Люси счищала с двери старую краску. Увидев меня, она прервала свое занятие.

– У нас перерыв, – пояснил я. – Как идут дела? У меня есть час. Могу тебе помочь.

– Не надо. Мне это нравится. – Она встала. – Хочешь пива?

– Еще рано.

Я прошел на веранду и плюхнулся на один из парусиновых стульев. Люси села рядом.

– Почему не слышно выстрелов? – поинтересовалась она.

– Ружье с глушителем.

– А как Тимотео?

– Нормально. Он стреляет. Для нас это главное.

– Этот человек с ним?

– Раймондо? Да, конечно. Сидит в пристройке. Он – та смазка, которая заставляет этого болвана двигаться.

– О, Джей! Неужели у тебя нет сердца? Неужели ты не видишь, что этот мальчик запуган до смерти? – Она заломила руки. – Неужели ты не видишь, что этот ужасный человек застращал его?

Я потер шею, сдерживая закипающее во мне раздражение.

– Я не смог уговорить его стрелять. Ты – тоже. Ладно, Раймондо запугал его, но он стреляет. Он должен стрелять. Мне обещали заплатить пятьдесят тысяч, если я научу его стрелять…

Люси резко встала и исчезла в бунгало.

Опять все сначала, вздохнул я. Посидев пять минут, я поднялся и последовал за ней. Люси сидела на стуле перед камином, закрыв лицо руками.

– Люси, пожалуйста, постарайся мне помочь, – сказал я. – Мало мне этого психа, так еще и ты дуешься на меня. Я занят важным делом! Я стараюсь заработать…

– Перестань! – взвизгнула она. – Эти деньги свели тебя с ума! Разве ты не видишь…

– Люси! – рыкнул я. – Что между вами произошло? Ты что, влюбилась в него?

Она покраснела, ее глаза округлились.

– О чем ты говоришь?

– Я тебя спрашиваю. С чего ты защищаешь этого слизняка? Кто он тебе?

– Он – человек! Он испуган! Я его жалею. Вот и все.

– Ладно… жалей его, но не более. Я просил тебя, Люси, держись от этого подальше. Пожалуйста, не суй мне палки в колеса. У меня и так хватает забот.

– Деньги для тебя – все, не так ли?

– Мы говорим не о деньгах. Мы говорим об этом болване.

– Для тебя это одно и то же.

– Мне платят за то, что я учу его стрелять. Именно этим я и хочу заниматься.

– Он не хочет стрелять. Он говорил мне.

Я едва не взорвался.

– Что он говорил тебе и что он будет делать – две большие разницы! Пожалуйста, предоставь это мне.

– Что же ты не спросишь у него, почему он не хочет стрелять? Почему ты не хочешь увидеть в нем человека? Почему ты позволяешь этому бандиту командовать собой и им? – Она вскочила. – Я тебе скажу! Потому, что ты думаешь только о деньгах, которые можешь заработать!

– И в этом есть что-то постыдное?

– Я думаю, да.

Круг замкнулся, мы вновь вернулись в исходную точку.

– Мне жаль, что у тебя сложилось такое мнение, Люси. Я тебя выслушал, но тем не менее хочу закончить порученное мне дело. Я прошу тебя потерпеть еще восемь дней.

Не дожидаясь ответа, я вышел из бунгало.

Я хотел, чтобы Тимотео начал стрелять по движущейся цели. От Ника Льюиса мне досталась специальная допотопная установка, изготовленная бог знает когда. Иногда она работала, иногда – нет. Она приводилась в движение маленьким электромотором, вращающим одно из двух зубчатых колес, соединенных замкнутой цепью. К цепи крепились шесть болтов. На них навешивались жестяные птицы, мишени, банки из-под пива и прочий хлам. Обороты мотора и, следовательно, скорость движения цепи регулировались. Цели могли ползти как черепахи или мелькать перед глазами, словно столбы в окне мчащегося поезда.

Я возился с установкой, когда Раймондо и Тимотео вошли в тир.

– Сегодня ты снова будешь стрелять по мишеням. – Я протянул Тимотео ружье. – Завтра попробуем движущиеся цели.

Не знаю, услышал ли он меня. Вид его мне не понравился, но я уже не обращал на это внимания. Мне наскучил его затравленный взгляд.

Он стрелял до полудня. Число попаданий во внутренний круг увеличилось. Но в начале первого качество его стрельбы резко ухудшилось, и я понял, что пора прерваться.

Я повернулся к Раймондо. Тот как раз поднес зажигалку к очередной сигарете.

– Он пообедает со мной. Мы продолжим в два часа.

Раймондо встал.

– Мы сами накормим его, солдат. Он останется со мной. Пойдемте, мистер Саванто, посмотрим, что приготовил для нас Ник. – Он насмешливо посмотрел на меня. – Я приведу его в два часа.

Я не возражал. Поменьше иметь дело с этим болваном меня вполне устраивало.

Я проводил их взглядом, а затем ушел в бунгало.

Следующие дни ничем не отличались от этого. Раймондо приводил Тимотео ровно в девять, в двенадцать они шли обедать, в два снова появлялись в тире и оставались там до семи вечера. Все это время Тимотео стрелял, извел кучу патронов, делал то, что ему говорят, но устойчивого прогресса в результатах не наблюдалось.

Мне пришлось сдерживать себя, когда он начал стрелять по движущимся целям. Пули то обгоняли их, то пролетали сзади, но несколько часов спустя он таки начал попадать в банки из-под пива, ползущие с наименьшей скоростью, какую только могла обеспечить установка.

