— Это верно, мосье, — подтвердила Элиза. — Пока они осматривали сейф, я вынула бумаги из сундука. Да, я сказала, что сожгла их. В конце концов, это почти правда. Я сожгла их при первой возможности. Мне надо было исполнить волю мадам. Вы видите, в каком я затруднительном положении? Мосье, вы ничего не скажете полиции? У меня могут быть серьезные неприятности.

— Я верю, что вы поступили так из лучших побуждений, мадемуазель Элиза. Все равно, понимаете, жаль… очень жаль… Но сделанного не воротишь, и у меня нет причин сообщать милейшему мосье Фурнье точное время уничтожения бумаг. Посмотрим, можно ли из этой книжечки извлечь что-нибудь полезное.

— Не думаю, мосье. — Элиза покачала головой. — Да, она делала тут какие-то пометки, но это только цифры. Без документов в этих записях не разобраться.

Она неохотно протянула книжечку Пуаро. Он взял ее и полистал. Карандашные заметки не совсем разборчивым почерком. Их было около двадцати, похожих одна на другую. За номером следовало несколько слов характеристики, вроде:

СХ 265. Жена полковника. Гарнизон в Сирии. Полковая касса.

ЖФ 342. Член палаты депутатов. Связь с делом Ставиского.

А в конце книжечки карандашом были нацарапаны для памяти числа и названия мест вроде:

Ле-Пинэ. Понедельник. Казино, 10.30. Отель

«Савой». 5.00. АВС. Флит-стрит, 11 утра.

Ничего законченного. Казалось, это скорее напоминания о чем-то себе самой, чем реальные даты встреч.

Элиза с волнением смотрела на Пуаро.

— Все это ничего не значит, мосье. Так оно на мой взгляд. Это было понятно мадам, а не постороннему человеку.

Пуаро закрыл книжечку и опустил себе в карман.

— Она может оказаться весьма ценной, мадемуазель. Вы правильно сделали, что отдали ее мне. И ваша совесть может быть совершенно спокойна. Мадам ведь никогда не просила вас сжечь эту книжечку.

— Это верно. — Лицо Элизы слегка просветлело.

— А раз у вас нет никаких указаний, стало быть, ваш долг — передать ее полиции. Я договорюсь с мосье Фурнье, чтобы вас не преследовали за то, что вы не сделали этого раньше.

— Мосье очень добр.

— Ну что ж, пойду догонять коллегу. — Пуаро поднялся. — Самый последний вопрос. Когда вы заказывали билет на самолет для мадам Жизели, вы звонили на аэродром Ле-Бурже или в контору компании?

— Я звонила в контору «Юниверсал Эрлайнз», мосье.

— В ту, что на бульваре Капуцинок?

— Верно, мосье, бульвар Капуцинок, двести пятьдесят четыре.

Пуаро занес номер в свою книжечку и, приветливо кивнув, вышел из комнаты.

Глава 11

Американец

Фурнье еще разговаривал со старым Жоржем. Сыщик был разгорячен и явно раздражен.

— Полиция всегда так, — басисто хрипел старик. — Один и тот же вопрос тысячу раз. И на что надеются? Что раньше или позже человек перестанет говорить правду и начнет врать? Только врать с толком, так, как угодно этим господам.

— Мне нужна не ложь, а правда.

— Очень хорошо. Я вам и говорю правду. Да, в тот вечер, накануне отъезда мадам в Англию, к ней приходила женщина. Вот вы показываете мне снимки и спрашиваете, узнаю ли я на них эту женщину. Я вам говорю то, что все время говорил — теперь я вижу не так хорошо — и уже смеркалось — и я не вглядывался. Я не узнаю эту даму. Даже если бы я столкнулся с ней лицом к лицу, я и то, наверное, не узнал бы. Вот! Повторяю это в четвертый или пятый раз.

— И вы даже не можете вспомнить, высокая она была или невысокая, брюнетка или блондинка, молодая или старая? В это верится с трудом!

Фурнье был раздражен и говорил с нескрываемым сарказмом.

— Ну так не верьте. Мне-то что! Хорошенькое дельце путаться с полицией! Один грех! Небось если бы мадам не убили на борту самолета, вы на меня, старика, и подумали бы. Это в вашем духе.

Пуаро, предвидя возможную реакцию Фурнье, поспешил взять его под руку.

— Пора, старина, — сказал он. — Желудок взывает. Простая, сытная еда — вот что нам сейчас требуется. Скажем, omlette aux champignons, sole a la Normande[41] и сыр из Пор-Салю с красным вином. Какое вино заказать?

Фурнье взглянул на часы.

— Верно, — сказал он. — Уже час. Говорить с этим животным… — Он гневно взглянул на Жоржа.

Пуаро ободряюще улыбнулся старику.

— Все ясно, — сказал он. — Безымянная дама была не высокая и не маленькая, не брюнетка и не блондинка, не худая, не толстая, но, по крайней мере, это-то вы нам скажете: была она шикарная?

— Шикарная? — повторил ошеломленный Жорж.

— Вы уже ответили, — сказал Пуаро. — Она была шикарная. И у меня есть идейка, друг мой — мне кажется, эта леди прекрасно смотрелась бы в купальном костюме.

Жорж вытаращил глаза.

— В купальном костюме? Как это — в купальном костюме?

