Мы помолчали, а потом Вульф вздохнул и выпрямился в своем кресле.

– Позвони мистеру Кремеру.

Я позвонил. И не дозвонился. Мне сказали, что его нет и не будет, будто он уехал в Канаду охотиться на лосей.

Вульф снова вздохнул:

– Арчи, ты не помнишь, мы когда-нибудь так вляпывались?

– Нет, сэр. Но если бы я поехал…

– Прекрати, иначе я отправлю тебя наверх, как мисс Фокс. Что бы это изменило? Чушь. Нелепость за нелепостью. Что вынуждает нас предпринимать в ответ не менее нелепые шаги. Теперь, чтобы с нашей стороны предъявить мистеру Кремеру хоть какие-то факты, придется выяснить, чем сегодня после шести занимался мистер Мьюр, заново проанализировать мотивы и действия лорда Клайверса, понять, каким образом человек может одновременно находиться в двух точках пространства, и еще раз позвонить в Небраску. Насколько мне известно, еще не изобрели оружия, способного убить человека за полторы тысячи миль, но мы, похоже, столкнулись с изобретательностью и решимостью, для которых нет невозможного, а мистер Линдквист нам может еще понадобиться. Дозвонись… Как зовут этого фермера? Донвааг?

Я кивнул и занялся делом. Вечер был поздний, время близилось к десяти, так что линия оказалась свободна, и меня соединили с Плейнвью, штат Небраска, через десять минут. Соединили напрямую, и слышимость была отличная: хрипловатый голос Эда Донваага, говорившего из своего дома в глуши западных прерий, звучал ничуть не менее отчетливо, чем голос Френсиса Хоррокса, звонившего из отеля «Портленд».

Вульф снял свою трубку:

– Мистер Донвааг? Говорит Ниро Вульф… Вот именно. Я звонил днем, и вы любезно согласились сходить к мистеру Линдквисту… Да, сэр. Вынужден еще раз попросить об одолжении… Вам хорошо меня слышно? Отлично. Должен вас попросить снова съездить к мистеру Линдквисту, либо сейчас, либо завтра как можно раньше. Передайте ему, у нас есть все основания подозревать, что его жизни угрожает опасность… Да. Мы не знаем, кто и каким образом. Передайте, пусть будет внимателен ко всему необычному… Очень осторожен… Он любит конфеты? Значит, могут прислать коробку отравленных конфет. Или бомбу в конфетной коробке. Мы не знаем, откуда ждать угрозы. Могут прислать телеграмму с известием о смерти дочери, отправленную в расчете на то, что у него не выдержит сердце… Разумеется, нет. С ней все в порядке, не беспокойтесь… Да, ситуация необычная, но вы, безусловно, все скоро узнаете. Передайте, чтобы он был осторожен и внимательно отнесся к любой мелочи. Не могли бы вы поехать к нему сейчас? Отлично. Вы хороший человек, сэр. Спокойной ночи!

Вульф положил трубку, позвонил Фрицу. Вздохнул.

– Этому наглому дураку придется ответить за все. Еще на четыре доллара наговорили… На три? Ну конечно, ночной тариф… Принеси еще пива, Фриц… Арчи, расскажи Солу все о Мьюре, и пусть работает. Нам нужно знать, где Мьюр был сегодня с шести до восьми.

Я пошел в кухню. Джонни Кимс помогал Фрицу убирать посуду, а Сол устроился в моем углу за столом и доедал с блюда спелые оливки. Он ничего не записывал; он никогда не записывает. Он сидел, слушал, направив на меня свой здоровенный нос; все усвоил, кивнул, взял двадцатку на расходы, сгреб последние оливки и удалился. Я его проводил.

В кабинете я спросил у Вульфа, не позвонить ли еще раз в Управление. Вульф качнул головой. Он сидел, откинувшись в кресле, с закрытыми глазами, и лишь еле уловимые движения губ свидетельствовали о том, что он держал совет сам с собой. Я сел и положил ноги на стол. Через несколько минут снова поднялся, подошел к шкафчику, налил себе глоток бурбона, понюхал и вылил обратно в бутылку. Виски не хотелось. Я снова пошел в кухню, порасспрашивал Джонни о разных деталях в расположении стройплощадки на Пятьдесят Пятой и за расспросами выпил стакан молока.

Ровно в десять приехала Хильда Линдквист. Сопровождавший ее человек спросил, где Сол, а когда я ответил, что Сола нет, отказался войти. Я сказал, что Сол с ним расплатится позже, и на том мы и распрощались. Квадратное лицо и коричневое платье мисс Линдквист за двадцать четыре часа ничуть не изменились, но взгляд ее глаз стал еще решительней и серьезней. Она сказала, что все кончено, потому что Клайверс арестован и теперь его казнят за убийство; что сердце у ее отца будет разбито, потому что он стар и им нечем выплатить кредит и что ей нужно забрать из гостиницы вещи, потому что она хочет уехать домой первым же поездом. А я сказал, чтобы она придержала лошадей, потому что главный фейерверк еще впереди, но она подняла на меня глаза, и я понял, что мне с ней не справиться, и провел ее в гостиную, где попросил немного подождать.

Я бегом взлетел в южную комнату и сказал Кларе Фокс:

– Приехала Хильда Линдквист, и я намерен прислать ее к вам. Она решила, что спектакль окончен и что ей придется с пустыми руками первым же поездом катиться обратно к бедному старому папочке, и, судя по тому, как она на меня посмотрела, чтобы ее остановить, одной британской дипломатией тут не обойдешься. Ниро Вульф занят вашим делом. Не знаю, каким образом, но он его решит. Возможно, он даже умнее, чем я о нем думаю. Музыку к этой пьесе писали вы, и половина ваших музыкантов уже отдыхает на том свете, и ваша задача сейчас уберечь тех, кто еще жив. Так как?