Люси все эти дни красила бунгало. О Тимотео она не спрашивала. Она не могла даже видеть его. Но в наших отношениях наступил кризис. Мы были предельно вежливы друг с другом и часто подолгу молчали, сидя в одной комнате, чего не случалось раньше.

Я знал, что она волнуется и обижена, но продолжал убеждать себя, что после отъезда Тимотео все забудется и наша жизнь пойдет, как прежде.

После третьего дня я почти физически ощущал, как истекает отпущенное мне время, и еще сильнее навалился на Тимотео. Он уже попадал в две банки из пяти, ползущих со скоростью улитки, но я считал, что этого недостаточно. Я смазал цепь машинным маслом и добавил оборотов мотора.

Банки из-под пива поползли в три раза быстрее. Из пятидесяти пуль ни одна не попала в цель.

– Целься перед банкой! – в отчаянии кричал я. – У тебя все пули пролетают позади!

Как он потел! Я даже не представлял, что человек может так потеть. Тимотео старался, это несомненно, но толку не было. Он продолжал промахиваться. По выражению его лица я понял, что он на грани истерики.

– Ладно, хватит. – Я повернулся к Раймондо. – Уведи его. Пусть он отдохнет. – Я выключил мотор. – На сегодня достаточно.

Раймондо зло глянул на меня.

– У него нет времени отдыхать, солдат. Мистер Саванто приезжает послезавтра, чтобы узнать о его успехах. Возможно, отдыхать придется тебе, если он не будет стрелять лучше.

Только глухой не услышал бы угрозы в его голосе. И Тимотео стрелял до сумерек. Из сотни выстрелов он попал разве что в три банки. Ему едва хватало сил поднимать ружье.

– Все, – отрезал я. – Больше он стрелять не может. Уведи его.

Вспотел и я. Если до приезда Саванто оставалось сорок восемь часов и он рассчитывал, что ему покажут товар лицом, то время работало против меня.

Когда они ушли, я вернулся в бунгало. Пахло жареным луком. Люси я нашел на кухне. Она готовила жаркое… одно из моих любимых блюд.

– Привет!

Она обернулась через плечо и слабо улыбнулась:

– На сегодня все?

– Да, пойду приму душ.

– Обед через двадцать минут.

– Пахнет хорошо.

Люси кивнула и отвернулась к плите. Я хотел подойти и обнять ее, но, взглянув на ее застывшую спину, понял, что она не одобрит мой порыв.

«Все уладится, – сказал я себе. – Должно уладиться».

После душа я надел чистые рубашку и брюки.

Мы пообедали. Жаркое удалось, но я ел без аппетита. Она тоже.

– С движущимися мишенями у него ничего не выходит. Только чудом я смогу научить стрелять этого сукина сына.

Она ничего не ответила.

– Его отец приезжает послезавтра, чтобы узнать, как идут дела.

Люси подняла голову, ее глаза широко раскрылись.

– Правда?

– Да. Лучше бы я не брался за эту работу.

– У тебя еще есть время. – Она положила вилку на тарелку. – Нельзя получить такие деньги, не отработав их. Это же твои слова, не так ли?

– Верно.

Мы помолчали.

– Забыла сказать тебе. Приезжал полковник Форсайт. Я объяснила ему, что школа закрыта.

– Он не возмущался?

Плевать я хотел в тот момент на полковника Форсайта, как, впрочем, и на остальных своих бывших клиентов.

– Нет.

Вновь долгая пауза.

– От такой жары даже есть не хочется. – Я отодвинул тарелку.

Люси вообще едва притронулась к жаркому.

Не глядя на меня, она встала из-за стола и вышла на веранду. По привычке я включил телевизор. Блондинка с огромным, как корзина, ртом пела о любви. Я выключил телевизор.

Через открытое окно я увидел Люси, идущую к пляжу. После короткого колебания я последовал за ней.

Бок о бок, молча, мы шли по пустынному берегу.

Потом я взял ее за руку.


На следующий день, когда подошло время ленча, я уже был уверен, что чуда не произойдет.

Три часа Тимотео стрелял по движущимся банкам и не попал ни в одну. Он старался, но его словно парализовало. Он не смог поразить ни одной банки, даже когда я снизил скорость их движения.

Наконец я забрал ружье из его потных рук.

– Присядь, Тим. Давай поговорим.

Он стоял, понурив голову, его лицо посерело, осунулось. Выглядел он, как бык с пиками в холке, ожидающий последнего удара матадора.

– Тим! – рявкнул я. – Сядь! Я хочу поговорить с тобой!

Мой рык заставил его поднять голову. Глаза его светились отчаянием и ненавистью. Затем он повернулся, вышел на солнечный свет и, волоча ноги, зашагал к далеким пальмам.

Я посмотрел на Раймондо, наблюдавшего за нами со скамьи.

– Значит, так. Я сдаюсь. Признаю свое поражение. Стрелять он не будет. Я хочу поговорить с твоим боссом.

Раймондо отбросил окурок.

– Да, пора поговорить с боссом. – Он встал. – Сейчас и поедем к нему. Я только починю машину.

Лопнула моя мечта заработать пятьдесят тысяч долларов, но, к моему удивлению, я не испытывал ничего, кроме облегчения. Никакие деньги не могли компенсировать то, что мне пришлось пережить за последние дни. Если бы дело касалось только Тимотео, я бы еще мог жалеть о том, что не удалось научить его стрелять. Но мысль о деньгах так загипнотизировала меня, что я чуть не разрушил свою семью.