Об одной вещи в связи с отцом советник не хотел даже думать: доведись Хамзи присутствовать в баре, где показывали стриптиз, все равно Ада была бы рядом с ним, и они бы разглядывали голых женщин, держась за руки.

Мистер Густав с наслаждением затянулся сигарой. Их доставляли контрабандно — для советника. Каждая лежала в стеклянной, тщательно запечатанной пробирке.

— Вы не будете иметь денег больше, чем у вас было до сих пор,— объявил он советнику, который сидел перед ним как на иголках.— Ведь вы уже давно пользуетесь процентами со всего имущества. У вас не было права касаться основного капитала, а если бы вы даже его и имели, то все равно без меня, как душеприказчика, ничего бы не смогли предпринять. Вместе со мной вы имели право помещать деньги куда угодно. Теперь различие заключается в следующем: в завещании доля наследников, а именно — двух ваших дочерей и внука, определена в сто пятьдесят тысяч каждому, оговорены и более мелкие суммы слугам и на благотворительные цели, все остальное переходит вам. Из этого половина, примерно шесть миллионов долларов, принадлежит лично вам без всяких оговорок. Вторые шесть миллионов оставляются вам в пожизненное пользование, после вашей смерти они переходят поровну каждой из дочерей и внуку Джеффри. Поэтому, как я уже говорил, вы останетесь примерно в прежнем положении, с той лишь разницей, что своей долей вы можете распоряжаться как угодно, хоть поджигать сигары стодолларовыми бумажками!

— Вы упоминали еще о какой-то непонятной оговорке,— напомнил советник.

— Совершенно верно, частное распоряжение,— заявил мистер Густав.— Ваша матушка распорядилась сто тысяч долларов отложить наличными, причем желательно в мелких купюрах. Почему? Один Бог знает. Эти деньги в любую минуту должны быть выданы Люси. Миссис Тауэрс распорядилась также по этому поводу не задавать никаких вопросов. Самое же интересное заключается в следующем: этим текущим счетом может пользоваться и муж Люси, при условии, что он подпишет бумагу, находящуюся в завещании в запечатанном сургучом конверте.

У советника округлились глаза.

— Муж Люси? Но у нее нет мужа! Прошло уже двадцать лет с тех пор, как он погиб.

— Точно! — согласился мистер Густав, и его любезная улыбка стала еще шире.

Он сильно затянулся превосходной сигарой и, наслаждаясь ее ароматом, блаженно вздохнул, затем продолжил:

— Три года назад, когда миссис Тауэрс пожелала внести изменения в свое завещание и добавила этот пункт, я обратил ее внимание на это обстоятельство.

— Три года назад? Но ведь она тогда прекрасно знала, что у Люси нет мужа!

Мистер Густав красноречиво, взмахнул своей сигарой.

— В то время миссис Тауэрс был девяносто один год. Вы помните, какой она была тогда? Когда я попробовал запротестовать, она мне просто заткнула рот. «Я знаю, что делаю, мистер Густав!» — твердо сказала она, а когда я на свою голову осторожно предположил, что она, по всей вероятности, имеет в виду будущего мужа Люси, она очень рассердилась и буквально пригвоздила меня к месту, заявив: «Я в здравом уме и отвечаю за свои поступки!»

— Невероятно! — воскликнул советник.— Хандлей разбился во время войны в Китае в 1938 году. Мать это прекрасно знала.

— А вы позднее ничего не слышали о супруге Люси?

— Нет, никто о нем ничего не знает... А что находится в этом запечатанном конверте?

— Не имею представления, Дарвин. Миссис Тауэрс сама написала эту бумагу и мне ее не показывала. Супруг, о котором идет речь, должен подписать лежащий в конверте документ в присутствии свидетелей. Вот и все, что я знаю. Не стоит ломать голову по этому поводу. Думаю, Люси сможет объяснить, в чем тут дело. Уже три года эти сто тысяч лежат у меня без толку в сейфе.

Советник машинально пригладил тщательно подкрученные и напомаженные усы.

— Вы же знаете, Фрэнсис, что сейчас мы в руках полиции. Пока еще не выяснено, является ли смерть матери результатом несчастного случая, самоубийством или даже убийством... Как это может отразиться на введении в наследство?

Самая любезная из всех улыбок показалась на губах мистера Густава:

— Дела о наследстве, мой дорогой друг, не касаются полиции... Если, конечно, никого из наследников не обвинят в преступлении. Прошу простить меня за эту непристойную шутку... Все происходящее не затрагивает завещания вашей матери.

Советник некоторое время сидел молча, потом с отвращением, будто он дотрагивался до дохлой крысы, взял с письменного стола листок бумаги — это была копия анонимного письма, полученного Люси.

— Люси отнесла подлинник этой мерзости в полицию,— сказал он.— Надеюсь, им удастся в недалеком будущем найти автора этой писанины. Не стану скрывать, меня это тревожит, Фрэнсис! Я хотел бы что-то предпринять. Не могли бы вы мне рекомендовать хорошего частного детектива?

Мистер Густав пожал плечами.

— Такие видные люди, как Люси, часто получают анонимные письма. Стоит ли обращать на них внимание?

