Это было не совсем то, чего бы ей хотелось, но она пошла на собеседование. И обнаружила, что за вывеской машинописного бюро кроется нечто гораздо более интересное.

В тот момент, когда мисс Мерчисон поступила в «Курятник», лорд Питер Вимси, таинственный покровитель их учреждения, находился за границей, и она впервые увидела его всего несколько недель тому назад. А теперь ей предстояло впервые с ним разговаривать. Она решила, что выглядит он довольно странно, но люди говорили, что голова у него работает. Короче…

Дверь открыл Бантер, который, похоже, был предупрежден о ее приходе, потому что он сразу же провел ее в комнату с огромным количеством книжных полок. На стенах висело несколько отличных гравюр, на полу лежал персидский ковер, стоял рояль, огромный диван и несколько глубоких и уютных кресел, обитых коричневой кожей. Шторы были задернуты, в камине весело пылали дрова, а перед огнем стоял стол с серебряным чайным сервизом, изящные формы которого радовали глаз.

Когда она вошла, ее начальник вынырнул из глубины кресла, отложил фолиант, изучением которого он занимался, и приветствовал ее тем хладнокровным, глуховатым и немного ленивым голосом, который она уже слышала в кабинете мистера Эркерта:

— Страшно любезно, что вы согласились зайти, мисс Мерчисон. Отвратительная погода, не правда ли? Уверен, что вы не откажетесь от чая. Вы любите сдобные плюшки? Или предпочитаете что-нибудь более современное?

— Спасибо, — ответила мисс Мерчисон, возле которой почтительно застыл Бантер. — Я очень люблю сдобные плюшки.

— О, отлично! Ну, Бантер, мы попробуем сами справиться с чайником. Подай мисс Мерчисон еще одну подушку, а потом можешь исчезнуть. Надо полагать, вы вся в работе? Как наш мистер Эркерт?

— Он в порядке, — сказала мисс Мерчисон, никогда не отличавшаяся словоохотливостью. — Хотела рассказать вам вот о чем…

— Не будем спешить, — сказал Вимси, — не надо портить себе чаепитие.

Он проявил столько внимания к своей гостье, что мисс Мерчисон почувствовала себя польщенной. Она выразила свое восхищение крупными красновато-коричневыми хризантемами, которые были расставлены по всей комнате.

— О! Я рад, что они вам понравились. Мои друзья говорят, что цветы создают иллюзию присутствия женщины, но, по правде говоря, это дело рук Бантера.

— Зато книги выдают присутствие мужчины.

— О, да. Это — мое хобби, знаете ли. Книги — и преступления, конечно. Но преступления не очень декоративны (ими дом не украсишь), правда? Мне не хотелось бы коллекционировать петли с виселиц или плащи убийц. И потом — что с ними делать? Чай вам нравится? Мне надо было бы предложить вам его разливать, но мне всегда казалось несправедливым пригласить к себе даму, а потом заставить ее ухаживать за хозяином. Кстати — а чем вы занимаетесь в свободное от работы время? У вас есть какая-нибудь тайная страсть?

— Я хожу на концерты, — призналась мисс Мерчисон. — А когда концертов нет, ставлю что-нибудь на проигрыватель и слушаю.

— Играете сами?

— Увы. Никогда не было средств, чтобы учиться по-настоящему. Наверное, мне следовало бы играть. Но секретарская должность приносит больше денег.

— Наверное.

— Если только ты не становишься первоклассным музыкантом, а этого я никогда не достигла бы. А третьесортные музыканты — это одно горе.

— Да, им приходится несладко, — сказал Вимси. — Мне больно видеть их в кинотеатрах, бедняг: барабанят какую-то чепуху, перемежая ее отрывками из Мендельсона и кусочками «Неоконченной симфонии». Съешьте сэндвич, прошу вас. Вы любите Баха? Или предпочитаете современных композиторов?

Он уселся на табурет за роялем.

— Предоставлю выбор вам, — ответила несколько удивленная мисс Мерчисон.

— Мне почему-то хочется сыграть вам «Итальянский концерт». Он лучше звучит на клавесине, но здесь у меня его нет. Я нахожу, что Бах благотворно влияет на мозг. Умиротворяет и приводит в порядок мысли.

Он сыграл весь концерт до конца, а потом, сделав небольшую паузу, перешел на «Сорок восьмую». Он играл хорошо, оставляя странное впечатление сдержанной мощи. Для столь хрупкого и сумасбродного человека это впечатление было совершенно неожиданным и даже немного пугающим. Закончив, он сказал, не вставая из-за рояля:

— Вы навели справки относительно пишущей машинки?

— Да. Ее купили три года назад.

— Прекрасно. Кстати, насколько я понял, вы не ошиблись относительно того, что Эркерт был связан с «Мегатериумом». Это ваше наблюдение было чрезвычайно полезным. Считайте, что вам вынесена благодарность.

— Спасибо.

— Что-нибудь новенькое?

— Нет. Если не считать того, что вечером после вашего визита в контору мистера Эркерта он задержался там после нашего ухода и пробыл довольно долго — что-то печатал.