— Так, возникла у меня одна идейка. Очаровательная женщина выглядит еще более очаровательной в купальном костюме. Вы согласны? Вот взгляните. — И он передал старику страницу, вырванную из «Скетча».

Старик чуть заметно вздрогнул. Наступило молчание.

— Так вы согласны, не так ли? — спросил Пуаро.

— Они здорово смотрятся, эти двое, — ответил старик, возвращая листок. — Можно сказать, на них ничего не надето.

— А, это потому, что мы теперь поняли, как благотворно действует солнце на кожу, — объяснил Пуаро. — К тому же это очень удобно.

Жорж снизошел до хриплого хихиканья и направился к себе, в то время как Пуаро и Фурнье вышли на залитую солнцем улицу.

За ленчем, меню которого набросал Пуаро, маленький бельгиец извлек из кармана черную записную книжечку.

Фурнье пришел в немалое возбуждение, хотя явно рассердился на Элизу. Пуаро за нее заступился.

— Это естественно, вполне естественно. Полиция? Одно это слово пугает людей ее общественного положения. Оно вовлекает их в нечто, им непонятное. И так повсюду — в каждой стране.

— Ну, здесь у вас явное преимущество, — согласился Фурнье. — Частный детектив всегда больше добивается от свидетеля, чем можно получить на официальном допросе. Тем не менее есть и другая сторона медали. У нас обширнейшие архивы — у нас под рукой целая система, огромная упорядоченная организация.

— Поэтому давайте сотрудничать, — улыбнулся Пуаро. — Омлет великолепен.

В перерыве между омлетом и камбалой Фурнье перелистал черную книжечку и карандашом пометил что-то в своем блокноте.

— Вы внимательно это прочитали, да? — Он поднял глаза на Пуаро.

— Нет, я только разок пролистал. Вы позволите? — Он взял книжечку.

Когда перед ними поставили сыр, Пуаро положил ее на столик, и сыщики снова переглянулись.

— Есть некоторые записи… — начал Фурнье.

— Пять, — откликнулся Пуаро.

— Согласен — пять.

Он прочел свои выписки:

— «СЛ 52. Английская леди. Муж. РТ 362. Врач. Харли-стрит. МР 24. Фальшивые древности. ХВБ 724. Англия, Растрата. ГФ 45. Покушение на убийство. Англия».

— Отлично, друг мой, — оценил Пуаро. — Наши мысли совпадают. Изо всех записей в книжечке только эти пять, по-моему, могут иметь отношение к лицам, бывшим в самолете. Давайте рассмотрим их по очереди.

— «Английская леди. Муж», — прочитал Фурнье. — Это вполне может относиться к леди Хорбери. Как я понимаю, она из числа завзятых игроков. Легко предположить, что она занимала деньги у Жизели. Обычно Жизель имела дело именно с такими клиентами. Слово «муж» можно толковать двояко. Или Жизель предполагала, что муж оплатит долги жены, или это угроза раскрыть ему некую тайну.

— Абсолютно верно, — сказал Пуаро. — Любая из этих версий вполне реальна. Лично я предпочитаю вторую, хотя бы потому, что готов биться об заклад, что дама, посетившая Жизель накануне полета в Англию, была леди Хорбери.

— Вы так полагаете?

— Да, и, наверное, вы думаете то же самое. В поведении нашего консьержа было, я бы сказал, нечто рыцарственное. Его упорный отказ вспомнить хотя бы что-нибудь о посетительнице для меня достаточно показателен. Леди Хорбери чрезвычайно обольстительная женщина. И кроме того, я заметил, как он вздрогнул — о, чуть-чуть, — когда я показал ему ее снимок в купальном костюме из «Скетча». Да, именно леди Хорбери приходила к Жизели в тот вечер.

— Она даже последовала за ней из Ле-Пинэ в Париж, — задумчиво проговорил Фурнье. — Должно быть, она находилась в отчаянном положении.

— Да-да, мне тоже так кажется.

Фурнье посмотрел на него с любопытством:

— Но это не соответствует вашим догадкам, а?

— Друг мой, я убежден, что обнаружил улику, но указывает она не на того… Я блуждаю в потемках. Улика верная, однако…

— А мне вы не хотите сказать, что это за улика? — спросил Фурнье.

— Нет. Возможно, я заблуждаюсь, решительно заблуждаюсь. И я могу сбить вас с толку. Нет, давайте еще поработаем каждый над своей версией. Продолжим рассмотрение персон из нашей книжечки.

— «РТ 362. Врач. Харли-стрит», — прочел Фурнье.

— Возможно, это указание на доктора Брайанта.

Опереться тут особенно не на что, однако не следует исключать подобной возможности.

— Этим, разумеется, займется инспектор Джепп.

— И я, — сказал Пуаро. — Я тоже приму участие.

— «МР 24. Фальшивые древности», — прочел Фурнье. — Есть вероятность, хотя весьма неопределенная, что это относится к Дюпонам. Сам я в это не верю. Мосье Дюпон — археолог с мировым именем. Человек безукоризненной репутации.

— Что тем более помогло бы ему в бесчестных проделках, — сказал Пуаро. — Дорогой мой Фурнье, вспомните, сколь безукоризненна была репутация, возвышенны чувства и достойна восхищения жизнь большинства мошенников — до разоблачения!