Найо Марш - Смерть в экстазе

– Ясно. Только в этот момент, но не раньше?

– Да, только в этот. Запах благовоний – сладкого миндаля, по словам причетника, – был слишком крепок и, кстати, здорово похож на запах яда.

Он быстро взглянул на Аллейна:

– Мою Кару убили. Я знаю.

– Вы сказали «моя Кара». Значит ли это, что вы и мисс Куэйн…

– Я обожал ее. Много раз предлагал ей стать моей женой. Увы, она меня не любила. Вся ее жизнь была посвящена религии. Я вижу, вы внимательно на меня смотрите, инспектор. Наверное, думаете, что я слишком спокоен? Ведь мы, французы, такие экспрессивные. Мне впору размахивать руками, закатывать глаза и устраивать истерики, как этот мальчишка Клод.

– Нет, месье де Равиньи. Я думал о другом.

– N’importe[1], – пробормотал француз.

– On n’est pas dupe de son cœur[2]… – начал Аллейн.

– Вижу, я вас недооценил, инспектор. Вы не разделяете расхожих взглядов на моих соотечественников. Кстати, у вас отличное произношение.

– Вы слишком добры, месье. Вам не приходила в голову мысль о самоубийстве?

– Зачем ей себя убивать? Она была красива и… любима.

– И богата?

– И богата.

– Вы следили за ее движениями, когда она взяла чашу?

– Нет, я не смотрел, – ответил де Равиньи.

– Вы тоже человек религиозный, иначе не оказались бы здесь, не так ли? – добавил Аллейн после паузы.

Месье де Равиньи уклончиво пожал плечами:

– Мне любопытны эта церковь и ее обряды. К тому же мысль о том, что все божества заключены в едином боге, соответствует моему характеру. В конце концов, надо же во что-то верить. Атеизм не для меня.

– Когда вы начали посещать храм?

– Дайте подумать… Около двух лет назад.

– А когда стали посвященным?

– Три месяца назад.

– Вы входите в число жертвователей? Простите, я вынужден задать этот вопрос.

– Разумеется, месье, долг прежде всего. Я жертвую небольшие суммы. Пять шиллингов после каждой службы и еще по фунту время от времени. Мой первый взнос составлял пять фунтов. Тогда этот храм только создавался. Я подарил чашу – старинную вещь, принадлежавшую моей семье.

– Красивый сосуд. Отличный образец барокко, – одобрил Аллейн.

– У этой чаши есть своя история. И еще, я подарил статуэтку. Справа от вас, месье.

Аллейн повернул голову и взглянул на статуэтку месье де Равиньи. Это было бронзовое изваяние грубоватой лепки, изображавшее расплывчатую обнаженную фигуру в крылатом шлеме, из которой вырастали какие-то еще более неопределенные и расплывчатые формы.

– Любопытно, – произнес инспектор. – Кто автор?

– Я, месье. В состоянии экстаза, – холодно ответил месье де Равиньи.

Аллейн бросил взгляд на его умное интеллигентное лицо и пробормотал что-то неразборчивое.

– Видите ли, у меня артистический характер, – объяснил француз. – Впрочем, я всего лишь дилетант. Немного леплю, немного пишу, comme ci, comme ca[3], – так, изящные безделушки. Немного коллекционирую. Я не богат, месье инспектор, но порой позволяю себе кое-какие мелочи.

– Замечательный образ жизни. Могу вам только позавидовать, месье. Но давайте вернемся к делу.

Инспектор Фокс на заднем плане что-то невнятно пробасил, словно хотел процитировать: «Revenons a nos moutons»[4], – но запутался в произношении.

– Я слышал, – продолжал Аллейн, – что у мисс Куэйн не было родных в Англии. Но какие-то родственные связи у нее все-таки должны быть?

– Нет, никаких. Она сама мне говорила. Кара – единственный ребенок в семье и круглая сирота. Она выросла в монастыре за границей. Оба ее опекуна умерли.

– Так вы познакомились с ней за границей?

– Да, во Франции, несколько лет назад, в доме моего друга.

– И мисс Куэйн ввела вас в это общество?

– Нет, месье. Увы, это была моя инициатива: я сам пригласил ее сюда.

– Хорошо, вернемся к связям мисс Куэйн. С кем она поддерживала отношения?

– Со своим адвокатом.

– Ну да, само собой. Вы его знаете?

– Понаслышке. Дайте вспомнить. Его зовут… черт… что-то вроде Ратс. Нет. Раттингтаун? Нет.

– Может быть, Раттисбон?

– Точно! Вы с ним знакомы?

– Немного. Что будет с ее деньгами, месье де Равиньи?

Француз выразительно повел плечами, поднял брови, выпучил глаза и надул губы.

– Понятно, – сказал Аллейн.

– Насколько мне известно, – добавил де Равиньи, – большая часть пойдет на этот храм. Пять тысяч ценными бумагами уже лежат в сейфе. Но это не все. Кара говорила мне, что изменила завещание в пользу церкви. Тогда я и услышал о мистере Ратсе.

– Ясно, – кивнул Аллейн. – Давайте поговорим о другом. Что вам известно о подготовке чаши к церковной церемонии?

– Ничего, месье. Я не интересуюсь подобными вещами. Знание лишних подробностей может повредить духовной жизни. Такой уж у меня характер.

– Предпочитаете не заглядывать за кулисы?

– Именно так. Разумеется, должны быть какие-то секреты. Ясно, что вино в чаше вспыхивает не просто так, но я не хочу вникать в такие мелочи. Меня интересует результат.

– Понимаю, – согласился Аллейн. – Что ж, думаю, на этом все. Тысяча благодарностей за то, что были так любезны.

– Ну что вы, месье. Это вы были очень любезны. Если я смогу быть вам чем-то полезен… Я понимаю, что дело деликатное, но если понадобится моя помощь… В общем, я готов на все ради поимки мерзавца. Скажем, дополнительные расходы и тому подобное – вы понимаете?

– Вы слишком добры, но…

– Tout au contraire, monsieur[5].

– …но в первую очередь нам нужна информация. Не возражаете, если мы вас обыщем, месье?

– Возражаю, месье, но все же повинуюсь.

Фокс обыскал его и не нашел ничего, кроме денег, чековой книжки и фотографии.

– Mon Dieu![6] – воскликнул месье де Равиньи. – Неужели обязательно хватать ее своими лапами? Верните мне карточку.

– Пардон, месье, – ответил Фокс и поспешно отдал снимок.

– Это Кара Куэйн, – объяснил француз Аллейну. – Простите, что был резок.

– Уверен, инспектор Фокс на вас не в обиде. Спокойной ночи, месье де Равиньи.

– Спокойно ночи, месье инспектор.

– Что ж, – заметил Фокс, когда француз ушел, – это абсолютно правильный подход. Как только вы заговорили с этим джентльменом на его языке, он стал послушным, как овечка. Вот что значит знание языков! Оно ставит вас, так сказать, на равную ногу с собеседником. Странно, почему вы не провели всю беседу на французском.

– Фокс, – покачал головой инспектор Аллейн, – порой вы заставляете меня чувствовать себя круглым дураком.

– Я? – искренне удивился Фокс.

– Да, вы. Скажите, что вы о нем думаете?

Фокс медленно провел по лицу своей «лапой».

– В общем, ничего, – протянул он, – хотя… Странно, сэр, что оба джентльмена предлагают финансировать полицейское расследование. В первый раз такое слышу. Правда, оба – иностранцы. Что до мистера Огдена, то мы слышали про такую вещь, как «рэкет», не так ли?

– Верно, – сухо согласился Аллейн. – Возможно, в Штатах его предложение показалось бы не столь уж необычным.

– Огден слишком хорош, чтобы быть настоящим, – гнул свое Найджел. Он мрачно добавил: – Можете мне поверить, он пытался вас подкупить.

– Подкупить? Зачем, мой дорогой Басгейт? Чтобы поймать убийцу?

– Не говорите ерунды, – обиженно вскинул голову Найджел.

– А месье де Равиньи тоже покушался на честь нашей полиции?

– Де Равиньи – француз, – пожал плечами Найджел. – Всегда на нервах, и… и… идите вы к черту.

– Я думаю, – вставил Фокс, – нам стоит взглянуть на ту бутылочку в шкафчике, о которой говорил мистер Уитли.

– Согласен. Давайте навестим гнездышко мистера Гарнетта. Кстати, где он сам? Все еще в ризнице?

Словно в ответ на его вопрос, дверь в ризницу отворилась, и в зале появился мистер Гарнетт. Он уже переоделся и теперь был облачен в какое-то длинное одеяние из плотной темно-зеленой ткани. Сопровождавший его констебль в штатском остановился в дверях, глядя на священника с брезгливым недоумением.

– А, инспектор! – весело воскликнул отец Гарнетт. – По-прежнему на своем посту? Трудитесь в поте лица?

– Примите мои извинения, – сказал Аллейн. – Не было необходимости заставлять вас ждать. Вы могли сразу вернуться в свои комнаты.

– А что, я задержался? Видите ли, я занимался медитацией и достиг третьего уровня экстаза, где времени не существует.

– Рад за вас.

Из комнаты отца Гарнетта появился Бэйли и подошел к инспектору.

– Там мисс Уэйд, сэр, – доложил он, – она вроде как отключилась. Думаю, заснула.

Аллейн посмотрел на Фокса, а Фокс на Аллейна.

– Боже правый! – воскликнул инспектор Фокс.

– И все его ангелы! – подхватил инспектор Аллейн. – Наверное, я и сам впал в экстаз. Совсем о ней забыл. Простите, ради бога! Приведите сюда даму, Бэйли.

– Слушаюсь, сэр.

Отец Гарнетт стоял с таким видом, словно предпочел бы остаться, но его твердо выпроводили из зала. Он встретился с мисс Уэйд на ступеньках алтаря.

– О, бедная душа! – сочувственно произнес отец Гарнетт. – Утомлена? Пала духом?

Мисс Уэйд перевела взгляд с Бэйли на священника.

– Отче, – прошептала она. – Они ничего не заподозрили… Они…

– Мужайтесь, леди! – быстро и громко перебил ее отец Гарнетт. – Мужайтесь! Мы все в надежных руках. Я буду за вас молиться.

Он прошел мимо нее и под присмотром Бэйли направился к себе. Мисс Уэйд проводила его взглядом и снова повернулась к лесенке. Она подслеповато прищурилась в зал. Аллейн подошел к ней.

– Простите, ради бога, что заставил так долго ждать.

Мисс Уэйд с сомнением окинула его взглядом.

– Уверена, вы выполняли свой долг, офицер, – ответила она.

– Вы очень любезны, мадам. Не хотите присесть?

– Благодарю вас.

Она присела на краешек стула и выпрямила спину.

– Мне нужно задать вам несколько вопросов, – продолжал Аллейн. – Это входит в мои обязанности.