А через несколько дней бабушка пригласила меня к себе и сказала, что приказала всегда держать для меня сто тысяч долларов наличными, которыми я могу распоряжаться как единовластная хозяйка, не отчитываясь ни перед кем. Я могу передать их Рексу, если он согласится уехать, предварительно подписав обязательство оставить меня в покое и прекратить шантаж. Поскольку Хемингуэй вел себя очень тихо, я даже не заикалась об этих деньгах. Если я не ошибаюсь, сто тысяч долларов до сих пор лежат на мое имя у нотариуса.

— Ваша бабушка об этом говорила?

— Да, в тот день, когда я заявила, что Рекс якобы покончил с собой ввиду неизбежного безумия... Она мне сказала: «Наступило время, когда я должна действовать!» Я с ней поспорила, но она была непоколебима. «Я хотела сохранить тайну,— сказала она,— и сохранила бы ее, если бы тебе не вздумалось разбить счастье Джефа. Возможно, мне не удастся избежать широкой огласки, но все же я знаю, что Джефу гораздо легче будет расстаться с детскими воздушными замками, сказками о героическом отце, чем потерять любимую девушку и жить в постоянной тревоге, что рано или поздно его подстережет сумасшедший дом. Да, мальчику пора узнать, кем в действительности был Рекс Хандлей и почему его мать стала такою: Недаром пословица говорит, что самая дурная правда гораздо лучше самой прекрасной лжи».

— Говорила ли она вам о том, что хочет сама навестить Хемингуэя?

— Нет. Я была поражена, когда узнала, что она поехала в театр.

Расставшись с Люси, капитан Полхэм долго размышлял, сколько из услышанного им от Люси было правдой, а сколько порождено необузданной фантазией актрисы и желанием что-то пригладить, облагородить, скрыть. Ему не верилось, что выдвигаемая ею причина ненависти к мужу была достаточно весомой, даже в приукрашенном изложении. Нет, наверняка должна была существовать какая-то более серьезная и одновременно куда более веская причина для их разрыва с Рексом...


Глава III

Как и говорила Люси, советник Дарвин со своим поверенным — мистером Густавом — приехали в полицию. Капитан уже успел передать Люси одной из своих служащих, чтобы та проводила ее в другую комнату немного отдохнуть и привести себя в надлежащий вид.

Советника с нотариусом провели в кабинет Полхэма, расположенный в самом конце коридора.

Советник, в великолепно отглаженном дорогом костюме, в светло-серой фетровой шляпе и с неизменным зонтиком в руках, выглядел неважно, заметно постарел и осунулся.

Даже мистер Густав куда-то подевал свою знаменитую добродушную улыбку. У него в руках был солидный, видавший виды портфель.

Драма Рекса Хандлея с его неожиданным «воскрешением» только для того, чтобы так трагически погибнуть, уже просочилась в широкие круги. Об этом говорили если еще и не во весь голос, то, во всяком случае, и не слишком деликатно.

Мистер Густав, как было сказано, не являлся специалистом по криминальным делам, но тот факт, что Хемингуэя Люси знала и скрывала его настоящее имя, не мог не навлечь на нее неприятности. Мистер Густав сразу сообщил советнику, что капитан Полхэм имел все основания задержать Люси в качестве основного свидетеля, если не соучастника. Так что протестовать было бессмысленно.

— Вашей дочери пришлось многое пережить,— заявил Полхэм советнику.—: В убийстве ее никто не обвиняет. История, которую она нам рассказала, объясняя причины молчания о личности мистера Рекса Хандлея, нас вполне удовлетворяет. Поскольку он не был преступником и его не разыскивала полиция, никто не обязан был на него доносить. А то, что он решил жить инкогнито,— это его право, и мисс Тауэрс никто не запрещал ему помогать.

— Почему же в таком случае Люси не возвращается домой? — мертвым голосом спросил советник.

— Мне думается, вы можете ее сами спросить об этом,— ответил Полхэм.— Повторяю, у нас к ней претензий нет. Она мне сказала, что поедет к себе в студию. Опять-таки дело ее, мы не станем указывать, где ей следует находиться. Как я понимаю, в студии ей будет гораздо спокойнее хотя бы потому, что ее телефон не значится в справочнике. А у вас начнутся бесконечные звонки, вас замучают пресса и просто не в меру любопытные знакомые.

Бросив взгляд на газету, которую держал в руке советник, Полхэм добавил:

— Вообще-то, в этом нет ничего удивительного, ведь мы имеем дело с убийством или, возможно, даже с двумя.

— Вы имеете в виду мою мать?

— Смерть миссис Тауэрс пока еще остается под вопросом, а в отношении гибели мистера Рекса Хандлея все сомнения отпали. Известно также, что миссис Тауэрс знала, кто такой Хемингуэй.

— Она вам сама сказала об этом?

Вместо ответа, капитан Полхэм спросил:

— А вам?

Советник энергично затряс головой:

— Я ничего не знал.

— Вы понимаете, мистер советник, вся ваша семья имеет самое непосредственное отношение к этим двум событиям, и потому я вынужден просить вас никуда не выезжать из города, в любой момент вы можете понадобиться полиции.

