Агата Кристи - Смерть в облаках

– Сомневаюсь, что она даст согласие.

– Вы развелись бы с нею, будь у вас такая возможность?

– Вне всякого сомнения.

– Полагаю, – задумчиво произнесла Венеция, – ей известно об этом.

– Да.

Последовало молчание.

«Женщина с моралью кошки! – думала Венеция. – Уж я-то знаю ей цену. Но она хитра и осторожна…»

– И нет никакого выхода? – спросила она вслух.

Стивен покачал головой.

– Если бы я был свободен, Венеция, вы вышли бы за меня замуж? – спросил он.

Устремив взгляд в пространство между ушей своей лошади, Венеция произнесла тоном, который она постаралась лишить всяких эмоций:

– Вероятно, вышла бы.

Стивен! Она всегда любила его – с тех самых пор, когда они занимались танцами. И она нравилась Стивену – однако недостаточно сильно, чтобы это помешало ему безумно влюбиться в хитрую, расчетливую кошку…

– Как замечательно мы могли бы жить вместе… – мечтательно произнес Стивен.

Перед его мысленным взором проносились картины: охота, чаепитие с булочками, покрытая листьями сырая земля, дети… Все то, что Сайсли никогда не разделяла с ним и отказывалась ему давать. Перед его глазами словно опустилась пелена тумана. И тут до его слуха донесся все тот же подчеркнуто бесстрастный голос Венеции:

– Стивен, если б мы… уехали вместе, Сайсли пришлось бы развестись с вами.

Он резко оборвал ее:

– Господи! Неужели вы думаете, что я позволил бы себе пойти на это?

– Мне все равно.

– А мне – нет.

Его тон был категоричен.

«Ну вот, – подумала Венеция. – Какая жалость! Он напичкан предрассудками – но тем не менее очень мил. И мне не хотелось бы, чтобы он был другим».

– Ну ладно, Стивен, – сказала она вслух, – я поеду.

Венеция слегка коснулась крупа лошади каблуками. Когда она обернулась, чтобы попрощаться, ее глаза выразили все, что так тщательно скрывал ее язык.

Завернув за угол аллеи, она выронила хлыст. Проходивший мимо мужчина поднял его и с поклоном вернул ей.

«Иностранец, – подумала Венеция, поблагодарив мужчину. – Кажется, я уже где-то видела это лицо…» Она принялась перебирать в памяти события своего летнего отдыха в Жуан-ле-Пин, одновременно думая о Стивене.

Только когда Венеция уже достигла своего дома, в ее полусонном сознании внезапно вспыхнуло воспоминание.

Маленький человек, уступивший мне место в самолете. В суде говорили, что он детектив. И за этим тут же последовала другая мысль: что он здесь делает?

Джейн вышла на работу на следующий день после судебного следствия, испытывая душевный трепет.

Человек, называвший себя месье Антуаном, чье настоящее имя было Эндрю Лич и чьи претензии на иностранное происхождение основывались исключительно на принадлежности его матери к еврейской нации, встретил ее хмурым выражением лица, не сулившим ей ничего хорошего.

У него давно вошло в привычку говорить в здании на Брутон-стрит на ломаном английском.

Он обругал Джейн полной идиоткой. Почему она решила лететь на самолете? Что за безумная идея! Эта история может причинить его заведению непоправимый ущерб!

Дав выход накопившемуся раздражению, он позволил Джейн удалиться. Выходя из кабинета, она увидела, как ее подруга Глэдис подмигнула ей.

Глэдис была заносчивой эфемерной блондинкой, говорившей с начальством едва слышным, манерным голосом. В частной жизни она любила пошутить, и при этом в ее голосе появлялась хрипотца.

– Не волнуйся, моя дорогая, – сказала она Джейн, – старый осел сидит и наблюдает за котом, пытаясь угадать, в какую сторону тот прыгнет. И я уверена, кот прыгнет не в ту сторону, в какую он думает… Ой-ой-ой, идет моя старая дьяволица, черт бы ее подрал! Небось, как всегда, злая, словно мегера. Надеюсь, она не притащила с собой свою проклятую собачонку.

В следующую секунду Глэдис уже говорила едва слышным, манерным голосом:

– Доброе утро, мадам. Ваш милый, славный пекинес с вами? Я сейчас помою голову миссис Генри шампунем, и все будет готово.

Джейн вошла в соседнюю кабинку, где в кресле сидела женщина с волосами, окрашенными хной, и изучала свое отражение в зеркале.

– Дорогая, – сказала она, обращаясь к располагавшейся по соседству подруге, – я выгляжу сегодня просто ужасно…

– Вы так считаете, дорогая? – безучастно отозвалась подруга, лениво листавшая «Скетч» трехнедельной давности. – Мне кажется, вы выглядите сегодня так же, как и всегда.

При виде Джейн скучавшая подруга отложила журнал в сторону и воззрилась на девушку.

– В самом деле, дорогая, – сказала она, – вы в полном порядке, можете не беспокоиться.

– Доброе утро, мадам, – произнесла Джейн с той беспечной живостью, которую от нее ждали и которую она воспроизводила автоматически, не прилагая к этому ни малейших усилий. – Давненько мы вас не видели. Вероятно, ездили за границу?

