— Да?

— Мне показалось, что приоткрылась проходная дверь, которая ведёт со сцены в зрительный зал. Я уловил это краем глаза. Если не ошибаюсь — а я почти уверен, что не ошибаюсь, — это мог быть противный мальчишка.

— Но самого его вы не видели?

— Нет. Только слышал. — И Перигрин рассказал, почему он вернулся в зал и о чем говорил с Джоббинсом. Аллен попросил повторить ещё раз, чтобы, как он пояснил, ничего не упустить.

— Итак, вы решили, что избавились от мальчика, когда раздалось мяуканье, а потом хлопнула служебная дверь?

— Да. Джоббинс тоже так подумал. Мы попрощались и…

— Да?

— Я вдруг вспомнил… Знаете, что мы сказали друг другу? Я сказал: «Это ваше последнее дежурство», — а он ответил: «Верно. Последний выход в этой роли». Ведь реликвии должны были завтра, то есть уже сегодня, забрать, и Джоббинсу не пришлось бы больше торчать на лестничной площадке.

Гринслэд и Фокс сочувственно откашлялись. Аллен помолчал несколько секунд, потом уточнил:

— Итак, вы попрощались и ушли вместе с мисс Дюн. Через служебную дверь?

— Да.

— Она была заперта? Вам не пришлось отпирать её?

— Нет. Хотя подождите-ка… Кажется, дверь была заперта, но засова точно не было. Хокинс вошёл именно через служебную дверь. У него был ключ. Вообще-то он ответственный человек, из хорошей фирмы, хотя по сегодняшней ночи этого не скажешь. Он вошёл и закрыл дверь на засов.

— Да, по крайней мере, эту деталь удалось из него вытрясти, — сказал Аллен. — Больше вам нечего добавить?

— Нет вроде… Только мне все кажется, что была какая-то мелочь, про которую я забыл…

— А с чем она связана? Не помните?

— Не знаю… По-моему, с мальчишкой…

— Да?

— Кажется, я думал о постановке «Вишнёвого сада»… нет, не помню. Наверное, она не имеет никакого значения.

— Извините, Аллен, что я несколько увожу разговор в сторону, — начал мистер Гринслэд, — но мне необходимо спросить Джея по поводу спектакля. Как происшествие отразится на сезоне? Я незнаком с театральной практикой.

— Театральная практика, — несколько ядовито ответил Перигрин, — редко имеет дело с насильственной смертью.

— Не спорю.

— Но в то же время наше положение обязывает…

— Вот именно. Сезон должен продолжаться.

— Мне кажется, мы могли бы продолжать играть. Во всяком случае, мальчик-дублёр роль знает. Сегодня уже воскресенье… Это даёт нам шанс собраться, если только у полиции нет возражений. — Перигрин вопросительно взглянул на Аллена.

— В настоящий момент мне трудно что-либо обещать, но, думаю, мы закончим в «Дельфине» до вечера понедельника. Конечно, вам нужно знать гораздо раньше. Я бы предложил пока готовиться к спектаклю, а если ситуация неожиданно изменится, мы немедленно сообщим об этом.

— Но… но… лестничная площадка… — вдруг с ужасом припомнил Перигрин. — Её же надо будет…

— Боюсь, нам придётся снять часть ковра, — сказал Аллен. — Мои люди сделают это. Вы сможете чем-то заменить?

— Да, наверное, — пробормотал Перигрин, проводя рукой по лицу. — Да, мы что-нибудь придумаем.

— Мы забрали бронзового дельфина.

— Да? Конечно… Да, — слабо откликнулся Перигрин, а в голове у него простучало: «Господи, только бы не потерять сознание! Ни о чем не думать!»

— Ну, раз тут больше нечего делать… — произнёс мистер Гринслэд и поднялся, — нужно проинформировать мистера Кондукиса…

Он вздохнул и тут же застыл, поражённый внезапной мыслью.

— Пресса! Боже мой, пресса!

— Пресса уже толпится у театра, — мрачно откликнулся Аллен. — Пока мы отделались заявлением, что ночной сторож «Дельфина» погиб в результате несчастного случая, подробности которого ещё не выяснены.

— Надолго не отделаетесь, — проворчал мистер Гринслэд, яростно пытаясь просунуть руку в рукав пальто, затем дал Аллену номер своего телефона, мрачно бросил Перигрину, что будет ждать известий, и откланялся.

— Я вас больше не задерживаю, — сказал Перигрину Аллен, — но мне необходимо поговорить со всеми артистами и служащими театра сегодня же. Вижу, у вас тут есть список с адресами и телефонами. Если никто не откажется, я, пожалуй, вызову всех в «Дельфин». Так будет быстрее, чем таскать их в управление поодиночке.

— Хотите, я сам сообщу им?

— Вы очень любезны, однако лучше сделать это от имени полиции.

— Да. Конечно. Я не подумал.

— Если не трудно, предупредите всех, а мы организуем официальное дознание. Например, сегодня в одиннадцать утра.

— Если можно, мне бы хотелось присутствовать.

— Разумеется. До свидания.

Даже слабая улыбка так сильно изменила лицо суперинтенданта Аллена, что Перигрин с готовностью подал ему на прощание руку и добавил:

— Слава Богу, что среди этого кошмара хоть один раз можно было перевести дух.

— Да?

— Знаете, если бы они пропали, я скорее всего лишился бы разума. Вы… позаботитесь о них?