Правая рука Вимси пробежалась в арпеджио, а затем он спросил:

— А откуда вы знаете, насколько он задержался и что делал, если вы ушли?

— Вы сказали, что хотите знать обо всем хотя бы немного необычном, пусть даже о мелочах. Я решила, что ему не свойственно задерживаться в конторе одному, поэтому ходила по Принстон-стрит и Ред Лайон-сквер до половины восьмого. В это время я увидела, что он погасил свет и ушел домой. А на следующее утро я заметила, что бумаги, которые я оставила под чехлом машинки, лежат по-другому. Так что я сделала вывод, что он печатал.

— Может, их переложила уборщица?

— Только не она! Она и с полу-то бумаги не поднимает, не то чтобы снять чехол с машинки.

Вимси кивнул.

— У вас задатки первоклассного сыщика, мисс Мерчисон. Прекрасно. В этом случае нам предстоит одно небольшое дельце. Послушайте… Вы отдаете себе отчет, что я собираюсь попросить вас сделать нечто противозаконное?

— Да, отдаю.

— И не возражаете?

— Не возражаю. Полагаю, что если меня арестуют, вы возьмете на себя все необходимые расходы.

— Безусловно.

— А если я попаду в тюрьму?

— Не думаю, что до этого дойдет. Я признаю, что есть небольшой риск (в том случае, если я ошибся насчет того, что происходит), что вас могут обвинить в попытке воровства или за то, что у вас оказался инструмент для взлома сейфа, но это — самое серьезное из того, что может случиться.

— О! Ну, что ж, ведь таковы условия игры.

— Вы правда готовы рискнуть?

— Да.

— Великолепно. Ну… Помните тот ящичек для бумаг, который вы приносили в кабинет мистера Эркерта в тот день, когда я у него был?

— Да. Тот, на котором надпись «Рэйберн».

— Где его держат? В проходной комнате, где вы можете до него добраться?

— О, да. На полке вместе с множеством других.

— Хорошо. Не могли бы вы оказаться в конторе одна — примерно на полчаса?

— Ну… Днем мне положено уходить на ленч в половине первого и возвращаться в половине второго. Тогда уходит мистер Понд, но мистер Эркерт иногда возвращается. Я не могу быть уверена в том, что он не появится неожиданно. И было бы странно, наверное, если бы я захотела задержаться в конторе после половины пятого. Если только я не притворюсь, будто сделала ошибку и хочу остаться, чтобы ее исправить. Так сделать можно было бы. Или я могла бы прийти с утра пораньше, когда в офисе находится уборщица. Ничего, если она меня увидит?

— Это не должно иметь значения, — сказал Вимси, поразмыслив. — Она, скорее всего, решит, что ваша работа какого связана с этим ящичком. Я предоставлю вам самой выбрать удобное время.

— Но что я должна буду сделать? Выкрасть ящичек?

— Не совсем. Вы умеете открывать замки отмычкой?

— Боюсь, не имею ни малейшего представления, как это делается.

— Я все пытаюсь понять, зачем мы ходим в школу, — заметил Вимси. — Похоже, что ничему полезному мы там не учимся. Я сам могу неплохо открывать замки, но, поскольку времени у нас мало, а вам понадобится довольно интенсивная подготовка, мне лучше отвести вас к специалисту. Вы не согласитесь надеть пальто и отправиться со мной к одному приятелю?

— С удовольствием. Я буду очень рада.

— Он живет на Уайтчэпел-роуд, но человек он прекрасный, если только не обращать внимания на его религиозные убеждения. Лично я нахожу их даже бодрящими. Бантер! Вызови нам такси, хорошо?

По дороге в Ист-Энд Вимси упорно разговаривал только о музыке, чем несколько смутил мисс Мерчисон: той стало казаться, что в его подчеркнутом нежелании обсуждать цель их поездки кроется нечто пугающее.

— Кстати, — осмелилась спросить она, прервав рассуждения Вимси относительно построения фуги, — у того человека, к которому мы едем, есть имя?

— Имя? Вот сейчас, когда вы об этом спросили, я вспомнил, что есть, только никто его уже давно так не зовет. Он — Ром. Странное имя.

— По-моему, ничуть — если принять во внимание тот факт, что он дает уроки взламывания замков.

— Нет, я говорю, что имя у него странное.

— А! Так какое же?

— Да Ром, черт подери! Ром его имя.

— А-а! Прошу прощения.

— Правда, он уже давно не позволяет себя так называть, теперь он примерный трезвенник.

— Тогда как же его называют?

— Я зову его Билл, — признался Вимси, когда такси остановилось перед аркой узкого дворика, — но когда он был одним из лучших представителей своей профессии, его звали «Билл-медвежатник». В свое время он был человеком выдающимся.

Расплатившись с таксистом (который явно принимал их за работников службы социальной помощи, пока не увидел, какие ему дали чаевые, после чего он уже вообще не мог понять, с кем имеет дело), Вимси провел свою спутницу по грязному переулочку. В дальнем его конце оказался небольшой дом, из освещенных окон которого лились громкие звуки хорового пения, сопровождавшегося фисгармонией и другими инструментами.