Он не был склонен пользоваться услугами частного детектива, а тем более подыскивать такового для своего клиента, но вспомнил о двух процентах с пятнадцати миллионов и сказал:

— Доверьтесь полностью мне, Дарвин. Я займусь этим вопросом.


Глава VI

Присутствовать при крахе сильного человека всегда бывает неприятно, каким бы он ни был, плохим или хорошим. После признания Люси и проявленного ею смятения, Шанс подумал, что она потеряет сознание. Однако ей удалось, сделав огромное усилие, выпрямиться и произнести почти нормальным голосом:

— Во всяком случае, единственное, что я могу сказать,— анонимные письма писал подлый, дрянной человечишко!

Шанс обошел стол и сел на свое место. На его лице появилось выражение гадливости.

— Мне кажется, моя дорогая, вам не стоит сходить с ума. Не сомневаюсь, кто-то вздумал поиграть на затруднительном положении, в котором оказалась ваша семья. Возможно, ему даже доставляет удовольствие обливать вас грязью.

— Этот «кто-то» должен быть человеком, хорошо меня знающим! И меня это не удивляет. Я им всем знаю цену! — Люси говорила с непередаваемой яростью.

— Дети тоже пишут всякие гадости на стенах, заборах, в туалетах, в самых людных местах. Они как бы бросают вызов властям и наслаждаются собственной смелостью и удалью. Не сомневаюсь, капитан Полхэм быстро найдет виновного, кем бы он ни был! Что касается вас самой, Люси, ваша задача куда более важная и ответственная.

Она внимательно посмотрела на него.

— Вы думаете о Джефе?

— Конечно, и я беру на себя смелость утверждать, что если вы прислушаетесь к моему совету, то никогда об этом не пожалеете.

Шанс нетерпеливо заерзал в своем кресле.

— К чему все эти фантастические измышления о наследственном безумии?

— Измышления? Послушайте, Шанс, надо же отвечать за свои слова! Говорю вам...

— Лучше ничего не говорите! — оборвал ее Шанс.— Вчера вечером я провел два часа в обществе Беверли Уотсона, дяди Рекса, а Браун долго разговаривал по телефону с доктором Гивеном, военным врачом того подразделения, в котором служил Рекс. Так что ваша история ничем не подтверждается, Люси.

Она взглянула на него так, будто получила незаслуженную пощечину.

Шанс добавил:

— Возможно, вы считаете недружеским поступком то, что я зачеркнул красным карандашом вашу сказочку до того, как вы успели использовать ее против Рекса и его сына? Но, моя дорогая, Джеф — живой человек, а не игрушка. Кроме того, он женился на совершенно очаровательной девушке.

— Пусть она убирается к черту! — яростно заявила Люси.

— Вы поступаете как капризный ребенок, которому безразлично, сломает он новую игрушку или нет. Уж если говорить начистоту, мне вчера было стыдно за вас, когда я увидел, как вы обставили весь этот театрализованный прием с чаем, чтобы унизить избранника Анны. Хорошо, что из ваших замыслов ничего не получилось благодаря доктору Брауну и старой миссис Тауэрс!

Он замолчал. Перед его глазами возникла Ада Тауэрс, сброшенная с «кошачьего перехода» на сцену. За что ей выпала такая страшная смерть?

Он продолжал еще раздраженнее:

— Чем, скажите на милость, вам мешает замужество Анны? Могу в Какой-то мере допустить, что вас заботит судьба сына, хотя вы не сочли нужным хотя бы мельком взглянуть на его жену, а начали поносить ее и посылать к черту... Вам и в голову не пришло, что вы, самый близкий Джефу человек, расстраиваете его счастье, отравляете лучшие дни его жизни. Я считаю, вы должны немедленно сделать все, чтобы исправить причиненное вами зло!

— Джеф в курсе? — спросила она.

Шанс утвердительно кивнул головой.

Она буквально подскочила на месте.

— И вы не могли промолчать? Дурак!

— Ради него мы и занялись поисками знакомых его отца,— спокойно возразил Шанс.— Могу только добавить, что именно под влиянием Шарон Джеффри решил, что им следовало пойти к вам самим, а не действовать через посредника. Ради этого они вернулись в Нью-Йорк. Но, судя по вашему сегодняшнему поведению, я почти не сомневаюсь, что вы бы не постеснялись и ему поведать все эти возмутительные сказки. Не уверен, что после этого вы бы не потеряли Джефа. Он бы не перенес такого известия. Но настанет день, когда вы, Люси, поймете, что я действовал как ваш настоящий друг и...

Люси так сильно сжимала изящную сумочку, что косточки на пальцах побелели.

— Я не могу вам всего объяснить, Шанс,— сказала она наконец дрожащим голосом.— Порой я сама не знаю, что со мной творится. Тогда я теряю над собой власть, и мне бывает трудно взять себя в руки и остановиться...

— Ну, ну,— успокаивающе произнес Шанс.

— Как будто во мне бушует буря, вихрь, которому я не в силах противиться. Я бы охотно убила ту, которая отнимает у меня сына! Он же еще ребенок...