— Какая марка, я имею в виду?

— Объединенные кожевенные фабрики, Голливуд, Калифорния.

Борода Приама беспомощно упала на грудь.

Но сейчас дело было не в Приаме. Потому что глаза Делии вдруг неимоверно расширились при виде бумажника, а краска отхлынула у нес с лица. Потом губы беззвучно зашевелились, как будто прогоняли призрака.

Шок. Но отчего? От страха?

Да, страх, конечно, был, но он являлся лишь следствием шока, а не его причиной.

Внезапно Эллери понял, что за чувство вызвало у Делии шок.

Узнавание.

Он был совершенно сбит с толку и крепко призадумался. Ведь бумажник совсем новый. Она не могла видеть его раньше… Если только не… Кстати, и Приам его раньше не видел. Одинаковое ли впечатление произвел он на них? Эллери сомневался в этом. Их реакция была продиктована различными чувствами. Факт поразил обоих, но по-разному. Приам напоминал естествоиспытателя, которому ясны причины и ход стихийного бедствия, в том время как его жена была всего лишь случайной и потрясенной жертвой катастрофы. Эллери придержал свое разыгравшееся воображение. Нельзя делать поспешные выводы на основании всего лишь внешнего вида… Но и пытаться расспрашивать сейчас бесполезно. Эллери чувствовал в душе странную радость. Замечательно, как легко угасает страсть, стоит лишь узнать что-нибудь мерзкое о ее предмете. Сейчас, глядя на Делию, он не чувствовал ничего. Даже сожаления. Ему было противно вспоминать себя и свое мальчишеское ослепление.

— Делия, куда вы направляетесь?

Она шла к выходу.

— Мама!

Значит, Гроув тоже кое-что заметил. Он рванулся следом и схватил ее у самой двери.

— В чем дело?

Она сделала попытку освободиться.

— Господи, мой милый Гроув, как все глупо получается! Это уже выше моих сил. Бумажник, надо же! И такой красивый… Словно подарок Роджеру на день рождения. Пусти меня, Гроув. Я пойду распоряжусь насчет обеда.

— Да-да, мама. Конечно. — Мак опустил руки.

А Лаурел…

— Единственная вещь, способная настолько потрясти меня… — медленно произнес Китс, растягивая слова, — то есть если бы я был на месте мистера Приама…

Лаурел была единственная из всех, кто, казалось бы, никак не отреагировал на бумажник.

— …я бы просто не знал, какого черта сдался мне этот бумажник. Как слону сенокосилка, — закончил свою бессвязную речь Китс.

Да, Лаурел — единственная не отреагировала на бумажник, но когда она подняла глаза и увидела лицо Делии, на ее собственном лице проступило точно такое же выражение внезапного шока. Сначала — озарение, понимание, узнавание. Потом — шок. Точно так же. Но это не было озарением, узнаванием предмета как такового, как у Делии. Это было понимание состояния, испытываемого Делией. Как бы цепная реакция чувств.

— Если хорошенько сосредоточиться и подумать, то теперь во всех «подарках» можно усмотреть кое-что общее… — продолжал рассуждать Китс.

— Общее, — переспросил Эллери. — Что же это может быть, Китс?

— Мышьяк, дохлые лягушки, бумажник для человека, никогда не покидающего дом. Все это просто чертовски бессмысленно и бесполезно. Вот что общее.

Эллери рассмеялся.

— Ну вот и версия появилась. Как она вам, мистер Приам? В вашей власти или подтвердить, или опровергнуть ее. Был ли первый полученный вами подарок таким же бессмысленным? Что было в первой коробке?

Приам не поднимал головы.

— Мистер Приам! Что было в первой коробке?

Никакого ответа.

— Что все это значит?

Приам не реагировал.

— Можем мы взять этот бумажник на экспертизу? — спросил Китс.

Приам остался в той же позе.

— Мистер Куин, мне показалось, что я уловил одобрительный кивок, — заявил Китс, бережно заворачивая бумажник и запихивая его обратно в коробку. — Так что я заброшу вас домой и отправлюсь прямиком в лабораторию.

Они оставили Роджера Приама все в этой же позе полного безразличия ко всему на свете.


Китс ехал медленно, свободно скрестив руки на руле и неподвижно глядя перед собой, как будто там находилась сама истина. Он непрерывно жевал сигарету, как лошадь траву на выпасе.

— Да, я недооценивал Приама, — засмеялся вдруг Эллери. — Тертый калач.

Китс не разделял его веселости:

— Почему недооценивали?

— Я-то рассчитывал, что он потеряет присутствие духа и расколется хотя бы на этом, четвертом «предупреждении». Вместо этого он ушел в глухую защиту. Будем надеяться, что для нас это лишь временное поражение.

— Вы так уверены, что бумажник — тоже «предупреждение»?

Эллери рассеянно кивнул.

