, места тут невеселые, – поежился детектив, посматривая на темный массивный холм и огромное озеро тумана, сгустившееся над Гримпенской трясиной. – По-моему, впереди – светящиеся окна.

– Это Меррипит-хаус, наша цель. Теперь попрошу вас идти очень тихо и разговаривать только шепотом.

Мы осторожно двинулись по тропинке к дому, но, когда до него оставалось ярдов двести, Холмс остановился.

– Дальше не пойдем, – сказал он. – Спрячемся за вот этими камнями справа.

– Что, будем здесь ждать?

– Да, устроим небольшую засаду. Лезьте в эту щель, Лестрейд. Ватсон, вы, кажется, бывали внутри дома, не так ли? Можете рассказать, как расположены комнаты? Что это за окна с решетками с ближней стороны?

– По-моему, это кухня.

– А следующее, ярко освещенное?

– Скорее всего, гостиная.

– Шторы подняты. Вы там сориентируетесь лучше нас. Осторожно подойдите к дому и посмотрите, что они делают.

Но помните, они ни в коем случае не должны догадаться, что за ними следят!

Стараясь ступать как можно бесшумнее, я прошел по тропинке до невысокой стены, окружающей маленький садик, и, присев на корточки, припал к ней спиной. Потом, не разгибая спины, двинулся вдоль стены, все время оставаясь в тени, пока не нашел место, с которого было прекрасно видно окно и все, что происходит за ним.

В комнате находились двое: сэр Генри и Стэплтон. Они сидели друг напротив друга за круглым столом, в профиль ко мне, и курили сигары. На столе было вино и кофе. Стэплтон о чем-то очень оживленно рассказывал, но баронет был бледен и сидел с отрешенным видом. Возможно, его тревожила мысль о том, что ему предстоит одному возвращаться домой через зловещее болото.

Через какое-то время Стэплтон поднялся и вышел, а сэр Генри наполнил свой бокал, откинулся на спинку стула и затянулся сигарой. Тут я услышал скрип двери и хруст гравия под подошвами ботинок. Кто-то прошел по дорожке с другой стороны стены, как раз рядом с тем местом, где, пригнувшись, сидел я. Привстав, я выглянул. Оказалось, это Стэплтон. Он подошел к сарайчику в дальнем конце сада. Поворот ключа, и как только натуралист вошел, из сарая тут же послышалась странная возня. Внутри Стэплтон пробыл не больше минуты. Опять щелкнул замок, натуралист прошагал мимо меня в обратном направлении и вошел в дом. Увидев, что он вновь присоединился к своему гостю за столом, я беззвучно вернулся к тому месту, где прятались мои друзья, и рассказал им все, что видел.

– Так говорите, они сидят вдвоем, леди с ними нет? – спросил Холмс, когда я закончил рассказ.

– Да.

– Интересно, где же она? Свет нигде в доме больше не горит, только в кухне.

– Даже не представляю, где она может быть.

Я уже упоминал, что над большой Гримпенской трясиной навис густой белый туман. Теперь это облако начало медленно надвигаться на нас. Невысокая, но плотная стена уже поднялась за домом. В свете луны туман казался похожим на огромный блестящий ледник, верхушки холмов прорезали его как пики. Холмс посмотрел на туман.

– Идет в нашу сторону, Ватсон, – взволнованно прошептал он.

– Это плохо?

– Очень плохо… Это единственное, чего я никак не мог предусмотреть. Черт возьми, это может нарушить все мои планы! Хотя вряд ли сэр Генри еще долго пробудет там, ведь уже десять часов. Теперь успех всей нашей операции, да и жизнь Баскервиля, зависят от того, выйдет ли он из дома прежде, чем туман накроет тропинку.

Ночное небо над нами было чистым и красивым. Бесчисленные звезды светили холодно и ярко, лунный серп залил все вокруг мягким призрачным светом. Прямо напротив нас темным силуэтом на фоне бездонного, темного в серебряных блестках небосвода выделялся дом, ощетинившийся высокими трубами над зубчатой крышей. Широкие полосы золотого света, льющегося из окон на первом этаже, пересекали сад и терялись на болоте. Вдруг один из лучей исчез – это слуги покинули кухню. Теперь горела только лампа в гостиной, где двое мужчин, замысливший убийство хозяин дома и ничего не подозревающий гость, все еще сидели за столом, беседуя и потягивая сигары.

С каждой минутой седая ватная пелена, накрывавшая половину болота, приближалась к дому. Вот первые белые клочки наползли на золотой квадрат освещенного окна. Дальняя часть садовой ограды уже скрылась из виду, только верхушки редких деревьев еще торчали над белесой клубящейся массой. На наших глазах гигантское облако медленно заключило дом в свои объятия и, набирая высоту, двинулось дальше на болото. Теперь второй этаж и крыша дома стали похожи на какой-то удивительный корабль, плывущий по молочным волнам. Холмс нетерпеливо ударил кулаком по камню и даже топнул ногой.

– Если через пятнадцать минут сэр Генри не выйдет, дорогу накроет полностью. Через полчаса не будет видно ничего на расстоянии вытянутой руки.

– Может, отойдем дальше, на возвышенность?

– Да, так будет лучше.

Итак, мы стали отступать от надвигающегося тумана, пока не отошли от дома почти на полмили, но все равно это густое белое море, посеребренное луной, продолжало медленно и неумолимо надвигаться.

– Мы отошли слишком далеко, – сказал Холмс. – Нельзя допустить, чтобы сэра Генри перехватили до того, как он дойдет до нас. Придется остаться здесь, чего бы это ни стоило. – Мой друг опустился на колени и припал ухом к земле. – Слава богу! По-моему, это он!

Царившую на болоте тишину нарушили быстрые шаги. Притаившись между камней, мы стали напряженно всматриваться в густую пелену тумана. Шаги становились все громче, и вот из белого марева, словно из-за кулис, появился тот, кого мы ждали. Оказавшись на открытом пространстве под чистым звездным небом, сэр Генри остановился и удивленно посмотрел по сторонам. Потом также торопливо зашагал дальше. Пройдя рядом с тем местом, где залегли мы, он двинулся вдоль длинного холма с крутыми склонами, то и дело беспокойно озираясь.

– Тихо! – шепнул Холмс, и я услышал отрывистый щелчок взведенного курка. – Теперь смотрите в оба! Приближается!

Где-то в самом сердце наползающей непроглядной стены раздались тихие повторяющиеся глухие удары. От нас до края туманного облака было не больше пятидесяти ярдов, и мы втроем замерли в ожидании, не зная, какой кошмар сейчас ринется на нас из его глубин. Я лежал рядом с Холмсом и на секунду перевел взгляд на его лицо. Мой друг был бледен, но в свете луны глаза его горели ярко и торжествующе. Вдруг выражение его лица изменилось, глаза расширились и словно остекленели, губы приоткрылись от изумления. В ту же секунду, вскрикнув от страха, Лестрейд уткнулся лицом в землю и накрыл голову руками. Я вскочил на ноги, дрожащей рукой выхватив пистолет. Но тут я увидел такое, от чего замер на месте от ужаса. На дорогу из тумана выпрыгнула собака. Огромная, черная, как сама ночь, собака. Такой собаки еще не видели глаза ни одного смертного на земле. Огонь полыхал из ее разверстой пасти, глаза горели, а морда, загривок и грудь светились призрачным пламенем. Никогда еще ни один ночной кошмар, ни один помутившийся рассудок не порождал более свирепого, более ужасного адского создания, чем то черное чудище с оскаленной мордой, которое исторг из себя туман.