— Безусловно.

Перигрин ушёл. Аллен неподвижно и молча сидел за столом. Это продолжалось так долго, что Фокс наконец начал ёрзать и покашливать.

Аллен достал из кармана лупу и склонился над реликвиями, исследовал указательный палец перчатки, взглянул на изнанку отворота, швы, буквы ГШ и вышивку на тыльной стороне.

— В чем дело, мистер Аллен? — поинтересовался Фокс. — Что-нибудь не так?

— Увы, дорогой мой Братец Лис. Боюсь, что перевести дух уже никому не удастся. Во всяком случае — Перигрину Джею.

Глава 7

Воскресенье. Первая половина дня

— Я не стал тебя будить, когда пришёл, — сказал Перигрин. — Все равно уже светало. Я просто оставил записку с просьбой разбудить в семь и, как ни странно, заснул. Правда, мне снились кошмары.

Джереми стоял спиной к Перигрину, глядя в окно спальни.

— Это все? — спросил он.

— В каком смысле «все»?

— Больше ничего не случилось?

— Боже, тебе мало?!

— Да нет, я имею в виду только одно: ты хорошо взглянул на перчатку? — спросил Джереми, по-прежнему не поворачиваясь.

— Я видел её собственными глазами. Сержант принёс её Аллену вместе с документами, а потом они лежали на столе Морриса.

— Интересно, не повреждена ли она.

— Не думаю. Пойми, я её не разглядывал. Мне бы этого не позволили. Отпечатки пальцев, понимаешь ли, и все такое. Они прежде всего думают об отпечатках пальцев.

— Как они поступят с реликвиями?

— Не знаю. Наверное, сунут в сейф в Скотленд-Ярде, пока не закончится следствие, а потом вернут Кондукису.

— Кондукису… да.

— Мне нужно встать, Джер. Я должен позвонить Уинти, актёрам, дублёру и узнать о состоянии мальчика. Слушай, ты же знаешь человека, который занимается коврами. Позвони ему домой, нужно срочно заменить два-три квадратных метра коврового покрытия на лестничной площадке. Мы оплатим внеурочные, срочные и все что угодно.

— На площадке?

— Вот именно! — голос Перигрина сорвался. — Ковёр! На площадке! Он там перепачкан мозгами и кровью Джоббинса, ясно?

Джереми посерел.

— Извини. Я сейчас.

С этими словами он вылетел из комнаты.

Перигрин принял душ, побрился, с отвращением затолкал в себя пару яиц под ворчестерским соусом и поплёлся к телефону, который, как назло, здорово гудел и пищал. Было двадцать минут восьмого.

На южном берегу, в Саутвоке, суперинтендант Аллен поручил инспектору Фоксу заниматься рутиной, а сам отправился через Блэкфрирский мост в госпиталь Св. Теренции, где в тяжёлом состоянии лежал Тревор Вере. Рядом с его кроватью сидел констебль, засунув каску под стул и опустив на колени блокнот. Дежурная сестра и хирург проводили Аллена в палату.

— У ребёнка тяжёлое сотрясение мозга, — говорил хирург. — Возможен перелом крестца. Серьёзных повреждений внутренних органов, кажется, нет. Сломаны два ребра и правое бедро. Множественные синяки. Можно сказать, что ему повезло. Падение с высоты двадцати футов обычно обходится значительно дороже.

— А синяк на челюсти?

— Это загадка. На ручку или спинку кресла не похоже. Больше всего он напоминает последствия хорошего хука. Я, правда, не поручусь. Это мнение сэра Джейма — патологоанатома министерства внутренних дел.

— Так, понятно. Думаю, мне не надо спрашивать, когда мальчик придёт в сознание?

— Совершенно верно. Лично я понятия не имею.

— А что он сможет вспомнить? Хирург пожал плечами.

— Типичнейшим следствием сотрясения мозга является полная потеря памяти о событиях, происшедших непосредственно перед несчастным случаем.

— Увы.

— Что? Ах да, конечно. С вашей точки зрения это просто ужасно.

— Вы совершенно правы. Скажите, а можно измерить рост мальчика и длину его рук?

— Его нельзя трогать.

— Понимаю, но одеяло-то снять ненадолго можно? Это действительно очень важно.

Молодой хирург задумался на мгновение, потом кивнул сестре, которая отогнула одеяло и простыни.

— Я вам крайне признателен, — сказал Аллен три минуты спустя, снова прикрыв ребёнка.

— Если это все…

— Да. Ещё раз спасибо. Я больше не буду вас задерживать. Спасибо, сестра. Если позволите, я только обменяюсь парой слов с констеблем.

Констебль отодвинулся подальше от кровати.

— Вы прибыли сюда вместе с машиной «скорой помощи»? Вас скоро сменят. Вам передали инструкции мистера Фокса относительно ногтей мальчика?

— Да, сэр, но уже после того, как его вымыли. Аллен шёпотом ругнулся.

— Но я обратил внимание, сэр, — тут констебль с невозмутимым видом вытащил из кармана сложенную бумажку, — ещё в машине, когда его укрывали одеялом и засовывали под него руки, что ладони немного грязные, как часто бывает у детей, а ногти наманикюрены. А потом разглядел, что два ногтя оборваны, а под другими застряли красные волокна. Я осторожно вычистил их перочинным ножиком.