– В Антиб, – сказала женщина с волосами, окрашенными хной, которая тоже смотрела на Джейн с откровенным интересом.

– Как славно! – воскликнула девушка с фальшивым восторгом. – Что у нас сегодня – мытье шампунем или окраска?

Женщина моментально отвела от нее взгляд и, наклонившись вперед, принялась внимательно изучать свои волосы.

– Думаю, неделю еще прохожу… О господи, какое же я все-таки страшилище!

– Дорогая, ну что вы хотите увидеть в зеркале в столь ранний час? – попыталась успокоить ее подруга.

– Дождитесь, когда мистер Жорж закончит заниматься вами, – сказала Джейн.

– Скажите, – спросила женщина, вновь устремив на нее взгляд, – это вы вчера давали показания во время судебного следствия?

– Да, мадам.

– Ужасно интересно! Расскажите, что там случилось.

Джейн приложила все усилия, чтобы удовлетворить интерес клиентки.

– Это действительно жуткая история, мадам…

Она принялась рассказывать, время от времени отвечая на вопросы. Как выглядела погибшая женщина? Правда ли, что на борту находились два французских детектива и что это дело каким-то образом связано со скандалами в правительстве Франции? Летела ли этим самолетом леди Хорбери? Действительно ли она так хороша собой, как об этом все говорят? Кто, по мнению Джейн, совершил убийство? Говорят, это дело пытаются замолчать в интересах правительства, и так далее…

Это испытание было лишь прелюдией к множеству других подобных. Все клиентки желали обслуживаться у «девушки, которая была в том самолете», а потом рассказывали своим подругам: «Представляете, помощница моего парикмахера оказалась той самой девушкой… На вашем месте я сходила бы туда – там вас очень хорошо причешут… Ее зовут Жанна… невысокая, с большими глазами. Она вам расскажет все, если вы хорошо попросите…»

К концу недели Джейн чувствовала, что ее нервы на пределе. Иногда казалось, что, если ее еще раз попросят рассказать о воздушном происшествии, она набросится на клиентку и треснет ее феном.

Однако, в конце концов, было найдено более мирное решение этой психологической проблемы. Джейн набралась смелости, подошла к месье Антуану и потребовала – в качестве компенсации морального ущерба – повышения зарплаты.

– Какая наглость предъявлять мне подобное требование! Я исключительно по доброте душевной держу вас здесь после того, как вы оказались замешанной в этой истории с убийством. Многие другие на моем месте, не столь добросердечные, как я, уволили бы вас незамедлительно.

– Это чушь, – холодно произнесла Джейн. – Я привлекаю клиентов в ваше заведение, и вам известно об этом. Хотите, чтобы я ушла, – пожалуйста. Я легко получу нужное мне жалованье в «У Анри» или в «Мезон Рише».

– И как люди узнают, что вы ушли туда? В конце концов, что вы собой представляете?

– Вчера, во время судебного следствия, я познакомилась с несколькими репортерами, – сказала Джейн. – Один из них вполне может позаботиться о том, чтобы публике стало известно о моем переходе на другую работу.

Опасаясь, что это правда, месье Антуан с большой неохотой согласился поднять Джейн зарплату. Глэдис от души поздравила подругу.

– В этот раз ты уделала Айки[28] Эндрю, – сказала она. – Если девушка не может постоять за себя, ее остается только пожалеть… Ты была просто восхитительна!

– Да, я могу постоять за себя, – отозвалась Джейн, с вызовом подняв голову. – Всю жизнь мне приходится отстаивать свои интересы.

– Да, это нелегко, – сказала Глэдис. – Но с Айки Эндрю нужно быть потверже. Теперь, после того, что произошло, он проникнется к тебе еще большей симпатией. Кротость не приносит в жизни ничего хорошего – к счастью, нам обеим она не грозит.

Постепенно рассказ Джейн, повторяемый изо дня в день с небольшими вариациями, превратился в часть ее обязанностей – в роль, которую она была вынуждена играть на своем рабочем месте.

Норман Гейл, как и обещал, пригласил ее в театр, а затем – на ужин. Это был один из тех очаровательных вечеров, когда каждое слово, каждое откровение выявляет взаимную симпатию и общность вкусов.

Они оба любили собак и не любили кошек. Они оба терпеть не могли устриц и наслаждались копченой лососиной. Им обоим нравилась Грета Гарбо и не нравилась Кэтрин Хэпберн. Они оба не любили полных женщин и слишком яркий красный лак для ногтей. Им обоим не нравились шумные рестораны и негры. Они оба отдавали предпочтение автобусу по сравнению с метро.

Казалось поразительным, что два человека имеют столько общего.

Однажды в салоне у Антуана, открывая сумочку, Джейн выронила письмо Нормана. Когда она подняла его, слегка зардевшись, к ней приблизилась Глэдис.

– От кого письмо, от друга? Кто он?

– Не понимаю, о чем ты, – ответила Джейн, еще больше заливаясь краской.

– Прекрати! Я знаю, что это письмо не от двоюродного дедушки твоей матери. Я не вчера родилась. Кто он, Джейн?

– Ну… один человек… Мы с ним познакомились в Ле-Пине. Он стоматолог.

– Стоматолог, – презрительно процедила Глэдис. – Наверное, у него очень белые зубы и ослепительная улыбка.