Клара Фокс сидела, стиснув губы и сжав кулаки.

Но подняла на меня глаза:

– Хорошо. Постараюсь. Присылайте ее сюда.

– Ночевать она может здесь или в комнате через площадку. Как позвонить Фрицу, вы знаете.

– Хорошо.

Я спустился вниз, сказал мисс Квадратная Физиономия, что с ней хочет поговорить Клара Фокс, выпроводил из гостиной и услышал, как они здороваются на верхней площадке.

В кабинете стояла полная тишина; Вульф продолжал совещаться с самим собой. Если бы мне показалось, что он сидит и мечтает о фаршированных перепелах или о маринованных поросячьих ножках, я дал бы ему пинка, но Вульф шевелил губами и, значит, работал. От нечего делать я стал просматривать свои запи-си. Пока я листал блокнот, у меня мелькнула идея, и я снова достал планы Джонни Кимса, проверил отчеты Хорстмана, потом убрал их в папку, перечел статью в «Газетт» о происшествии на Пятьдесят Пятой улице, дошел до полного осознания своей никчемности и ровно в одиннадцать часов взвыл:

– Еще десять минут безделья, и всё. Weltschmerz![17]

Вульф открыл глаза:

– Ты откуда выкопал это слово?

Я ткнул пальцем в его сторону. Он снова закрыл глаза.

Раздался звонок в дверь. Я точно знал, что это не Джонни с новой газеткой, потому что Джонни сидел у нас в кухне с Фрицем, так как никаких распоряжений на его счет я из Вульфа не вытянул. Потому я решил, что пришел Сол Пензер с информацией о Мьюре. Но это был не Сол, и я понял это, когда вышел в прихожую и звонок зазвенел второй раз. Он звенел долго, и потому я лениво отодвинул шторку и, увидев, что на крыльце стоят четверо – еще один квартет, – включил свет на крыльце, чтобы получше их разглядеть. Один из них был в вечернем костюме, и он-то и жал на звонок. Я знал всех. Потому развернулся и рысью рванул в кабинет.

– Кто там звонит? – рыкнул Вульф. – Какого черта? Ты что, не можешь открыть?

Ухмыльнувшись, я перебил его:

– Звонит комиссар полиции Хомберт. С ним инспектор Кремер, окружной прокурор Скиннер и мой старый друг Пэрли Стеббинс из отдела убийств. Не поздновато ли для такой компании?

– Да уж. – Вульф выпрямился в кресле и потер переносицу. – Впусти их.

Глава шестнадцатая

Они вошли как к себе домой. Когда Стеббинс проходил мимо меня, я подмигнул, но с такой компанией ему было явно не до шуток, и я не обиделся, потому что все было понятно: из-за этого дела он пойдет либо вверх, либо наоборот. Возле нашего дома стоял большой черный лимузин, и за ним две полицейские машины, где сидели парни из городской полиции. Ну-ну, подумал я про себя, закрывая дверь, испугали так испугали. Кремер спросил, где Вульф, и я, махнув ему на дверь кабинета, вошел последним.

Я передвигал кресла. Кремер представил Вульфу Хомберта и Скиннера, хотя со Скиннером они были знакомы. Потом попросил пристроить где-нибудь Стеббинса, и я отвел его в кухню, где предложил поиграть в шашки с Джонни Кимсом. Когда я вернулся, Хомберт с пеной у рта вещал о попрании закона, так что я сел за свой стол и с преувеличенным вниманием открыл блокнот. Вид у Кремера был встревоженный, я таким его еще не видел. Окружной прокурор Скиннер слился с креслом, будто просидел в нем весь вечер, и смотрел на всех с циничным выражением лица человека, который три часа назад наслаждался выпивкой, но вынужден был прерваться.

Хомберт почти перешел на крик:

– …И это вы в ответе за то, что случилось! Если бы вы сдали их нам, они были бы живы! Кремер сказал, они вчера были здесь, в этом самом кабинете! И Уолш был! Сегодня он был у нас, а ваш человек даже не пожелал его показать! Вы несете самую что ни на есть прямую, причем юридическую, ответственность за его гибель!

Комиссар полиции сжал подлокотники кресла и гневно сверкнул глазами на Вульфа. Кремер, глядя на него, лишь покачал головой.

– Потрясающая речь, – буркнул Вульф. – Если я несу юридическую ответственность за гибель мистера Уолша, арестуйте меня. Только не нужно на меня кричать.

– Ладно. Сами напросились! – Хомберт повернулся к инспектору: – Арестуйте его!

Кремер спокойно сказал:

– Слушаюсь, сэр. Какое предъявить обвинение?

– Да какое хотите!.. Арестуйте как важного свидетеля. Посмотрим, как он заговорит!

Кремер поднялся. И тут Вульф сказал:

– Вероятно, мне следует вас предупредить, мистер Хомберт. Если меня арестуют, я вообще ничего не скажу. А если я ничего не скажу, у вас не останется ни единого шанса решить задачу, которая перед вами стоит. – Он поднял указательный палец. – Я никогда не кричу, но слов на ветер не бросаю. Мистер Кремер, приступайте.

Кремер не шелохнулся. Хомберт посмотрел на него и перевел мрачный взгляд на Вульфа: