«Дейли ньюс»{93} подчеркнула, что это преступление относится к разряду политических. Деспотизм и непримиримое отношение к либерализму, характерные для континентальных правительств, привели к тому, что к нашим берегам хлынул поток людей, которые могли бы стать образцовыми гражданами, если бы не их суровое прошлое. В кругу этих людей существует строжайший кодекс чести, любое нарушение которого карается смертью. Необходимо приложить все усилия, чтобы найти секретаря, Стэнджерсона, и подробно выяснить, какой образ жизни вел убитый. Большим шагом к раскрытию преступления стало то, что наконец был установлен адрес, по которому проживал мистер Стэнджерсон… И эта заслуга целиком принадлежит мистеру Грегсону из Скотленд-Ярда.

Мы с Шерлоком Холмсом читали эти статьи за завтраком, и моего друга они, похоже, порядком позабавили.

– Ну, что я вам говорил! Что бы ни случилось, стричь купоны будут Лестрейд с Грегсоном.

– Кто знает, как все повернется!

– Да бросьте вы, им все равно. Если убийцу поймают, это произойдет «благодаря их усилиям»; если ему удастся ускользнуть, это будет «вопреки их усилиям». В любом случае они остаются в выигрыше, а я в проигрыше. Что бы они ни делали, на них всегда будут смотреть как на героев. «Un sot trouve toujours un plus sot qui l’admire»[57].

– Что это? – воскликнул я, так как в эту секунду в прихожей и на лестнице раздался топот множества ног, сопровождаемый громкими недовольными возгласами нашей хозяйки.

– Это бейкерстритское подразделение оперативного отдела полиции, – мрачно усмехнулся мой товарищ. Не успел он закрыть рот, как в нашу гостиную ворвалась орава грязных уличных оборвышей.

– Смирно! – по-военному крикнул Холмс, и все шестеро гаврошей{94} выстроились в линию и замерли, словно изваяния. – В следующий раз пришлете Виггинса с рапортом, остальные пусть ждут у входа. Ну что, Виггинс, нашли?

– Нет, сэр, не нашли, – отозвался один из мальчишек.

– Плохо. Впрочем, я особенно и не надеялся. Продолжайте работать, пока не найдете. Вот ваш гонорар, – он вручил каждому по шиллингу. – Можете идти. В следующий раз жду вас с лучшим результатом.

Холмс махнул рукой, и мальчишки крысиной стайкой бросились вниз по лестнице. В следующую секунду их голоса были слышны уже на улице.

– От одного такого оборванца больше проку, чем от дюжины полицейских, – заметил мой друг. – При виде официального представителя власти да еще в форме люди обычно закрываются в себе и молчат как рыбы. Но эти мальцы куда хочешь пролезут, услышат и разузнают все. К тому же все они смышленые ребята, им не хватает только организованности.

– Вы наняли их для брикстонского дела? – спросил я.

– Да, они должны мне помочь кое-что выяснить. Это лишь вопрос времени. О, я вижу, сейчас нас будут изумлять последними новостями! Вон идет Грегсон, довольный как кот. Наверняка он направляется к нам. Да, подходит к нашей двери. Вот и он.

В эту секунду бешено зазвонил дверной колокольчик, и снова на нашей лестнице раздались торопливые шаги. Это светловолосый инспектор, перепрыгивая через три ступеньки, взбежал к нашей гостиной и распахнул дверь.

– Дружище, – закричал он, хватая Холмса за вяло протянутую руку, – поздравьте меня! Я полностью распутал это дело, теперь уж мне все ясно как божий день.

Мне показалось, что по лицу моего друга скользнула тревожная тень.

– Вы хотите сказать, что напали на след убийцы? – спросил он.

– Ха-ха! Какой там след! Мы сцапали преступника! Сейчас он сидит у нас в отделении под замком.

– И кто же это?

– Артур Шарпантье, младший лейтенант Королевского флота, – победоносно объявил Грегсон, при этом важно надулся и потер пухлые руки.

Шерлок Холмс облегченно вздохнул и позволил себе улыбнуться.

– Сядьте, Грегсон, возьмите сигару, – сказал он. – Нам с Ватсоном чрезвычайно любопытно узнать, как вам это удалось. Хотите виски с содовой?

– Не откажусь, – с готовностью кивнул сыщик. – Последние день или два меня совершенно вымотали. Не в физическом смысле, конечно, я имею в виду психологически. Вы должны понять меня, мистер Шерлок Холмс, мы же с вами люди, работающие головой.

– Весьма польщен, – холодно обронил Холмс. – Лучше расскажите, как же вы добились таких успехов.

Детектив удобно умостился в кресле и не спеша, явно наслаждаясь моментом триумфа, раскурил сигару. Потом неожиданно хлопнул себя по ноге и сложился пополам от смеха.

– Самое смешное то, – ему с трудом удавалось вставлять слова между приступами хохота, – что этот болван Лестрейд… который считает… себя таким умным… пошел по совершенно неправильному пути! Он ищет секретаря Стэнджерсона, который к преступлению-то вообще не имеет никакого отношения. Не сомневаюсь, что Лестрейд его уже поймал.

Эта мысль показалась Грегсону такой забавной, что он засмеялся пуще прежнего, даже закашлялся.

– А как же вы вышли на след?

– Сейчас! Сейчас расскажу, – наконец стал успокаиваться он. – Доктор Ватсон, разумеется, это строго между нами. Во-первых, нам пришлось выяснить прошлое нашего американца. Кое-кто закинул бы крючок в виде объявления в газете и стал дожидаться, пока на него клюнет рыбка, кое-кто понадеялся бы на то, что политические партии заходят поделиться информацией, но Тобиас Грегсон так работать не привык. Помните цилиндр рядом с телом жертвы?

– Помню, – отозвался Шерлок Холмс. – Изготовлено в мастерской «Джон Андервуд и сыновья» на Камберуэлл-роуд, сто двадцать девять.

Грегсон тут же переменился в лице. Он изумленно уставился на Холмса.

– Не думал, что вы на это обратили внимание. Вы там побывали? – осторожно спросил он.

– Нет.

– Ха! – лицо Грегсона снова расцвело. – Не стоит отмахиваться от шанса, который подбрасывает тебе судьба. Даже если это какая-нибудь мелочь.

– Для великого разума не существует мелочей, – нравоучительно произнес Холмс.

– Да. В общем, я поехал к этому Андервуду и спросил у него, продавал ли он цилиндр такого размера и вида. Он заглянул в свои книги и сразу же наткнулся на нужную запись. Эта шляпа была выслана мистеру Дребберу, проживающему в пансионе Шарпантье на Торки-террас. Так я узнал его адрес.

– Умно… Весьма умно! – еле слышно пробормотал Шерлок Холмс.

– Потом я наведался к мадам Шарпантье, – продолжил детектив. – Видели бы вы, как она побледнела, как затряслась от волнения. С ней была ее дочь… Очень милая девушка. Когда я стал задавать вопросы, у мадемуазель Шарпантье покраснели глаза и задергались губы. Естественно, я это заметил и сразу же заподозрил, что тут дело нечистое. Вам, мистер Шерлок Холмс, наверняка знакомо это ощущение, когда ты явно чувствуешь, что напал на верный след… Когда тебя начинает колотить от волнения. «Вы слышали о смерти вашего жильца, мистера Еноха Джей Дреббера из Кливленда?» – спросил я у них. Мать кивнула, но продолжала молчать как рыба. А вот дочь расплакалась. У меня уже не было сомнений, что этим двоим что-то известно. «В котором часу мистер Дреббер вышел из вашего дома и направился на вокзал?» – продолжал спрашивать я. «В восемь часов, – ответила мадам Шарпантье и глубоко вздохнула, чтобы избавиться от волнения. – Его секретарь, мистер Стэнджерсон, сказал, что есть два поезда, один в девять пятнадцать, а другой в одиннадцать. Мистер Дреббер хотел успеть на первый». – «После этого вы его не видели?»

Когда я задал этот вопрос, женщина прямо-таки переменилась в лице. Лицо у нее стало белым, как бумага. Прошло несколько секунд, прежде чем мадам Шарпантье смогла ответить. И то она произнесла лишь короткое «Да», причем глухим, неестественным голосом.

Потом на какое-то время повисла тишина, но после заговорила дочь, на этот раз уже спокойно.

«Ложь еще никогда не доводила до добра, мама, – сказала она. – Будем откровенны с этим джентльменом. Да, мы видели мистера Дреббера еще один раз». – «Да простит тебя Господь! – выкрикнула тут мадам Шарпантье и даже всплеснула руками. Потом опустилась в кресло. – Ты погубила своего брата». – «Артур хотел бы, чтобы мы говорили только правду», – твердо сказала девушка. «Расскажите-ка мне все, что знаете, – сказал я. – Недосказанность хуже, чем молчание. К тому же вы не знаете, что известно нам». – «Это ты во всем виновата! – закричала на дочь мадам Шарпантье, но потом повернулась ко мне и сказала: – Я сама вам все расскажу, сэр. Только не подумайте, что я так переживаю, потому что мой сын как-то замешан в этом ужасном преступлении. Артур ни в чем не виноват. Я боюсь лишь того, что в ваших глазах и в глазах других он может выглядеть преступником. Но этого просто не может быть, ведь у него такой характер прекрасный, такая профессия, а предки какие!» – «Лучше вам рассказать обо всем, что знаете, и в мельчайших деталях, – сказал я ей тогда. – Если ваш сын, как вы говорите, ни в чем не виноват, ему от этого хуже не будет». – «Алиса, оставь нас наедине, – велела она дочке, и та ушла. – Итак, сэр, – начала мадам Шарпантье, – я вообще-то не собиралась вам ничего рассказывать, но раз уж моя бедная дочь проболталась, у меня нет выбора. Я расскажу вам все и постараюсь не упустить ни малейшей детали». – «Вы приняли правильное решение», – сказал я. «Мистер Дреббер прожил у нас почти три недели. Они с мистером Стэнджерсоном, это его секретарь, путешествовали по континенту. У них на чемоданах были бирки со словом «Копенгаген», стало быть, последнюю остановку они сделали там. Стэнджерсон был мужчина тихий, даже замкнутый, прямая противоположность своего хозяина – у того были дурные привычки и прескверный характер. В первую же ночь у нас мистер Дреббер напился и стал буянить. Да и потом после двенадцати я его трезвым никогда не видела. Наши служанки на него очень жаловались, он постоянно к ним приставал и фамильярничал. Но хуже всего то, что скоро он стал вести себя подобным образом и с моей дочерью, Алисой. Несколько раз мистер Дреббер позволял себе делать такие намеки, которые она по своей наивности, слава Богу, еще не понимает. Однажды он даже схватил ее и обнял… Тогда его секретарь не выдержал и сделал ему замечание». – «Почему же вы терпели все это? – спросил я ее. – Вы же, наверное, имеете право выселить постояльца, когда захотите».