— Советник это понимает,— счел своим долгом заявить Полхэму мистер Густав, но капитан даже не взглянул в его сторону.

— Я беру на себя смелость кое-что посоветовать вам, мистер советник. Прошу не считать это нахальством, но многое со стороны бывает виднее... Я сильно опасаюсь, что внезапное открытие того, что Рекс Хандлей был жив и находился поблизости от него, явится настоящим ударом для Джеффри. Не разобравшись, какими мотивами руководствовалась мисс Тауэрс, скрывая это от него, он ее возненавидит и не пожелает даже объясниться с ней. Ему не надо сейчас рассказывать всю правду. Я предлагаю попросить мистера Темпеста поговорить с ним. Вы согласны со мной?

Последний вопрос относился уже к Шансу.

— Конечно,— ответил тот.

— Могу ли я видеть дочь? — сухо спросил советник.

— Я ее предупредил, что вы здесь. А в остальном — решать ей.

Через несколько минут, когда Полхэм и Шанс остались вдвоем в кабинете, капитан вытащил из ящика стола бутылку «Бурбона».

— В отношении сна бабушка еще надвое сказала, но выпить я должен немедленно! — сказал он.— Чертовщина какая-то! Вам налить?

— Да, пожалуйста,— согласился Шанс, поглядывая на часы. Была уже половина девятого.

Полхэм налил виски в два стакана и принялся неистово протирать глаза рукой.

— Скажите, Шанс, вы лучше знаете Люси. Ее исповедь звучала правдоподобно, не так ли?

— Да.

— Но можно ли ей стопроцентно доверять? Ведь она актриса!

— И это верно, однако, как мне кажется, в основе ее рассказа лежат подлинные факты. Но поручиться, что она не приукрасила их и что за ними ничего другого не скрывается, я не могу, как бы правдиво Люси все это ни рассказывала...

— Тем более, теперь я убедился: добровольно, так сказать, по собственной инициативе, она ничего не расскажет... Вот и приходится сразу же констатировать — нам мало что известно! Старая истина: убийцу не поймаешь, развалившись в удобном кресле и перебирая известные факты, как колоду карт. Так делается только в детективных романах. Пока достоверным является лишь то, что у нас на руках два трупа, причём один наверняка убит, а второй — под вопросом. Ну и три анонимных письма, которые, возможно, написал Хемингуэй, хотя это мне не кажется убедительным. Но если да, тогда он же изрезал и портрет Люси. И, главное, ни одного свидетеля... Что еще? Двадцатилетней давности история о половых извращениях и вполне понятная в тех условиях жизни ложь Рекса Хандлея. Незаконный сын, чувства которого нужно всячески щадить. Кстати, кто знает, что он незаконный? А? И единственный человек, тесно связанный с двумя жертвами,— сама Люси, имеющая оба раза убедительное алиби...

Шанс грустно покачал головой.

— А что мне сказать Джеффри, если он по вашему совету обратится ко мне?

Полхэм подошел к окну.

— Был бы он мой сын, я бы ему давно рассказал все, если только это действительно правда, а не выдумка, прикрывающая нечто постыдное в прошлом Люси. Один Рекс мог бы сказать, так ли все было на самом деле. Люси, конечно, будет всеми силами держаться за свою версию, и Джефу нужно ее знать, чтобы не слитком строго судить свою мать...

Шанс вскинул голову.

— Надеюсь, вы не подозреваете Джефа? Ведь вы говорили о двух убитых. А ведь у Джеффри нет алиби на то время, когда была убита миссис Тауэрс. Предположим, она открыла ему тайну его отца? Возможно, он не хотел, чтобы она стала всеобщим достоянием? Джеф все время бродил возле театра...

— Прошу простить меня,— не слишком-то вежливо прервал его Полхэм,— мне сейчас нужны факты, факты весомые, которые могут ответить на конкретные вопросы. Например, где то оружие, которым убит Хандлей? Боюсь, от наших рассуждений нет никакого толка. Возвращайтесь-ка домой, мистер Темпест, устройтесь поудобнее в кресле, поднимите повыше ноги, тогда можете дать волю своему воображению. Ну а я займусь отпечатками пальцев в жилище Хемингуэя. Да, нужно отправить эксперта посмотреть портрет Люси. Тот, кто его порезал, наверняка страшно спешил и не мог быть осторожен. Так что отпечатки должны остаться...

— Только учтите, в театре больше нет ночного сторожа. Предупредите вашего сотрудника, чтобы он звонил в мой звонок... А я, вернувшись домой, прежде всего суну под кран голову...


Глава IV

Вместе с Шансом в машину сел молодой инспектор Чарлз Томпкинс. В руках у него был маленький чемоданчик со всем необходимым для дактилоскопических исследований.

— Обработка писем ничего не дала, на них нет никаких следов. Тот, кто их состряпал, не новичок, знает все тонкости опознавательной методики. Будем надеяться, что портрет даст нам какую-нибудь ниточку...

Шанс уселся поглубже и откинул голову на сиденье.