— Что до меня, то я отнюдь не так уверен, — сказал Китс почти жалобно. — Я никак не могу схватить суть происходящего. Все равно что голыми руками ловить рыбок в аквариуме… Мышьяк — еще куда ни шло, хотя я все равно понятия не имел, как быть дальше. Но после всего остального, что за этим последовало…

— Вы же не станете отрицать наличие этого остального, а? Мертвый пес — это факт. Первая коробка, полученная Приамом, — такой же реальный факт. И я твердо уверен, что дохлые лягушки и квакши нам тоже не приснились. А эта последняя коробка? Да, кстати, — Эллери возбужденно потер ладони, — помните, с чего все началось? Эта записка Хиллу?

— Ах, да, — кивнул лейтенант.

— Что — да?

— Записка. Что мы знаем о ней? — пожал Китс плечами. — Да ничего. Это же не она сама, а копия. Вдруг даже не копия? Может, это только так кажется? А Хиллу просто все померещилось в бреду.

— И мышьяк тоже померещился Хиллу, и полчища лягушек, и бумажник, да? — сухо возразил Эллери. — Вспомните, где и в каком состоянии сейчас находится Хилл… Нет, Китс, вы просто попались на удочку здравого смысла. Но вы имеете дело далеко не с простыми, не с разумными в обычном смысле слова поступками. Это — плоды богатой фантазии, и чтобы разгадать их значение, требуется не логика, а еще более изощренное воображение. — Эллери смотрел в пространство прямо перед собой. — И только способность к фантазии, к неожиданным поворотам мысли, к свободному полету воображения и может помочь нам обнаружить логику, связывающую все события в один ряд. Это все равно как установить, что побудило композитора составить определенные ноты в один аккорд.

— И каким же образом можно это установить? — табачные крошки высыпались из лопнувшей сигареты на грудь лейтенанту. — Отправленная пища, дохлые лягушки, семидесятипятидолларовый бумажник. И Бог знает что еще было в самой первой коробке. Судя по тому, что за ней последовало, — там могло оказаться что угодно: бивни мамонта или календарь для домохозяек 1897 года. Мистер Куин, эти вещи совершенно невозможно связать между собой. Они несопоставимы! — Китс всплеснул от избытка чувств руками, и машину круто рвануло в сторону. — Самое большее, что я могу допустить, — это что каждый случай имеет самостоятельное значение. Мышьяк, например, означал: «помни, как ты пытался отравить меня». Уже что-то более вразумительное! А лягушки? Они означают… Ну, что они означают, Куин?

Но Эллери отрицательно покачал головой.

— Единственное, в чем я совершенно уверен, — что между всеми на первый взгляд нелепыми событиями есть определенная связь. И самое главное — не только между событиями, но и между ними и прошлым Хилла и Приама. А также их общего врага. Более того — Приам прекрасно сознает эту связь, и именно это сознание медленно убивает его.

Нам остается только заставить заговорить Приама… или факты. Пока еще не поздно.

— Я бы предпочел Приама, — процедил лейтенант. И руки его затряслись от ярости.

Оставшийся путь они проделали в полном молчании.


Китс позвонил почти в полночь.

— Я подумал, Куин, что вам было бы любопытно поскорее узнать результаты экспертизы бумажника и коробки.

— Что там?

— Ничего. Единственные отпечатки пальцев принадлежат миссис Приам. Других нет. А сейчас я намерен, наконец, отправиться домой, чтобы убедиться в том, что я еще женат. Ну, как вам у нас в Калифорнии, а?

ГЛАВА XI

У дверей гаража Лаурел подозрительно оглянулась. Слава Богу, сегодня на ореховом дереве никого не было видно. Поблизости тоже. Лаурел проскользнула в гараж, где после яркого солнца глаза ее беспомощно блуждали в кромешной тьме, и нащупала свой остин.

— Привет, Мисс Отчаянная Голова!

— Мак! Черт возьми, ты!

Мрак слегка рассеялся. Из-за большого лимузина показалась огромная фигура.

— Мне сразу показалось, что у тебя что-то на уме, когда ты вчера вечером заявила, что намерена проспать чуть ли не до полудня. Что, деловая поездка, да?

Мак был вполне прилично одет. Надо сказать, что в одежде он выглядел просто великолепно. Почти так же великолепно, как и без одежды. Он умудрился не забыть даже головной убор — что-то вроде шотландской охотничьей шляпы с маленьким перышком украшало его голову. Он бодро потирал руки.

— Ну что, двинулись?

— Сегодня я хотела бы обойтись без тебя.

— Но почему?

— Просто хотела — и все.

— А есть какие-нибудь более веские причины?

— Ну… ты не совсем отдаешь себе отчет в серьезности моих поисков.

— Я? По-моему, я из кожи вон лез в недавнем сафари по зоомагазинам!

— Ох, да что с тобой поделаешь. Ладно, садись.

Лаурел выехала на Франклин-Роуд и свернула в западном направлении. Макгоуэн спокойно созерцал ее напряженный профиль.

— А теперь третий поворот направо, — сказал он. — Затем к западу до Фейерфакса, лево, лево руля, Шкипер!

— Мак, ты что — уже побывал там?

— Просто в Голливуде всего-навсего одна кожевенная фирма, и она расположена около Большого Фермерского Рынка.

— Господи, Мак, как я жалею, что впутала тебя в эту историю!